Не знаю как, но я продолжаю натянуто улыбаться, а дальнейший диалог выходит вполне естественным. Мадина, пересев за стол, обращается к моему сыну:
– Здравствуй, Лука.
– Здравствуйте, – отвечает он излишне настороженно.
Черные, раскосые глаза, подведенные тончайшими, «лисьими» стрелками, внимательно осматривают детское лицо. Взгляд соскальзывает выше, на меня, и замирает.
– Приятно познакомиться, Таня, – говорит она.
– Мне тоже, – как-то неловко киваю.
На самом деле, нет. Мне неприятно.
Тереблю рукав детской куртки.
Я все выскажу Хаджаеву при встрече. Почему ничего не сказал? Не предупредил? Он… издевается надо мной? Да?.. Знает, как я переживаю и специально это делает? Может, даже чувствует, как сильно я ревную.
Я все-все-все ему выскажу.
Первая отвожу взгляд от Мадины.
Нет. Черта с два, Таня. Ты будешь как душевнобольная считать до тысячи и глотать. Глотать женскую обиду, но Расула своими обвинениями не потревожишь.
Он и так сделал для тебя больше, чем должен был сделать бывший…
– Как ты себя чувствуешь, Лука?
– М… Хорошо.
– Температуру измеряли с утра? – спрашивает у меня.
– Я… нет, – мотаю головой, внутренне собираясь. – Мне кажется, она снова поднимается. Лоб горячий.
– Сейчас я дам градусник.
Я подбадривающе улыбаюсь сыну и слежу за тем, как Мадина достает градусник из навесного шкафчика, расположенного в углу.
– Спасибо, – забираю его и быстро прячу руку.
Во-первых, отмечаю, что ни Расул, ни его жена не носят обручальных колец.
Во-вторых, чувствую себя замарашкой. Мои пальцы выглядят неухоженными, на лице минимум косметики. Еще и этот синяк замазанный.
Черт.
– Расул предупредил, что Лука простыл. Расскажите, что именно вас беспокоит?
– Кашель, – говорю чуть громче, чем следовало бы. – Он сухой. Соплей нет, ну или они где-то внутри. По крайней мере, я ничего такого не замечала. Температура была вчера – тридцать девять и пять.
– Понизилась после приема жаропонижающего?
– Да. Сразу же.
– Разденьте ребенка, Таня. Я послушаю легкие.
Пытаюсь снять с Луки кофту и при этом удержать градусник в подмышке. Чувствую себя ужасно неуклюжей, особенно когда он с глухим стуком валится на пол, а Мадина поднимает взгляд от бумаги, на которой что-то царапает ручкой.
В такие моменты в душе всегда зарождается чувство неполноценности: может быть, у меня не получается, потому что я ненастоящая мама? Вообще не способна быть матерью?
– Простите.
Раздается характерный писк. Подхватив градусник, округляю глаза и передаю его девушке. Тридцать восемь и семь. Температура снова поднимается.
В районе затылка формируется тягучее чувство страха. А вдруг с Лукой что-то случится? Вдруг он серьезно болен? Что если, похитив его и приехав сюда, я совершила страшную ошибку и ему бы помогли только в Москве.
Там лучшая медицина.
Там… Герман. Какой бы он ни был, а о физическом здоровье сына всегда очень заботился.
Одергиваю себя.
Вспоминаю, как штудировала детские форумы в начале своего замужества. Понимаю, что переживаю сейчас как самая настоящая мама – из мухи раздула огромного слона и заранее просчитываю все плохие варианты.
– Ребенок ел с утра?
– Нет. Мы не успели.
– Тетя Марьям не накормила вас завтраком? – удивляется Мадина.
Вполне доброжелательно. На ней медицинская маска в пол-лица. Разглядеть истинные эмоции невозможно.
– Мы еще не познакомились, – тихо признаюсь.
– Ясно. Обязательно попробуйте лепешки с творогом. Я каждый раз ухожу от родителей Расула с лишними двумя килограммами.
Я киваю и понимаю, что это, наверное, шутка. Талия у девушки отличная. И почему-то сейчас мне кажется, что детей у нее нет. Или хочется так казаться.
Принимаюсь дальше раздевать Луку. Он выглядит уставшим, полусонным, уютным котеночком.
