– Но можно же слегка нарушить правила, – сказала Сири, шагая рядом с Треледизом.
Тот смерил ее взглядом. Жрец – первосвященник Бога-короля – был бы высок и без разукрашенной митры. С ней же казалось, будто он башней возвышается над Сири – почти как возвращенный.
Почти как рослый, мерзкий, наглый возвращенный.
– Исключения? – осведомился он с протяжным халландренским выговором. – Нет, Сосуд, это вряд ли возможно.
– Не понимаю почему, – сказала Сири, когда слуга отворил им дверь и оставил их в зеленой комнате, а сам перешел в синюю.
Треледиз почтительно пропустил ее за порог первой, хотя она уловила, что сделал он это нехотя.
Сири сжала зубы, гадая, с какой бы еще стороны подобраться к этому типу. «Вивенна была бы холодна и логична, – подумала она. – Она бы так ловко объяснила, почему вольна покидать дворец, что жрец нашел бы ее доводы разумными».
Сири глубоко вздохнула, пытаясь изгнать из волос красноту, а из души – досаду.
– Послушайте, можно мне выйти хоть раз? Только во двор.
– Ни в коем случае, – повторил Треледиз. – Если тебе не хватает забав, почему бы не послать служанок за менестрелями или фокусниками? Уж они-то тебя развлекут.
«И волосы тебя выдадут», – как бы намекнул его тон.
Неужели он не понимал? Ее угнетало не безделье. Она не видела неба. Не могла никуда деться от этих стен, запоров и правил. Будь она вольна покидать дворец, уж нашла бы, кого расспросить.
– Хоть познакомьте с богами. Я искренне не понимаю, почему меня держат под замком. Чего добиваются?
– Ты не под замком, Сосуд, – возразил Треледиз. – Ты соблюдаешь режим временной изоляции и можешь посвятить себя изучению нового места жительства. Оно древнее, и оно достойно заведенных порядков – пример уважения к Богу-королю и его божественной монархии.
– Да, но это Халландрен, – сказала Сири. – Страна праздности и распутства! Вы всяко найдете оправдание и сделаете исключение.
Треледиз резко остановился:
– Мы не делаем исключений в религиозных вопросах, Сосуд. Я вынужден предположить, что ты каким-то образом меня проверяешь, ибо мне трудно поверить, что лицо, достойное прикоснуться к нашему Богу-королю, способно вынашивать столь вульгарные мысли.
Сири скроила мину. «Меньше недели в городе, – подумала она, – а уже принялась болтать себе на погибель». Сири не чуралась людей – ей нравилось разговаривать с ними, смеяться, общаться. Однако она не умела добиваться своего – не так, как полагалось политику. Этому ей следовало научиться от Вивенны.
Они продолжили путь, а за их спиной тянулась целая свита. На Сири сегодня была длинная и широкая коричневая юбка, скрывавшая ноги. Духовенство надело золотые и багряные платья, и слуги были в одежде тех же цветов. Ее до сих пор забавляло, что у каждого придворного было столько костюмов, пусть даже одинаковых во всем, кроме расцветки.
Сири понимала, что не должна раздражаться на жрецов. Она им вроде бы уже нравилась, и злопыхательство делу не поможет. Проблема была только в невыносимой скуке последних нескольких дней. Запертая во дворце, не будучи в силах уйти и подыскать собеседника – не находя вообще никого, с кем можно поговорить, – она едва не сходила с ума.
Но исключений не будет. Это стало ясно.
– У тебя все, Сосуд? – спросил Треледиз, останавливаясь перед дверью.
Казалось, что вежливость по отношению к ней была для него частью тяжелой работы.
Сири вздохнула, но кивнула. Жрец поклонился, отворил дверь и поспешил прочь. Она проводила его взглядом, сложив на груди руки и притопывая ногой. Служанки столпились сзади безмолвные, как всегда. Она прикинула, не поискать ли Синепалого, но… нет. Эконом вечно был занят, и ей не хотелось его отвлекать.
Она с новым вздохом подала знак приготовить ужин. Две служанки принесли кресло. Сири присела, желая отдохнуть, пока готовят еду. Кресло было из плюша, но сидеть, не усугубляя боли и судорог, все равно оказалось трудно. Последние шесть ночей она была вынуждена обнаженной стоять на коленях, пока не отключалась. Сон на жестком полу вызвал тупую, стойкую боль в спине и шее.
Каждое утро, когда Бог-король уходил, она перебиралась в постель. Проснувшись вторично, сжигала простыни. После этого выбирала наряд. Всякий раз подавали новый, украшения тоже не повторялись. Она не понимала, где служанки хранят столько одежды ее размера, но это понуждало колебаться при выборе дневного костюма. Она знала, что впредь никогда не увидит такого же.
