«этот будет, конечно же, твой, – мне сказала однажды
волшебница, – без царапинки выйдя из войн, на тебе
обязательно женится, будет чайный и пряничный дом,
будут две замечательных дочери – только он из таких, кто
ведом, на тебя здесь несметная очередь, а ведомых ты
гонишь взашей, и они называются прошлое, ты танцуй,
расцветай, хорошей для того, кем окажешься брошена,
для того, кто с тобою суров, разметайся огнями-косицами.
он умнее всех профессоров, он святая твоя инквизиция, он
твой крест, и неси же его, по тобою нехоженым улицам,
ты из пламени выйдешь живой, он в поклоне невольном
сутулится, настоящее имя вскричит, поцелует горелый
подол тебе, пепел будет в гортани горчить, но сама себе
сделаешь оттепель, только помни про имя имен, и про
ведьмино слово единственно, он тогда будет словом
клеймен и полюбит тебя, словно истину, равнодушие
снимет рукой, не отвергнешь его – значит, женится,
слово то…» – и ушла на покой, растворившись во мраке,
волшебница.
я все жду, я ночами не сплю,
испускаю безмолвные жалобы,
я все жду, что прошепчет «люблю»,
а иначе я здесь не лежала бы,
а волшебницы нет до сих пор,
я то в коме, то в крике, то в панике,
жизнь уходит, как поезд в депо,
и кончается в стареньком спальнике.