– Тебе помочь раздеться, Анечка? – говорю вполголоса, но все прекрасно меня слышат. По залу проносятся смешки.
Я не думал, что застывший в ее глазах испуг будет смазывать мои растрепанные нервы с такой нежностью. Почти любовью.
Прекрасная картина.
На Исхаковой очередная короткая юбка и что-то типа кофточки. Все черное, включая ее глаза и взгляд.
Сбежит? Любая другая бы на ее месте обернула все в шутку. Эта сидит застывшей статуей, только потяжелевшее дыхание чувствую и как поднимаются и опускаются ее плечи.
Еще слышу постоянный «дрязг» массивных сережек.
– Ты проиграла, Исхакова.
Уголки ее губ быстро опускаются, выражение лица вроде бы невоинственное уже, словно она смирилась и даже готова раздеться.
Не прерывая своего рассматривания, вслепую нахожу бокал и отпиваю. Рот и горло смачиваются алкоголем с привкусом сушеного яблока и чертовых духов коварной змеи.
Ее рука медленно, но уверенно тянется к молнии на груди и в таком же темпе тянет «собачку» вниз.
Звук раскрывающейся молнии наполняет пространство. Кто-то громко сглатывает, кто-то покашливает.
В этой комнате происходило многое. Мы играли на деньги, на дорогие вещи, на желания. На раздевание было глупо, вроде не подростки уже. Но, оказывается, это то еще зрелище.
На Анечке черный кружевной лифчик. В зале полумрак, но не могу с уверенностью сказать, он и вправду полупрозрачный или я вижу, что не следует?
Кофточка летит вниз. Взглядом спускаюсь от ее шеи к груди. Цинично улыбаюсь. В ней нет того, что может вызвать восхищение.
– Сдавай, Градов. Я только размялась, – чуть подается вперед, укладывая свою грудь на скрещенные руки на столе.
Мне кажется, или ее кожа блестит?
Целую минуту пялюсь на полуголую Исхакову. В метре от нас стоит Бажена. Мы с ней трахаемся, но у меня нет и капли вины, что я с таким удовольствием разглядываю прикрытую кружевом грудь Анечки.
Наверное, это называется эгоизмом. Я в состоянии решить проблему любого здесь находящегося, помочь в чем-то, дать совет, составить компанию, выслушать, но отвечать за чувства другого или подсказать, как с ними справиться, не входит в этот список. Бажена – не исключение.
Тасую карты в руке. Приятный шелест успокаивает, а градус напряжения нарастает с каждой сданной картой. Снова делаю глоток, поздно подумав, что так я могу выдавать свое волнение.
Аня знает игру, она не раз в нее играла, и, допускаю, что изначально я не вполне оценил ее способности.
Я могу попасть под удар, но пойти на попятное или отказаться от дальнейшей игры не получится.
– Ставка? – спрашиваю перед тем, как раздать карты.
У меня под правой рукой сложенные стопкой купюры, у Исхаковой ничего. Но помню сверток с деньгами в ее сумочке. Подготовилась, лживая сучка.
– Я так понимаю, на деньги неинтересно? – вздох.
Я мажу по ее груди и возвращаюсь к глазам. А там сверкает вызов.
– На деньги уже неинтересно.
Опускаю взгляд от ее груди ниже. «Продолжим?» – спрашиваю безмолвно. По отсутствию какой-либо реакции понимаю, что Анечка согласна.
Сдаю по две карты «в закрытую». Переглядываемся. А трусики из одного комплекта? Думаю об этом и улыбаюсь. Они тоже кружевные? Стринги? Шортики?
– Может, ты хочешь шампанского, Анечка? Вроде ты была от него в восторге сегодня? – спрашиваю.
– Обойдусь. Мне показалось, что это подделка. А подделку я не пью, Градов. Мог бы что-то поприличней закупить, – последнюю фразу она говорит тише и вроде как себе под нос, но это так, сука, демонстративно и театрально, что чувствую каждый громкий удар сердца по ребрам.
С яростью сжимаю карты, пока мы берем по третьей.
