– Кажется, это за вами, – кивает полицейский на моргающий слепящими фарами микроавтобус.
Как настоящий мужчина, он не бросил даму в беде и почти два часа провел в лесу.
Кое-как приглядевшись, замечаю, что номера на пожаловавшем от Хаджаева транспорте немосковские. Окна наглухо затонированы, а над водителем, на крыше установлен проблесковый маячок.
– Серьезный человек этот ваш знакомый, – почесывает затылок Афанасьев. Смотрит на меня с интересом.
– Это точно, – шепчу, разворачиваясь к своей машине. – Тот еще зануда.
Проверив, что за мной никто не идет, извлекаю из сумки ножницы и распарываю кожаную обивку на спинке водительского кресла. Разбирать его аккуратно времени нет. Бумагу за бумагой достаю доказательства ненормального поведения Германа: справки из травмпунктов с моими постоянными, «случайными» увечьями, заключения от педиатров и детских неврологов о том, в каком состоянии был мой сын, когда мы с мужем только поженились. Здесь же фотографии с камер видеонаблюдения, установленных в нашем дворе. Кажется, в тот день я выбесила мужа тем, что не убрала самокат Луки в гараж и Гера, не посмотрев в зеркала, резко сдал назад. Наехал на меня. Случайно опять же.
Спрятав «досье» в потайном кармане сумки, забрасываю ее на плечо и потуже завязываю пояс на пальто. Несмотря на это, под него забирается ледяной ветер. Он волнует шелковую ткань сорочки и вызывает озноб.
Аккуратно беру из кресла Луку, который спустя несколько часов истерики, после увиденного в своей комнате, наконец-то успокоился и уснул. Поправляю сыну шапочку, натягивая ее на уши.
Иду к дороге. Не оглядываясь. Душа рвется на части от неизвестности, но я с каждым шагом приближаюсь к микроавтобусу.
– Здравствуйте, – здороваюсь с мужчиной в строгом костюме. Явно кавказцем.
– Доброй ночи, Татьяна. Меня зовут Буба, – он быстро обстреливает взглядом стоящие на лесной дороге машины и тянет на себя дверь, чтобы помочь нам устроиться в салоне.
– А ваш автомобиль? – кричит Афанасьев, заглядывая внутрь.
– Я потом заберу, – на самом деле ключи я оставила там же. – Всего вам хорошего, капитан. И спасибо за помощь.
Мы долго едем куда-то. Сначала по трассе. Потом по Москве и снова оказываемся за городом. Я периодически засыпаю, ежусь от холода и прошу водителя добавить температуру на климат-контроле.
Один раз все же интересуюсь о месте нашего назначения, но мне сухо отвечают: «Расул Рашидович дал указание не говорить».
– Мне нужно заехать в магазин, – прошу сонно.
– Не положено.
– Но у нас даже еды нет!
– Не положено.
– Там вода хотя бы есть?
Мужчина с идиотским именем, которое я не запомнила, смотрит на меня в зеркало, как на дуру.
– Есть, – отвечает коротко.
Мне ведь не послышалась улыбка в голосе?
Отвернувшись к окну, горестно вздыхаю. В груди периодически тянет, нервы на пределе. Пытаюсь запомнить дорогу по указателям, но на третьем названии оставляю эту затею. После моего вынужденного, можно сказать, декретного отпуска, памяти почти не осталось.
Мы проезжаем небольшой коттеджный поселок и сворачиваем… в поле. Когда пересекаем его, в лесу я замечаю двухэтажный деревяный дом, огороженный высоким забором из черного профлиста.
Приобняв Луку, осматриваю местность. Кажется, что вокруг ни души. Жутко становится.
– Приехали, Татьяна.
– Мы здесь будем одни? – удивленно спрашиваю.
– Расул Рашидович на давал указаний охранять. Сказал доставить.
Стиснув зубы, закидываю сумку на плечо и подхватываю сына. Кажется, за время, пока мы ехали на улице, стало еще холоднее. Зима на пороге, а у меня ни одежды, ни денег…
– На самом деле, дом оборудован сигнализацией, – почему-то смягчается водитель. Видимо, почувствовав мой страх. – И места здесь тихие. Можете не переживать за это. Никто вас не побеспокоит. А ежели чего дежурная бригада будет через минут семь. Они из соседнего поселка приедут.
Я немного успокаиваюсь. Иду за водителем по узкой, заснеженной дорожке и дышу чистым воздухом. Лука, слава богу, даже не шелохнулся. Как я буду ему объяснять, где мы оказались и зачем? Не знаю.
– Проходите. Замок электронный. Сейчас я вам включу газовый котел. Через пару часов в доме станет тепло. Одеяла, постельное, полотенца – все в кладовой под лестницей. Разберетесь?
– Постараюсь, – неловко улыбаюсь.