Одевшись, Сири была вольна заниматься, чем пожелает, при условии, что не покинет дворец. С наступлением вечера ее купали, затем приносили на выбор роскошные ночные рубашки для опочивальни. Из соображений удобства она стала требовать одежду со все более богатой вышивкой – чтобы было мягче спать. Сири часто гадала: обиделись бы портнихи, узнай, что их изделия носят всего по несколько секунд, а после сбрасывают на пол и превращают в подстилку?
У нее не было личных вещей, хотя она могла получить что угодно. Экзотические блюда, мебель, клоунов, книги, картины… только скажи. И все же, когда она заканчивала то или иное занятие, все убирали. У нее было все и одновременно – ничего.
Сири зевнула. Режим сна нарушался, и она становилась вялой. Не помогали и совершенно пустые дни. «Хоть бы с кем-то поговорить». Но служанки, жрецы и писцы замыкались в своих официальных ролях. Так вели себя все, с кем она общалась.
Кроме него, Сьюзброна.
Да и было ли это общением? Похоже, Богу-королю нравилось смотреть на ее тело, но он ни разу не подал знака, что хочет большего. Он просто дозволял ей стоять на коленях; его глаза рассматривали и пронзали ее. Таков оказался их брак.
Служанки закончили подавать на стол и выстроились у стены. Близился час вечерней ванны. «Придется есть быстро, – подумала она, сидя за столом. – В конце концов, я не хочу опоздать к ночному похотливому созерцанию».
Через несколько часов Сири, чистая, надушенная и одетая, остановилась перед массивной золотой дверью опочивальни Бога-короля. Она глубоко вздохнула, успокаиваясь, так как тревога придала ее волосам светло-каштановый оттенок. Она еще не привыкла к своей роли.
Это было глупо. Она понимала, что произойдет. И все же дурное предчувствие не отпускало. Поведение Бога-короля демонстрировало его власть над ней. Однажды он возьмет ее, и это может случиться в любую минуту. Отчасти она хотела, чтобы с этим уже было покончено. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Она содрогнулась. Синепалый уже достаточно изучил ее. Возможно, в конце концов он поверит, что Сири не опоздает в опочивальню. Пока же он каждый раз приходил ее сопроводить.
«По крайней мере, он больше не присутствует при моем мытье».
Теплая вода и сладкие ароматы должны были ее расслабить. Увы, все купания сопровождались тревогой из-за скорого визита к Богу-королю, а еще мог войти какой-нибудь слуга.
Сири посмотрела на Синепалого.
– Осталось несколько минут, – сказал тот.
«Откуда он знает?» – удивилась она.
Казалось, эконом обладал сверхъестественным чувством времени. Сири ни разу не видела во дворце часов – ни солнечных, ни водяных, ни свечек с делениями. Очевидно, боги и королевы Халландрена не заботились о срочных делах. О встречах им напоминали слуги.
Синепалый глянул на дверь, потом на Сири. Перехватив ее взгляд, тотчас отвернулся. И начал переминаться с ноги на ногу.
«Отчего он нервничает? – раздраженно подумала она, глядя не на него, а на замысловатые дверные узоры. – Не ему же мучиться ночью».
– Вы поладили с Богом-королем? – неожиданно спросил Синепалый.
Сири нахмурилась.
– Я вижу, как сильно вы устаете, – сказал Синепалый. – Полагаю, это значит, что ночами вы очень… активны.
– Но это же хорошо? Все хотят, чтобы наследник родился как можно скорее.
– Да, конечно, – ответил Синепалый, заламывая кисти. – Дело лишь в том… – Он замялся, затем посмотрел ей в глаза. – Вам нужно быть осторожнее, Сосуд. Постарайтесь всегда быть начеку.
Ее волосы вконец побелели.
– По-вашему, я в опасности? – тихо спросила она.
– Что? В опасности? – повторил Синепалый, озираясь по сторонам. – Вздор. Чего вам бояться? Я лишь советовал быть начеку на случай, если у Бога-короля возникнут потребности, которые вам придется удовлетворить. А теперь пора! Приятного вечера, Сосуд.
С этими словами он толкнул дверь, положил Сири на спину руку и проводил в опочивальню. В последний миг подался к ней.
– Будьте бдительнее, дитя, – шепнул он. – Не все во дворце таково, каким кажется.
Сири нахмурилась и повернулась, но Синепалый нацепил фальшивую улыбку и закрыл дверь.
