Следующая ночь выдается темной и холодной.
Расул и Буба приезжают ближе к полуночи. К этому времени мы с Лукой, уже полностью одетые в спортивную одежду и кроссовки, привезенные нам заранее, ожидаем в гостиной.
Нервничаю так, что руки трясутся.
Сын, прижав к груди злосчастную игрушку Алило, оставившую след на моей щеке, не замолкает:
– Куда мы едем, мамочка? Пожалуйста, только не к папе…
– Нет, конечно!!! – спешу его успокоить.
Расул на наши слова никак не реагирует. Ловко подхватывает Луку на руки и несет в сторону микроавтобуса. Размещает на заднем сиденье и отходит, уступая дорогу мне. В нос ударяет аромат мужского парфюма. Я пытаюсь выбросить роящиеся в голове мысли о том, что раньше Хаджаев предпочитал более терпкие и горькие нотки. Наверное, эту туалетную воду выбирала жена…
Злюсь на себя, что вообще об этом думаю. Зачем?
Проигнорировав вытянутую для меня ладонь, залезаю в салон и пытаюсь разместить сына поудобнее.
– Тебе удобно?
– Да, мамочка. А куда мы едем?
– Мы едем в другой город, Лука.
– В другой город?
– Да. В путешествие.
– Я люблю путешествия!..
– Я знаю, сынок, поэтому Расул и предложил нам посетить его город.
Лука замолкает.
Я накрываю сына своим легким пальто и толкаю сумку с вещами подальше под сидение. Когда дел больше не остается, сажусь напротив Расула. В передней части салона. Избегать общения в условиях совместной поездки – это глупо и совершенно по-детски.
Заметив на себе внимательный взгляд, благожелательно улыбаюсь.
– Он боится отца? – спрашивает Расул тихо.
– Да.
– Герман бил его? – карие глаза становятся черными.
– Нет. Его он не бил…
Мы оба отворачиваемся к окну.
Автомобиль выруливает на поле, а затем покидает его, оказываясь на проселочной дороге, по которой мы приехали. Сейчас кажется, что это было очень давно, хотя в охотничьем домике мы прожили совсем немного.
– Ты уже решил, где мы будем жить? – интересуюсь задумчиво.
Он делает вид, что с трудом отводит взгляд от дороги.
– Да. Я все решил.
– Нам понадобятся кое-какие вещи…
– По приезду все приобретем, Таня.
– У меня есть некоторые сбережения в банке, но сейчас, как ты понимаешь, воспользоваться ими я не могу. Поэтому, как только ситуация изменится, я всё тебе верну. Обещаю.
Расул усмехается так, будто его что-то в моих словах умиляет.
– Я буду ждать! Обязательно верни!
Опять злюсь.
Как у него так получается? Одной фразой указать на мое место?
Отвлекаюсь на пролетающие мимо деревья. А в груди пусто. В душе полный раздрай.
Что с нами будет, где мы будем жить? Понравится ли нам в Республике и как отнесутся к этому знакомые Расула?
Но главное: как отнесётся к нам его жена? Женщина, на которой он женился сразу после того, как оставил меня.
Все эти вопросы не дают мне искренне радоваться тому, что с каждым новым километром расстояние между Германом и нами увеличивается.
Лука покашливает в тишине. Некритично, но за сегодняшний день не в первый раз. Это настораживает. Бросив нечаянный взгляд на Расула, замечаю, что он пристально за мной наблюдает.
В салоне полумрак. Только отсвет от фар, озаряющих дорогу.
– Что? – спрашиваю чуть раздраженно.
– Ничего.
– У меня есть ощущение, что ты все время хочешь мне что-то сказать, – не сдерживаюсь.
– Если бы я хотел, я бы сказал. А вот ты почему-то нервничаешь…
– Боюсь, что Герман нас найдет, – тут же смягчаюсь.
– В Республике? Как? Он знает, что у нас были отношения, Таня? Ты делилась об этом с мужем?
– Отношения? – горько усмехаюсь. – Ты хотел сказать, что мы какое-то время спали, а потом ты все прекратил, вместо объяснений одарив меня цветами?
Расул вздыхает так тяжело, будто уже жалеет, что затеял этот разговор.
– Прости, – тут же смущаюсь и уже чуть тише объясняюсь: – Про тебя конкретно Герман не знает. Когда мы только познакомились, я говорила, что встречалась с одним… мудаком, но, как бы сказать…
– Что?
– Тогда я еще не знала, кто окажется настоящим мудаком!..
– Ты всегда умела делать поспешные выводы и принимать глупые решения.
Он все такой же спокойный и уравновешенный, а я вдруг завожусь. Мы, вообще-то, обсуждаем то, как некрасиво и не по-мужски Расул меня бросил. Неужели он не может извиниться хотя бы за это?
Прикрыв глаза, отправляюсь в воспоминания…
… Это случилось после смерти Эльдара. Самого младшего из братьев Хаджаевых. Ему было всего восемнадцать, и он умер от передозировки. Расул переживал. Я всячески помогала ему справиться, но все изменилось, когда в Дубай прилетел их отец.
Рашид Хаджаев – старый дьявол. Самодур с комплексом кавказского бога. Я сразу ему не понравилась. Это чувствовалось во всем. Во внимательном, чуть пренебрежительном взгляде и в том, как сухо и свысока мне отдавались приказы. В этом, кстати, они со средним сыном похожи.
Молчать я не умею и лебезить перед стариком мне смысла не было. Несколько раз мы крепко с ним повздорили. Он оскорблял меня, я в ответ – его. Расул был в гневе.
Он просил меня не отсвечивать и переждать время, пока отец находится в Эмиратах, но оставить свою работу мне было не на кого. А дел было предостаточно. Амиру досталось втройне: нужно было уделять внимание бизнесу, они расстались со Златой, и самое худшее – именно старшего сына отец обвинил в смерти Эльдара.
Боже, какими словами обзывал Рашид Амира… Неудивительно, что теперь они не общаются.
С каждым новым днем мы с Расулом теряли какую-то близость. Он отдалился от меня. А потом просто уехал…
Провалившись в поверхностный сон, вздрагиваю, когда мы плавно останавливаемся. Тело бьет лихорадкой. Кажется, что в салоне очень холодно. Это, скорее всего, от недосыпа, но ощущается неприятно.
– Платная дорога, – негромко сообщает Буба. – Транспондер. Едем дальше.
Снова смотрю на Расула. Закусив губу, словно маленький воришка, быстро изучаю спящее, мужественное лицо, широкие плечи, сложенные на груди руки с длинными, ухоженными пальцами и широко расставленные колени.
– Спи, Таня, – не открывая глаз, уверенно приказывает.
Я в душе шиплю, словно дикая, африканская кошка. Как у него получается выводить меня одним словом из трех букв? Просто «спи»! И я, мать твою, в бешенстве! Даже с учетом того, что разучилась перечить мужчине за эти три года.
– Я замерзла, – хоть как-то оправдываю свое любопытство.
Грудь Расула становится в два раз больше от громкого вздоха. Наклонившись, он снимает кожаную куртку и передает ее мне.
– Надень.
– Спасибо тебе, – шепчу, укутываясь в тепло его сильного тела.
Сердце щемит.
– Спи! – снова выводит меня из себя.
– Конечно! – закатываю глаза и цокаю. – Спасибо, что подсказываешь, что мне делать. Этого, знаешь ли, в жизни очень не хватало…
Защелкиваю рот на замок, обнимаю мягкую ткань куртки и всячески сдерживаюсь, чтобы больше не язвить на невозмутимый, густой смех, распространяющийся по салону.