Расправив темные волосы, переступаю порог дома Градова и останавливаюсь стоять в дверях.
Он же не думает, что я оставлю свою обувь здесь? Узнаю туфли Олеси, чьи-то не совсем чистые кеды, много кроссовок, босоножки – кто-то осмелился прийти в них, когда вечерами достаточно прохладно.
Матвей опирается одной рукой о стену и смотрит с брезгливой ухмылкой. Она приклеена к его лицу с рождения.
Внутри поднимается все самое плохое, дерзкое, неправильное, как ил со дна, и не дает поступить разумно.
– Привет, сосед, – стуча каблуками, прохожу по коридору и дохожу до Мота. В его глазах плещется возмущение. Да, я посмела не снять свои ботильоны.
Гости так себя не ведут.
Ну а хозяин не смотрит исподлобья и не желает тебе захлебнуться шампанским, которое протягивает, крепко сжав пластиковый стаканчик. Жидкость почти переливается через край.
– Я не пью, Градов. Особенно, когда рядом ты.
– Боишься, что не сможешь держать себя в руках, и накинешься со всей страстью?
– Если только придушить, – стоя на каблуках, мне даже не надо вставать на носочки, чтобы дотянуться и прошептать. Говорю это в его губы. Они вновь полные, и я чувствую мятную жвачку.
– Хорошего отдыха, – спокойно говорит и делает глоток чего-то алкогольного из своего пластикового стаканчика.
Нормальные бокалы Градов зажал. Так проще будет заметать следы после вечеринки.
Осматриваю большой зал, коридор. В конце, как можно догадаться, кухня, но она скрыта за поворотом.
Вообще, здесь довольно уютно, и я бы сказала, что мне нравится. И стиль, и цветовая гамма. Даже камин, хотя терпеть не могу весь этот допотопный колорит.
С удовольствием бы посмотрела и на комнату Градова. Наверняка она темно-синяя, с идеально заправленной кроватью и правильно расставленными книгами на полках. Все по линеечке, все безупречно, как по учебнику.
Заношу ногу на первую ступень, и…
– Аня! – Олеся радостно окликает, и мне приходится остановиться и повернуться.
– Привет, – быстро сглаживаю паузу. Еще не хватало, чтобы она додумывала, зачем Аня Исхакова собралась на второй этаж хозяйского дома.
– Ты выглядишь «вау!» и ты же говорила, что не пьешь? – взглядом кивает на стаканчик в моей руке.
Вот ведь…
Градов заговорил мне зубы, я и не помню, как шампанское оказалось в моей руке. Естественно, я не сделала и глотка.
Алкоголь на вечеринках для меня табу. Почти как леопардовый принт и трешовые сумочки через плечо.
– Не пью, – смотрю, куда бы поставить пластиковую тару.
Здесь так все чисто, и… Пусто, словно не вечеринка однокурсников, а собрание доцентов по экологии, где обсуждают влияние глобального потепления на землю.
Скучно, скучно, скучно. Я надеялась увидеть самую лучшую вечеринку года.
Не нахожу ничего лучше, чем пойти на кухню и оставить шампанское там.
Извиняюсь перед Олесей. Не искренне, но как уж вышло, и иду по коридору к заветной двери. Пусть она и тяжелая, деревянная, но вот слышимость стопроцентная.
Уже собираюсь помешать и ворваться туда, разбавив смех своей улыбкой, как слышу мое имя. И сказал его не кто иной, как Градов.
Он выплюнул, не жуя, как шелуху от семечек.
– Исхакова, – растягивает мою фамилию. В его тоне хрипловатые нотки без капли сексуальности. Скорее голос полон неприязни, – обычная глуповатая девчонка с завышенным самомнением.
Напрягаю челюсти, пока в голову активно не стреляет. Приходится нахмуриться.
– Таких тысячи. Строит из себя принцессу, а по факту – банальная избалованная девица. В ней нет ничего особенного или цепляющего. Пустышка.
Понимаю, что сама невысокого мнения о Градове. Его корона вновь выросла на темной макушке, и меня выворачивает от злости, когда Мот оказывается в радиусе метра.
Но… Почему, черт возьми, так обидно это слышать? Как лезвием филигранно слой на сердце срезал и проделал дыру в моем самочувствии. Ведь мне хочется опуститься на пол по стеночке.
Каблуки кажутся дурной идеей. А узкий топ выдавливает легкие через поры.
– Но красивая, сучка, – другой голос. Герман.
Ответом на его слова служит тишина.
«– Так понравилась?
– Нет.»
– Волосы ее эти. И губки… Губки кажутся рабочими. Как думаешь, у нее есть кто? Или, может быть, был?
А еще говорят, парни не сплетничают. Они делают это, еще как. И сейчас самое время ворваться на кухню, поставить этот дурацкий стакан и посмотреть в глаза этим сплетникам.
У меня никого и никогда не было! Я ни разу не влюблялась, мне ни разу никто не нравился по-настоящему! А хочу… Очень хочу.
– Прикинь, она думала, что я за ней слежу. Типа понравилась мне.
– А ты?
Не вижу, что происходит, но по звукам возня. Уверена, Матвей беспечно закатывает глаза.
– Признался в чувствах. Предложил руку и сердце, потому что влюбился. Гера, ты сейчас серьезно?
Следом слышатся прыски смеха. Кто-то чуть громче, кто-то чуть тише. Матвея среди них не различаю, но как только стихает все, он говорит:
– Пожалуй, это единственное ее достоинство.
Это все еще обо мне. Уверена. Но что за достоинство, я так и не поняла. На этот раз они говорили очень тихо.
И все же предыдущих выражений в мой адрес мне хватило, чтобы ворваться на кухню и с гневом во взгляде уставиться на Матвея.
Меня потряхивает, как землю при землетрясении. Восемь, нет, девять баллов. Это катастрофа!
По мне видно, что их разговор я слышала. Герман подрывается с места. На лице скорбь, немного сожаления. Уже что-то.
Двое других трут лоб, в глаза мне не смотрят. Сидящий справа от Геры краснеет.
А вот Градов… Смотрит прямо, безразлично. Отпивает, что он там пьет, и смотрит на свои часы. Экран загорелся входящим сообщением.
– Шампанское можно налить в зале, Аня. Не обязательно было идти на кухню, – четко проговаривает каждое слово, погружаясь в текст входящего сообщения.