Вроде все делается быстро, а время тянется. Когда ненавидишь, все в твоем теле растягивается от этого ощущения. Не кожа, кости, ткани, а жвачка, жвачка, термоядерная мятная жвачка.
Четвертая, пятая. Есть комбинация, и я поднимаю голову и сталкиваюсь с Исхаковой и ее хитрым взглядом. Моргает медленно, потом прикусывает уголок губ.
Тонкая шея манит. Но только чтобы придушить.
– Знаешь, о чем я думаю, Анечка?
Ее левая бровь летит вверх.
– Всего три раунда, и мы увидим тебя голую.
Пытаюсь залезть к ней в голову, но там на пятьдесят замков закрыто и выстроен трехметровый забор. Невозможно и мысли узнать.
Только ее короткое:
– Вскрываемся?
Блядь.
Каре против Стрит Флеш.
– Тебе помочь снять футболку, Градов?
Издаю короткий смешок, маскируя им шок и разочарование. Нет, я не стесняюсь показать свое тело, да и сколько раз меня видели без футболки? Но сейчас другое. Я делаю это не по своей воле, а потому что проиграл. Исхаковой.
Рассчитываю увидеть удовольствие в ее глазах, а там… Скука.
– Один-один, Анечка.
– Теперь сдаю я, – собирает карты и ловко тасует их между собой. Не глядя на ладони, смотрит пристально на меня.
Дьяволица. Волосы ее еще эти распушились и вьются у лица.
– Играем до конца? – с кивком спрашиваю.
– Догола. Ты прав.
В меня летят первые две карты. Воцаряется мертвое молчание, слышен только шелест колоды. Мы все перестали дышать. И я в том числе.
Твою ж мать, у меня спина становится влажной, и это не от духоты в зале. Тяжело признаться самому себе, что я взволнован. Первый раз за все время, что Исхакова сидит за этим столом, задумываюсь о количестве одежды на мне. Футболка отброшена. Остались джинсы и боксеры. Но до этого ведь не дойдет?
Выдыхаю, когда у меня выпадает стрим флеш против ее фулл хауса.
– Ну показывай, Анечка, что прячется под твоей юбкой, – собираю разбросанные по полотну карты и то и дело поглядываю на Исхакову. Сережки вновь бренькают, от этого звука плечи покрываются мурашками.
В горле пересохло, и я допиваю виски до дна. Растаявший лед худо-бедно разбавил крепкий алкоголь, но в голову бьет усердно.
Исхакова опускает свой взгляд, но поднимается с места, чтобы расстегнуть молнию сзади юбки. По залу тянется одобрительный гул.
Чувствую, как в венах закипает кровь и взрывает вены своей температурой. Пульсирует каждая жилка в моем теле.
Юбка падает к ногам дьяволицы. Анечка… В чулках. Черные, тонкие, с поясом. И да, я вижу кружевные стринги. Только потом я плыву взглядом по ее телу вверх и встречаюсь с надменным взглядом, который не предвещает ничего хорошего.
Если в следующем раунде она проиграет, то что Исхакова будет делать? Снимать лифчик с трусиками?
– Я готов поставить десятку, но чтобы Анечка уже не играла, а просто разделась! – говорит кто-то справа от меня. Другой подхватывает.
Каждый пытается перебить ставку, в то время как Анечка сидит с королевской осанкой, но с плотно сжатыми губами.
Сережки больше не бренчат. Замолчали, твари.
– Раздавай, Градов.
Тасую, сбрасываю ей две, себе. Дополняем по еще три. Ускоряемся, перебиваясь густыми вдохами. Стол кажется узким, а Аня слишком близко. Ее запах въедается в кожу.
– Джинсы долой, да, Мот? – веселее говорит, когда ее каре бьет мой фулл хауз.
Моя очередь поджимать губы.
Встаю со стула, тянусь к пуговице и молнии на джинсах. «Вжик» остро разрезает слух. Рубцы на моей репутации уже не сшить.
Огненные импульсы струятся по телу от сердца. Жгут. Движения резкие, нервные.
