– И последний кружочек, – физрук сегодня как с цепи сорвался.
Адская пара. Начинаю думать, что это Градов все подстроил, но, похоже, он тоже подустал и смотрит на всех волком.
– Расходимся. В следующий раз готовимся сдавать нормативы, – прозвучал свисток.
И вот она – свобода.
До раздевалок плетусь, еле переставляя ноги. Мое тело привыкло к нагрузкам. Несколько часов могла тренироваться, а сегодня спустя полчаса мечтала о конце занятий. Вот так вот сказывается на мне нервотрепка последних дней.
Градов подрезает мне путь и, как ни в чем не бывало, уходит в мужскую раздевалку.
Готова выплюнуть легкие, горло растянуто хриплым частым дыханием, мышцы гудят, и я не знаю, как смогу подняться на четвертый этаж, где у нас следующее занятие.
– Козлов совсем сегодня козел.
Это фамилия нашего физрука.
– Был же нормальным преподом, а сегодня что нам устроил? Подготовку к олимпиаде?
– Не знаю как вы, а я хочу купить справку, чтобы больше не появляться на его занятиях.
– У меня сердце выпрыгивало из груди раз сто.
Девчонки жалуются. Плюхаюсь на деревянную скамейку, не в силах поддержать их разговор. Да и не хочу, если честно. Иногда свои мысли нужно оставлять при себе. Мало ли кто решит воспользоваться ненарочной болтливостью.
Кто-то выходит из душа, кто-то заходит. Все продолжают обсуждать сегодняшнее занятие и плавно переключаются на следующее. У нас лекция с параллельной группой, это последняя пара и уже проносятся предложения забить на нее и прогулять.
– Матвей прикроет, – слышу имя своего врага, и по позвоночнику против воли ползут разряды электричества. Они жалят, отчего выпрямляюсь по струнке.
Чтобы Градов прикрыл меня? Скорее луна с неба упадет, чем Матвей скажет в мою защиту хоть слово.
Одна за другой девчонки уходят из раздевалки. Уж не знаю, идут разговаривать с «гордостью» института или собираются с силами и поднимаются на четвертый этаж. У нас экзамен по этому предмету, так-то.
– Все нормально? – Лена подсаживается и начинает одеваться. – Знаешь, прохладный душ бодрит.
Кисло улыбаюсь. Настроения нет.
– Идешь? – спрашивает. Лена с Олесей готовы идти, а я решаюсь все же сходить в душ.
Мне легче, когда я одна. Да и в запасе у меня целых пятнадцать минут.
– Как знаешь, – ведет плечами, – а то можем подождать.
– Спасибо. Справлюсь. Займите мне хорошее место на лекции. Подальше от Градова!
Мы посмеиваемся, и за девчонками закрывается дверь.
Да, одной спокойнее.
Парни из соседней раздевалки точно закончили свои дела и ушли. Не надо будет думать, что кто-то войдет. Типа Градова.
Снимаю с себя мокрую насквозь форму и иду в душ. Стою под струями какое-то время, позабыв о лекции. Вода прохладная, а мне не холодно.
Когда слышу хлопок двери, быстро выключаю воду.
Неужели я больше не одна? Неужели пришла следующая группа? Но почему тогда не слышу ничьих голосов?
– Олеся, это ты? – в ответ тишина. – Лена?
Наверняка девчонки решили меня дождаться. Потому что… Потому что хороших мыслей в голове нет. А плохие закручиваются в клубок со скоростью света.
«– Раз, два, три, четыре, пять, хочет Анечка сыграть?»
Градов. Его рук дело. Очередная шутка, заставляющая нервы заостриться и проткнуть все мое тело от испуга.
Медленными шагами дохожу до выхода из душевой и заглядываю за дверь. Никого. Послышалось?
Несмотря на то, что на мне нет ничего из одежды, а купалась я под прохладной водой, мне жарко. По коже стекают не капли, а пот. Полноценно дышать не могу, живот и солнечное сплетение скручивает.
Хочется, чтобы сейчас вошла Олеся и спросила, почему я так долго. Но ничего не происходит. Возвращаюсь в душевую. Моего полотенца нет. А пятнадцать минут назад я вешала его на то место, куда сейчас смотрю.
Тонкое спортивное полотенце малинового цвета. Если его сложить, то оно занимает место не больше карманной косметички.
По ногам сквозит, и как бы сердце ни посылало разгоряченную кровь к стопам, я не двигаюсь и не чувствую ничего, кроме пульса в висках и бьющейся жилки на шее. Ровно той же, которую хотела перекрыть Градову.
Из одежды только туфли, и… Трусы.
Черт, черт, черт!
Открываю все шкафчики, заглядываю под них, затем в технический шкаф. Может, кто-то не самый умный закинул все туда?
Пусто. Везде. В каждом уголке.
В одной руке сжимаю трусы, в другой одну туфлю. Голова распухает от обилия догадок и мыслей. Трясусь, когда температура моего тела достигает отметки сорок.
Страшно. Стыдно. Я заставила Матвея снять с себя последнюю вещь – его боксеры, а он оставил мне из всех вещей лишь трусы.
Ненависть к Градову бурлит в каждой клетке. Это же его рук дело. Кроме него некому.
Он хочет увидеть мою грудь. Сказал грубее, правда, но сути меняет. Хочет сравнять счеты. Это все он – Матвей Градов.
Придурок.
Надеваю трусы, затем туфли. От отчаяния готова забиться в угол. В носу пощипывает, и я в шаге от признания: мне хочется плакать.
