Смотрю по сторонам, чтобы отвлечься.
Длинная улица, на которой располагается дом Хаджаевых, усеяна такими же одноэтажными коттеджами и похожа на небольшой поселок.
Дверь микроавтобуса резко открывается. Непривычно теплый для ноября воздух проникает в салон. Лука обнимает меня и боязливо прячет лицо на груди.
– Добрый день, – здороваюсь первая, накрывая острую макушку рукой. – Как поживаете?
Банальная вежливость. Не больше.
– Не жалуемся. Добрый, – холодно кидает мне отец Расула, а затем внимательно смотрит на Луку.
Я же замечаю, что прошедшие три года отразились на волевом лице еще более глубокими морщинами. Седые волосы, чуть сгорбленный силуэт, черная одежда и мусульманские четки в руке.
К моей личной неприязни, основанной на наших прошлых конфликтах, сейчас добавилась обида за Злату. Отец не принял новые отношения старшего сына, и с тех пор они не общаются. Даже несмотря на то, что в новой семье родился ребенок.
Это чудовищно.
Амир Хаджаев умер для Рашида Хаджаева.
Живой сын умер для отца.
Вот так радикально решаются проблемы здесь, в горах. Наотмашь и без сантиментов. Был человек и нет человека, а тем временем жизнь продолжается. Это стоит всегда помнить и… считать до скольки угодно, Таня. Чтобы не ляпнуть лишнего.
– В город поедем! – приказывает Рашид Бубе.
– Нет, – спокойно отвечает водитель. – Распоряжение Расула Рашидовича – не отлучаться от Татьяны с ребенком.
– Да что с ними будет-то? Кому они нужны?
Пренебрежительно машет рукой в нашу сторону.
– Распоряжение Расула Рашидовича, – повторяет Буба.
– Нашелся тут командир. Пусть Республикой вон руководит, а отец сам разберется. Тогда эти… с нами поедут, – ворчит старик.
Один, два, три, четыре, пять…
Кажется, получается.
– Извините, – откашливаюсь и чересчур вежливо произношу. – Но мы никуда больше не поедем. Не сейчас. У моего сына повышенная температура и кашель. Он кое-как перенес дорогу сюда. К тому же сейчас обед, а мы еще не завтракали.
Сглаживаю неловкость слабой улыбкой.
На удивление Рашид молчит, но в черных глазах – лютая злость. Широкие брови соединяются в одну линию, а губы становятся тонкими.
– Хорошо, Татьяна. Я провожу вас в дом, а когда привезут лекарства, принесу, – говорит Буба и выбирается из машины.
Подхватываю сына на руки. Рашид уступает. По дорожке, вымощенной фигурной плиткой, мы направляемся к крыльцу.
– Мамочка, мы будем здесь жить? – шепчет Лука, обнимая мою шею.
С опаской осматривает большой дом.
– Какое-то время, малыш.
– Мне здесь нравится…
– Я очень рада.
Сегодня в доме вкуснопахнет выпечкой. Желудок превращается в крепкий узел и молит о пощаде.
– Я хочу есть, – слышу от сына.
Ушам своим не верю. Чтобы найти его аппетит, мы обошли все столичные больницы, а оказывается надо было просто приехать сюда и пропустить завтрак.
– Сейчас, мой хороший.
Оглядываюсь на закрытую дверь. Не знаю, как должно быть правильно. Мне нужно купить продукты и приготовить самой?..
В дверном проеме появляется женщина. На вид ей около пятидесяти. У нее черные волосы, забранные под серый платок, и стройная фигура, хоть и едва различимая в свободном, длинном платье.
– Здравствуйте, – снова пытаюсь быть вежливой. – Таня.
– Доброго дня, – она хмурится. – Я – Марьям. Проходите на кухню, как будете готовы. Время обедать.
– Спасибо, – выдыхаю с облегчением.
Мы моем руки в прилегающей к кухне ванной комнате и садимся за стол. Я впитываю в себя все мельчайшие детали. Красивую, разноцветную посуду, кухонные фасады из темного дерева и большое окно, из которого так же, как и из нашего, виднеется внутренний двор. Здесь по-домашнему уютно и очень чисто.
Лука ведет себя настороженно.
– Я приготовила похлебку, – сообщает Марьям ровным голосом.
– Что такое похлебка, мамочка?
– Так называют суп, малыш, – отвечаю на автомате.
– Я люблю суп, – он с энтузиазмом кивает и складывает руки на столе.
Я улыбаюсь и замечаю, что Марьям наблюдает за Лукой с интересом. У нее ведь тоже внук подрастает. Она вообще думает об этом?
Пока мама Расула накрывает на стол, я снова борюсь с мыслями – надо ли мне ей помогать, или в чужом доме это будет выглядеть неприлично?
Движения женщины неожиданно завораживают. Плавные, четкие и выверенные. Мягкие, как облачко. Она практически не поднимает глаз, при этом в каждом ее жесте – доброжелательность и внимание.
Я снова отправляюсь в воспоминания.
…Республика сменяется на жаркий Дубай.
В кабинете, в который я захожу с подносом, прохладно и свежо, а за панорамными окнами город плавится от жары.
– Твой кофе, – улыбаюсь.
Расул отстраняется от компьютера и растирает глаза.
– Спасибо. Иди ко мне, – просит.