Я больше не могу проиграть. Только не сейчас. Только не ей.
– Сдавай, – приказывает.
Последний раунд.
Зря я пил. С сознанием что-то происходит. Перед глазами расплывчатое облако, пальцы потряхивает от того, как сильно я тасую колоду. Глаза Исхаковой полны брезгливости, и это тоже, черт, бьет по моему самолюбию. Она единственная, кто так на меня смотрел за всю мою жизнь.
Раздаю. Задерживаю дыхание. Живот напряжен, пяткой отбиваю ритм. В отличие от меня Анечка держится, но на каком-то уровне я чувствую ее страх. И он не меньше моего.
– Вскрываемся? – пусть просто все закончится. Блядь.
Исхакова нацепила маску. Ни один мускул не дергается на ее лице. Чертова пластиковая кукла в кружевном белье.
– Или… Мы можем остановиться.
Даю ей шанс. Сверхблагородство с моей стороны, когда я готов растерзать ее зубами.
– Зачем? – вполне серьезно спрашивает.
Ехидно усмехаюсь. Вновь кто-то подхватывает. Начинаю путать голоса. И не различить, парень это был или девчонка. Сумасшествие.
– Чтобы тебе не пришлось полностью раздеваться.
Дура!
Зависаем друг на друге. Я пялюсь на ее губы, дурацкие сережки – они вновь бренчат, – косточки-ключицы, грудь. Ее кожа молочного цвета и контрастирует с цветом волос. Белоснежка какая-то, но с нутром королевы-мачехи.
– Думаешь, я проиграю?
Хмыкаю.
– Вскрываемся, Градов.
На языке сладкое яблоко – послевкусие виски – становится горечью. Я делаю над собой усилие и по одной карте кладу на стол.
Пять, шесть, семь, восемь, девять. Все черви. Стрит Флеш.
– Помочь расстегнуть лифчик? И, кстати, про твои трусики, их же тоже будешь снимать?
Исхакова сглатывает, ее горло дергается, а следом она карту за картой кладет на стол. Десять, валет, дама, король, туз. Все пики. Роял Флеш. Самая высокая комбинация.
Взгляд тяну от карт до ее глаз, в которых играет удовлетворение, победа, счастье.
Боковым зрением улавливаю телефоны, готовые к съемке видео. От колен до стоп дрожь, а суставы прокручивает через пресс. Лицевые мышцы дергаются. Я то скалюсь, то издаю странный смешок.
Блядь. Я потерян.
– Снимай. Ты проиграл, Градов.
– Ладно, поиграли, и… Хватит. Аня. Признаю, сегодня я не в форме. Ты выиграла, – хлопаю дважды и на нее смотрю. Хоть бы улыбнулась, как-то сгладила высоковольтный треск между нами. Сейчас же взорвемся. Поубиваем друг друга.
Исхакова впивается глазами, как клещ.
– Снимай, Матвей.
Она всегда добивается своего.
Смотрю на Бажену. Та в замешательстве, и будет совсем глупо и неправильно просить ее вытащить меня из этой ситуации.
Что ж…
Анечка захотела войну, она ее получит.
Встаю, касаюсь резинки боксеров. Мне не стыдно раздеться, меня просто уделали там, где нельзя: на моей территории, в моей игре, при моих людях.
– Надеюсь, мы не разочаруемся, – подбрасывает больше поленьев в нашу войну.
Под ее уничтожающий взгляд стягиваю с себя последнее, что осталось на мне. Девчонки галдят, вокруг вспышки, свет от камеры. Не открываясь, смотрю на ту, что осталась сидеть напротив и смотреть в мои глаза.
Сука.
Она не улыбается, но я ловлю короткую усмешку. Ее черные глаза как разлитая нефть: лишает все живое существования, а меня – спокойной жизни.
Любуйся же, змеюка! Нравится? А? Нравится?
– Я ожидала лучшего, – говорит и быстро надевает юбку с кофтой.
Больше не взглянув на меня ни разу – ни на меня, ни на мой член, – уходит.