Агаша молча лежала на соломе.
«Уж лучше бы она плакала или стонала», – подумалось Варе. Это молчание и застывший взгляд одним глазом вверх казались страшными. Почти такими же страшными, как её лицо.
Варя особенно переживала за глаз. Волосы что? Отрастут. Хотя девице лысой быть ох как тяжело, но без глаза остаться ещё хуже. Варя лихорадочно пыталась понять, что же делать. Прикрыть чем-нибудь? Наложить повязку? Да, наверное, так будет лучше.
Девушка огляделась по сторонам. Конечно, в конюшне всего нужного не найти. Надо идти в усадьбу.
Мимо туда-сюда проходил Андрей, бросал мельком взгляд на искалеченную девушку, но ничего не говорил, занимался своими делами.
– Андрей, – обратилась Варя к парню, – есть ли в деревне какая-нибудь лекарка?
– Есть. Но не пойдёт она сюда.
– Почему? – спросила Варя и тут же упрекнула себя в глупости. Конечно же боится. Глафира Никитична может и на неё разъяриться.
– А ночью? Тайком?
– Сычиха и ночью, думаю, не пойдёт. Эта не будет рисковать своим здоровьем. Да и толку от неё немного. – Андрей замолчал, и по образовавшейся паузе Варя поняла, что есть ещё кто-то.
– А кто пойдёт?
– Есть ещё Несупа… Только и он не пойдёт.
– Тоже боится?
– Да нет. Тот никого не боится. Его все боятся. Только он не пойдёт. К нему везти девку надо.
– Ты поможешь?
– Помогу.
Варя пошла в дом. До ночи далеко, надо подумать, что она может сделать сейчас.
Хорошо, что Глафира Никитична уехала с утра к своему племяннику. Как смотреть ей в лицо, Варя всегда затруднялась, а после таких выходок – тем более.
Девушка чувствовала, как её переполняет ненависть. И ненависть, и растерянность. Как она сама должна относиться к своей благодетельнице?
Как-то Варя написала любимой подружке по пансиону Сонечке. Рассказала про свою жизнь и про то, что невыносимо видеть жестокость своей благодетельницы. А вместо Сонечки ответ пришёл от Сонечкиной маменьки. И в своём письме она гневно упрекала саму Варю и в глупости, и в неблагодарности, и в отсутствии благородства. То письмо ужалило Варю своей несправедливостью, но и заставило сомневаться в себе.
На что имеет право нахлебница? Бедная родственница, которую приютили из милости? Наверное, ни на что. Поэтому свои чувства она теперь держала при себе. Делала всё, что подсказывала ей её совесть, но вслух выражать свои сомнения она больше не будет.