Приоткрываю дверь. Никого. До аудитории идти целых четыре этажа вот в таком виде. Ни в каком, то есть. Это уже не комплект черного кружевного белья, в котором я была у него в клубе. Там вообще был полумрак, и я сидела за столом. Сейчас же… Полно студентов, преподавателей, светло и уже очень холодно.
Мурашки атаковали каждый сантиметр тела. Щеки же, наоборот, горят, словно их облили бензином и подожгли. До боли.
Бегу вверх, а все отступают. Смеются. Фотографируют. С силой закусываю нижнюю губу, пока плотнее прижимаю руки к груди.
Уже нет усталости, а пазлы складываются во вполне логичную картинку. Все было продумано давно. Начиная от игнора, черного списка и заканчивая специально брошенной фразой.
Градов действовал не один. Кто-то ему помогал. Олеся?
Перед аудиторией останавливаюсь. Ситуация повторяется. На этот раз я не отказалась бы даже от рваных колготок.
Вхожу без стука. Градов у трибуны. Он медленно поворачивает голову в мою сторону, а все вокруг замирают. Можно услышать жужжание комара, залетевшего сюда еще летом.
Скалится с наслаждением. Ловит мое чертово смущение, стыд, краску, которой покрываюсь с головы до ног. Ее видят все!
– Анна Демидовна. Вы опаздываете. Что же Вас так задержало? – скрещивает руки на груди и спускается ко мне. Звук шагов как молоток для моих ушей. А на нем кроссовки, должно быть, бесшумными.
Горло напряжено. Чертовски сложно сохранить невозмутимость и сдерживать рев.
– Это ты, да? – уточняю, по глазам вижу разливающуюся удовлетворенность своей местью.
– Ты о чем? – наигранно хмурится и быстро опускает взгляд на мои сцепленные на груди руки.
По классу пошел шепот, смешки. Вспышка и громкое: «Блядь!».
– А, ты про свою одежду? Прости. Ее хотели украсть какие-то чужаки. Пришлось позаботиться и спрятать ее.
– К-куда?
Нельзя ненавидеть человека больше, чем я сейчас ненавижу Градова. Это чувство взрывает меня, уничтожает, губит. Дышать не могу от жгучей ненависти. А Матвей уставился на меня с брезгливостью и отвращением.
– В шкафчик. В мужской раздевалке.
– Ключ.
– Так быстро?
Кто-то из девчонок подрывается с места, но сменяющийся на мгновение убивающий взгляд Градова останавливает всех. Он и ракету остановит на полпути, если Мот только взглянет на нее.
Из заднего кармана Градов достает ключ. Протягивает его, но стоит мне потянуться одной рукой, он поднимает свою руку выше. Играет.
– Ну что ж ты, Анечка? Не хочешь получить ключ, где спрятаны твои… – наклоняется. Его вкусный аромат вызывает тошноту. Голос – бешенство, а от ткани рубашки, которая едва коснулась моей кожи, – термический ожог, – лифчик, колготки, юбка, кофточка. Еще был телефон и сумка, да?
– Придурок, – смело смотрю в его глаза, полные желчи и гнева.
– Аккуратнее, Анечка. Ты же хочешь получить ключ? – вновь показывает его мне, но все повторяется: я тянусь, он поднимает руку.
А потом достает еще один ключ. Теперь в каждой его раскрытой ладони по ключу. Какой нужный, я не знаю. И мне придется взять два. Это значит…
– Бери, Анечка. Тебе нужны оба. Твои вещи в этих двух шкафчиках.
Глаза останавливаются на одном ключе, потом на другом. Одинаковые, да и Градов может врать.
– Матвей, пожалуйста. Не надо, – прошу тихо. Последнее, что могу произнести. Первая слеза скатывается. Прокладывая дорожку, режет, словно острое лезвие.
Градов прокладывает за ней пусть, но это его не трогает.
– Не плачь, Исхакова. Тебе не идет. Бери ключи и вали…
Шутки закончились. Мелкие пакости тоже. Началась настоящая месть. С кровью, жестью, вырванными жилами и красной пеленой перед глазами.
Вдох. Сложно решиться. В аудитории под сотню человек. Все пялятся на меня. Моя ярость такой силы, что я хочу, чтобы все они разом ослепли.
Раскрываю руки и кладу их на ладони Градова. Секунда же. Ее хватит, чтобы схватить и снова прикрыться. А Матвей…
– Спешишь? – зажимает мои руки в своих.
Нет! Нет-нет-нет.
Вторая слеза.
Смех, ахи, похабные шуточки. Кто-то из девчонок зовет Градова, но он не реагирует. Король ведь.
А когда Мот лениво перемещает свой взгляд на мою грудь, морщится.
– Было бы что скрывать, Анечка. Я разочарован, – и разжимает руки. Забираю ключи, накрываю ладонями грудь. Отпрыгиваю от Матвея. Он источник заражения.
Слов нет, а вот чувств очень много. И все душат.
– Отомщу. Понял меня? – говорю спокойно, но в глазах Матвея зажигается нехороший огонек. Губы слегка поджимаются, горло дергается, когда он сглатывает.
Думал, я так просто сдамся даже после такого позора?
Нет, придурок! Все как раз наоборот.
Обратно до раздевалок иду. Не бегу! Никто не увидит моего падения, когда за ребрами раздирает пустота.
Только когда забираю свои вещи и возвращаюсь в женскую раздевалку, сажусь в угол и даю волю слезам. Мне нужна минута слабости, и я вернусь в строй.