Камера допроса – каменный мешок, пропитанный запахом страха и отчаяния. Стены, словно исцарапанные когтями невидимого зверя, покрыты темными пятнами, напоминающими засохшую кровь. Воздух, тяжелый и спертый, словно пропитан болью и смертью. Тусклая лампа, свисающая с потолка, отбрасывает длинные, колышущиеся тени, словно призраки прошлых узников, шепчущие о несбывшихся надеждах и сломленных жизнях. В центре комнаты – стол, изъеденный временем и пылью, на котором лежат инструменты дознавателя – плеть, свернутая змеей, клещи, блестящие в полумраке, и раскаленные щипцы, ждущие своей жертвы. Пол, холодный и влажный, словно могильная плита, вызывает дрожь во всем теле. Здесь нет места надежде, нет места милосердию. Здесь царит лишь боль и страх. Здесь ломают волю, калечат души, вырывают признания. Это место, где заканчивается жизнь и начинается ад.
В центре этого ада, смотря друг на друга, сидели Гарольд и Велия. С момента их поимки Гарольд не произнес ни слова. Он лишь смотрел, долго и пронзительно, его ледяной взгляд, словно острие кинжала, проникал в самую глубь ее души. А Велия, с неприкрытой дерзостью, отвечала на его немой вопрос. Ее взгляд, полный вызова и отчаяния, был словно щит, защищающий ее от его холодной ярости.
– Неужели тебе было так плохо? – вдруг раздался его хриплый голос, разрезая тишину камеры, словно лезвие ножа. – Неужели я был настолько ужасным хозяином, что ты решила меня убить?
В его голосе звучала не только боль и непонимание, но и… сочувствие? Эта неожиданная нотка тепла смутила Велию. Ей захотелось успокоить его, объяснить, что он был самым лучшим из тех, кто держал их в плену. Он не издевался над ней, не пользовался ею, как это делали другие. Но это не меняло сути. Она была рабыней, лишенной права выбора.
– Потом, – сказал он, беря ее за руку и выводя из камеры. – Просто доверься мне.– Я не хотела… тебя убить, – ответила она после долгого молчания, ее голос дрожал. – Та капля яда… она просто на какое-то время лишила тебя сознания. – Зачем? – его голос был тихим, почти шепотом. – Я хочу свободы, – ответила Велия, ее взгляд встретился с его взглядом. – Ты был… довольно неплохим хозяином… для меня. Я, наверное, даже не заслуживаю… такого обращения. Но… я хотела спасти себя… своих друзей. Гарольд схватился за голову, его пальцы нервно впились в волосы. Он понимал ее. Понимал ее жажду свободы, ее отчаяние. Он и сам был узником этого проклятого острова. В дали от своей семьи, друга и дворцовских интриг. Хотя, интриг и здесь было предостаточно. – Я тебя понимаю… всем этого хочется, – произнес он устало, потирая лицо. – Пойдем отсюда. Он встал и протянул ей руку. Велия удивленно посмотрела на него, не веря своим ушам. Так легко? Без допросов, без пыток? Что происходит? – А что с Лили? Эдгаром? Мартой? Что сделали с моими друзьями? – спросила она, ее голос дрожал от тревоги. – Их сейчас допрашивают, – ответил Гарольд, его голос был тяжелым. – Поторопись. – Почему меня не допросили? Это ведь я была зачинщицей! – Велия не понимала, что происходит. Гарольд вздохнул, его лицо было искажено болью. Он не мог ей всего рассказать. Не сейчас.
– Нет, скажи здесь и сейчас! Что с ними происходит?! – голос Велии, обычно тихий и сдержанный, теперь звенел отчаянием и гневом. Она вырвала свою руку из хватки Гарольда, ее глаза горели огнем. – Велия! – прошипел Гарольд, его лицо омрачилось. В его голосе звучала угроза, но и… мольба. Он не хотел, чтобы она узнала правду. – Лили! Марта! Эдгар! – крикнула Велия, выбегая из камеры и бросаясь в лабиринт тюремных коридоров. Ее сердце бешено колотилось в груди, предчувствие беды, словно ледяная рука, сжимало ее душу. Гарольд бросился за ней, проклиная свою слабость. Он должен был остановить ее, не дать ей увидеть то, что сломает ее. Он догнал ее у двери камеры, где допрашивали Лили. Схватил за талию, прижимая к себе, его рука зажала ей рот, прерывая крик, застывший на ее губах. Велия билась в его объятиях, словно пойманная птица, ее тело сотрясала дрожь. Она чувствовала запах крови, доносившийся из-за двери, слышала приглушенные крики и стоны. Предчувствие беды превратилось в уверенность. С ее друзьями происходило что-то ужасное. Гарольду надоела ее борьба. Он приблизился к ее уху и прошептал тихое заклинание, слова которого звучали, словно погребальный звон. Тело Велии обмякло, ее глаза закрылись, а сопротивление исчезло. Он подхватил ее на руки, и понес прочь из этого места, пропитанного болью и отчаянием. Он нес ее в свои покои, где она будет жить теперь. В золотой клетке, вдали от ужасов тюрьмы.