Он обхватывает мою ладонь и тянет на себя. Я не сопротивляюсь. Смеюсь. Перекидываю ногу и устраиваюсь сверху. За то, что кто-то войдет, не переживаю. Амир со Златой сегодня в рабочей поездке, а у всех остальных обеденный перерыв. Да и к младшему Хаджаеву редко кто-то заходит, кроме меня, у него репутация самодура.
Он и есть самодур, улыбаюсь про себя.
А я сошла с ума.
– Ты забыла банковскую карту у меня в спальне, – кивает он на стол.
Обернувшись, легко пожимаю плечами и поправляю воротник его белоснежной рубашки.
– А, точно! Забыла! – отпускаю смешок.
– Возьми сейчас.
– Я не буду, – отвечаю уже серьезно. – Про сумки я ведь пошутила. Мне не надо ничего. Мне хорошо платит Амир, я могу позволить себе дорогие вещи, но не очень их люблю. И я привыкла сама себя обеспечивать.
Расул тянется к моим губам и требовательно их сминает своими. Мучает крепким поцелуем. Тело разминают сильные руки. Стул жалобно поскрипывает под нами и я отстраняюсь, смеясь.
– Ты самая вредная, взбалмошная и независимая женщина из всех, кого я знаю! – ворчит Хаджаев хрипло.
Расстраиваюсь, потому что своей независимостью я всегда гордилась, а сейчас она звучит не очень комплиментарно.
– Разве это плохо, Расул? Когда женщина самостоятельная?
– Точно нехорошо. Женщина должна быть кроткой и послушной.
– Не быть мне кавказской женой, – закатываю глаза.
Смотрим друг на друга так, будто насмотреться невозможно.
– Первой женой точно не быть, Таня, – отпускает он тоже шуткой и забирает в ладони мое лицо.
– А второй я не буду никогда!..
– Мама, – кричит Лука, возвращая меня в реальность.
– Что? – вздрагиваю и потираю плечи.
– Как называется тот суп? Красный, помнишь, мне еще в кафе понравился?
– Борщ, – тихо подсказывает Мариям, пока ставит перед ним тарелку.
– Нет. Это был Гаспаччо, – поправляю ее задумчиво. – Спасибо, – благодарю за свою порцию.
Взяв ложку, принимаюсь за домашнюю, вкусную еду и с удивлением наблюдаю за сыном, который, совершенно не стесняясь и не зажимаясь, берет из миски хлеб и крошит его в бульон.
– Сын сказал, что вам нужны вещи? – спрашивает Марьям.
– Было бы неплохо, – киваю, опуская взгляд.
– Завтра съездим к Дзаитовым. У них магазин возле набережной. Там есть и женская одежда, и детская. Купите все что нужно.
– Хорошо, спасибо.
Продолжая за нами ухаживать, она ставит на стол красивый фарфоровый чайник, чашки и конфеты.
– И за обед спасибо. Вкусно, – смотрю в тарелку.
Суп для меня непривычный – слишком жирный и мясной, но учитывая, что это первая горячая еда за сутки, я не жалуюсь.
– Ешьте, – она сухо кивает.
Отвернувшись к мойке, начинает чистить картофель. По всей видимости, уже на ужин.
– Давайте, я вам помогу? – предлагаю, даже не подумав.
Просто неудобно становится.
– Отдыхайте сегодня. Сын твой болеет. Я морс сделала. Дай ему, – убирает полотенце с кувшина.
– Спасибо, – в сотый раз благодарю.
Оказавшись в комнате, отведенной для Луки, помогаю ему раздеться и даю лекарства. Пока укладываю спать, гоняю мысли о Мадине. Она мне не показалась стервой, но внутренний голос кричит о том, чтобы я не делала поспешных выводов.
Решив отдохнуть, иду в свою комнату и возвращаюсь с книгой. Пытаюсь вникнуть в текст. Периодически дергаюсь в поисках мобильного телефона. Когда вспоминаю, что его нет, успокаиваюсь. В современном мире не так просто не привыкнуть к гаджету. В моем айфоне было все, начиная от банковских приложений и заканчивая женским календарем.
Голоса с улицы отвлекают. Невольно прислушиваюсь к ним до тех пор, пока не слышу знакомый.
Он приехал?
Подскочив, убираю штору.
Дыхание задерживаю. По ногам, животу, груди и обратно мурашки проходятся.
Расул.
Энергетика бешеная.
В черном деловом костюме он стоит посреди двора и сосредоточенно говорит с кем-то по телефону. Правая рука медленно потирает шею, опускается, приподнимает полу пиджака и ныряет в брючный карман, акцентируя мое внимание на идеально ровном торсе.
Любуюсь как дура чужим мужем. Бегаю от своего, а с ума схожу по чужому. Где справедливость?
Тут же себя одергиваю.
Мурашки в топку. Все хотелки туда же.
Закончив разговор, Расул резко поворачивается и смотрит на меня. Улыбаюсь неловко и киваю. Отвечает.
Я замечаю, что он за утро успел подстричься. Грущу. Чуть отросшие волосы идут ему больше за счет того, что они немного вьются. Это придает мягкости обычно строгому лицу.
Расул хмурится и еще раз кивает, будто бы спрашивает, как дела.
Я улыбаюсь.
Нормально.
Он отворачивается и заходит за угол дома, я с бьющимся в груди сердцем жду, что он зайдет, но слышу звук отъезжающей машины…