– Как ты, Лу? – склоняюсь и обжигаю губы об алую щечку. Приглаживаю мягкие волосы, наэлектризованные шапкой.
– Все хорошо, мамочка.
От его ласкового ответа все скрученное внутри напряжение выходит из меня слезинками. Я всячески пытаюсь их скрыть, незаметно смахивая с лица, но они будто не кончаются. Обнимаю сына за плечи и чувствую, как он вздрагивает от прикосновения холодной головки фонендоскопа к груди.
– Задержи дыхание, малыш, – просит Мадина. – А теперь дыши… И еще раз. Ага… Хорошо. Давайте послушаем спинку.
Я киваю.
Лука, повернувшись, доверчиво утыкается мне в грудь, словно прося поддержки. Я склоняюсь и целую светлую макушку.
– Есть небольшие хрипы, но пока я не слышу ничего критичного. Одевайтесь.
Мадина какое-то время наблюдает за нами, а потом встает из-за стола.
– Сейчас придет медсестра. Она возьмет кровь из пальца для анализа. Результаты будут у меня на руках в течение получаса. Я сразу зайду. Туалет в фильтре есть, – кивает на узкую дверь. – Постарайтесь оставаться здесь и никуда не выходить.
– Конечно. Спасибо!..
Перед тем как выйти, оборачивается. Спрятав ладони в карманах, спрашивает:
– Сколько вам лет, Таня?
– Мне? Тридцать, – отвечаю вежливо, но с достоинством. – А что?
– Ничего, – произносит она, снимая маску и искренне улыбаясь. – Просто стало интересно. Вы отлично выглядите!
– Вы тоже, – говорю, что думаю.
Через час мы выходим из клиники с листом назначений. Буба встречает нас у микроавтобуса. Пытаюсь разглядеть на лице помощника Расула хоть какие-то эмоции, но он, как всегда, словно в камень обратился.
– Расул Рашидович сказал передать вам.
Я забираю белоснежный конверт, помогаю устроиться Луке, сажусь сама и вскрываю бумагу. Внутри – банковская карта. Потирая черный пластик, интересуюсь:
– Больше Расул Рашидович ничего не передавал?
– Он сказал, что денег на карте хватит на целых две сумки.
– Ясно…
Сознание подтормаживает. Пальцы, сжимающие карту, белеют.
Отвернувшись к окну, я вглядываюсь в незнакомый город. Столицу прекрасной Республики.
Он необычный и местами очень разный. Это поражает. Иногда мы словно проезжаем новые районы Москвы с элитными многоэтажными домами, а потом радужная картинка сменяется старыми, полуразрушенными постройками. Местами даже без окон.
А еще здесь все пестрит разноцветными баннерами и растяжками. Мне после вычищенной от рекламы новым мэром современной столицы это кажется интересным и… милым, что ли. Детство навевает.
Черт. Не могу не думать о словах Расула.
Он сказал, что «денег на карте хватит на две сумки»…
Прикрыв веки, переношусь в жаркий Дубай. Вдыхаю прохладный от работающего кондиционера воздух. Прохожусь кончиками пальцев сначала по белоснежной, шелковой простыни, а затем касаюсь загорелой спины. Очерчиваю внушительные, бугристые мышцы…
– Будь хорошей девочкой и поезжай в «Дубай Молл», Татьяна.
– Это еще зачем? – Улыбаюсь, как дурочка.
– Хочу подарить тебе что-нибудь. На память.
– Придумал тоже, – закатываю глаза.
– Купи себе, что хочешь, – приказывает он.
– Ничего не хочу…
После секса тело расслабленно, а душа летает где-то под потолком.
– Не хочешь значит?
Расул, приподнявшись, резко падает на меня сверху, придавливая к кровати, и накрывает губы требовательным ртом. Целует так, что душа теперь нескоро вернется. Кондиционер больше не справляется с расплавленным от страсти воздухом.
– Я сказал купи, – командует. – Например, сумку. Вы, женщины, их любите.
Обняв его за шею, игриво трусь носом о колючую скулу и доверчиво шепчу:
– А можно две?..
Подлетаю на месте, видимо, на кочке, и открываю глаза. Лука, опустив голову, спит. Машина резко останавливается.
– Приехали, – сообщает Буба, а я вижу, что из дома выходит Рашид Хаджаев и решительно направляется к нам.