В гостиной пахнет хвоей и чем-то домашним. Новым годом, радостью, счастьем. Тем, чего у меня давно не было.
Когда зажигается свет, разглядываю стены, обитые брусками, каменный пол и высокие потолки с кованными люстрами. Похоже на охотничий домик, только премиум-класса. Для избранных и богатых.
Аккуратно устроив Луку на диване, ставлю сумку на пол и разуваюсь.
– Еда есть на кухне. В морозилке мясо. В шкафу: крупы, консервы, аптечка. Вода из крана артезианская. Скважина свежая. Можете кипятить, если не доверяете. Чайник сами найдете.
– Спасибо. – мямлю.
– В ванной комнате тоже все есть. Только водонагреватель заранее включите. И будьте осторожнее с ребенком – кипяток сразу шпарит. Ошпарится малой.
– Спасибо вам… – уже гораздо искреннее благодарю и смущенно приподнимаю брови кивая.
– Буба, – бубнит он отворачиваясь.
Я впервые за ночь улыбаюсь.
– Спасибо вам, Буба. Правда.
Слезы на глаза наворачиваются. Столько всего пережила за эту ночь. Хочется скорее помыться.
Когда Буба прощается и мы остаемся одни, скидываю пальто и внимательно изучаю дом. Наверху две спальни и душевая, а под первым этажом обнаруживается дверь, ведущая в сауну. Заглядываю в окна, но кроме высокого забора и заваленного строительными материалами двора, ничего не вижу.
Поначалу здесь кажется жутко, но потом я осваиваюсь. Проверяю, заперта ли дверь, рассматриваю установленный щиток сигнализации с горящей красной лампочкой и выдыхаю с облегчением.
Лука просыпается поздно. И на удивление в хорошем настроении. Вопросов лишних не задает, ест наспех заваренную овсянку и находит пульт от телевизора.
– Мама, а папа нас здесь не найдет? Мы прячемся?
– Да, – вздыхаю. – Как прятки.
– Мы ведь его больше не увидим? – спрашивает Лука с надеждой.
Я старательно перевожу тему и прошу его достать игрушки из сумки. Захватив пару сменных комплектов и любимые вещи для сына, я совершенно забыла о себе, поэтому принимаю душ и, замотавшись в полотенце, отправляю сорочку с бельем в стиральную машинку. Порошок отыскивается в ящике под мойкой.
Так проходит два дня.
Ощущения странные. Я никуда не тороплюсь и не пытаюсь успеть, как обычно. В свободном режиме готовлю нам еду, днем мы обычно гуляем вокруг дома, а вечером валяемся на диване возле телевизора. У меня нет телефона или планшета, меня никто не контролирует и не проверяет. Это радует и одновременно пугает. Слишком быстро все произошло.
Страх неожиданно приходит ко мне на третью ночь. Кажется, бояться вообще стало моей традицией. Проснувшись от шума заезжающего на территорию автомобиля, мгновенно прихожу в себя. Правой рукой накрываю спящего Луку, левой стискиваю рукоятку приготовленного на всякий случай ножа.
Приподнявшись, зажигаю ночник.
Сигнализация издает три длинных звука и замолкает. Дверь открывают. И снова шаги на лестнице.
От каждого в голове разливаются воспоминания о Германе.
Бам-бам-бам. В ушах шумит. Сердце лупит по ребрам.
Опустив взгляд на нож, думаю о том, готова ли я буду с помощью него защитить себя и сына?
Сомневаюсь.
Когда узнаю Расула в дверном проеме, казалось бы, можно выдохнуть. Но нет. Пульс только усиливается. Щеки вспыхивают.
Три года не такой большой срок, но Хаджаев и не думал меняться: ровно остриженные черные волосы, модная небритость на лице, деловой костюм, будто советник главы Республики только что вышел с благотворительного вечера и, оставив жену в машине, забежал к нам.
Увы. Расул чужой. И никогда моим не был.
Прислонившись к стене, он молча оценивает взглядом моего спящего под одеялом сына и… меня. Лицо, растрепанные волосы, обнаженные плечи. Вспомнив, что я все еще в одной шелковой сорочке, смущаюсь и прикрываю грудь рукой.
– Привет, – проявляю банальную вежливость.
– Привет. Ты так рада меня видеть?
– В смысле? – пугаюсь, чем себя выдала.
Заметив, что держу нож, четко направленный на Хаджаева, прихожу в себя.
– Прости, пожалуйста, – опускаю руку. – Это по привычке…
– Интересные у тебя появились привычки, – замечает он, забрасывая руки в карманы брюк. – Это ведь как-то связано с синяком в пол-лица?
Инстинктивно дотрагиваюсь до скулы и морщусь от боли. Расул резко отталкивается спиной от стены и стремительно направляется к выходу:
– В сауне есть халаты. Оденься, Таня, и я жду тебя на кухне. Поговорим…