«Что это было, во имя Остра?» – подумала она, пожалуй слишком долго глядя на дверь. Наконец вздохнула и развернулась. В камине, как обычно, трещало пламя, но не столь свирепое, как раньше.
Сири незачем было смотреть на кресло, чтобы увидеть Сьюзброна. Он восседал, как обычно. Когда зрение привыкло к темноте, она заметила чрезмерную насыщенность и живость огненных красок – синих, оранжевых и даже черных. Ее рубаха – блестящий позолоченный атлас – как будто зажглась собственным внутренним светом. Все белое – к примеру, некоторые тесемки – слегка изогнулось, являя радугу цветов, какую бывает видно через призму. Сири захотелось хорошего освещения, чтобы во всей полноте воспринять красоту биохромы.
Но это, конечно, неправильно. Дох Бога-короля – извращение. Сьюзборна питают людскими душами, и все порожденные им цвета возникали за их счет.
Дрожа, Сири расстегнула сбоку платье; затем позволила одежде опасть: длинные рукава свободно соскользнули, лиф откинулся, а юбка и рубаха с шорохом опустились на пол. Девушка закончила ритуал, сняв с плеч бретельки лифа и бросив его в общую кучу. Шагнув из нее, она склонилась в привычной позе.
Ныла спина, и Сири печально ждала очередную мучительную ночь. «Могли бы, – подумала она, – хоть растопить камин пожарче». В большом каменном дворце ночами холодно, несмотря на халландренский тропический климат. Особенно если раздеться донага.
«Думай о Синепалом, – велела она себе, стараясь отвлечься. – Что он имел в виду, сказав, что не все во дворце следует принимать за чистую монету?»
Отзывался ли он о Боге-короле, который мог распорядиться о ее казни? Сири отлично сознавала могущество и власть Бога-короля. Как можно забыть об этом, когда тот сидит шагах в пятнадцати и смотрит из сумрака. Нет, дело в чем-то другом. Синепалый чувствовал, что должен предупредить тихо, без посторонних ушей. «Будьте бдительнее…»
Пахло политикой. Сири скрипнула зубами. Слушай она своих педагогов, возможно, сумела бы извлечь из предостережений более тонкий смысл.
«Как будто мне больше не о чем волноваться», – подумала она.
Если Синепалый намеревался ей что-то сказать, почему ограничился туманным намеком?
Шли минуты, и его слова вновь и вновь прокручивались у нее в голове, как при бессоннице, но ей было слишком неудобно, слишком холодно, чтобы делать умные выводы. Это только усилило ее раздражение.
Вивенна во всем бы разобралась. Вивенна поняла бы чутьем, почему Бог-король предпочел с ней не спать. Она выяснила бы в первую же ночь!
Но Сири была несведущей. Она старалась усердно действовать по образцу Вивенны – стать лучшей женой, служить Идрису. Оправдать всеобщие ожидания.
Но она не такая, как сестра. Сири попросту не может и впредь заниматься этим. Этот дворец – настоящий капкан. Духовенство знай закатывает глаза в ответ на расспросы. Сири ничего не добилась, не сумела даже соблазнить Бога-короля и увлечь его в постель. Но главное, она в опасности и не может даже понять, что и откуда ей грозит.
Говоря проще, она оказалась несостоятельной.
Постанывая от боли в руках и ногах, Сири села в темной комнате и посмотрела на темный силуэт в углу.
– Не будешь ли ты любезен покончить с этим? – выпалила она.
Тишина.
Сири почувствовала, как ее волосы побелели до ужасного костного цвета, когда поняла, что натворила. Она оцепенела, потупилась; усталость сменилась острой тревогой.
О чем она только думала? Бог-король может кликнуть слуг, чтобы ее казнили. Вообще, он даже в этом не нуждается. Ему достаточно оживить ее платье – пробудить его, чтобы задушило непокорную жену. Накрыть ковром, чтобы Сири под ним задохнулась. Вероятно, он даже способен обрушить на нее потолок, и все это – не покидая кресла.
Сири ждала, учащенно дыша в предвосхищении ярости и кары. Но… ничего не произошло. Минуты текли.
Наконец Сири подняла взгляд. Бог-король шевельнулся, усевшись прямее; он рассматривал ее из кресла, утонувшего в сумраке подле кровати. Сири увидела, как в его глазах отражается свет камина. Лицо было трудно разглядеть, но оно не казалось разгневанным – лишь холодным и отстраненным.
Она чуть было снова не опустила глаза, но поколебалась. Если уж Бог-король не отозвался на крик, то вряд ли отреагирует на взгляд. И вот она вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза, прекрасно понимая, что ведет себя глупо. Вивенна ни за что не стала бы провоцировать этого возвращенного. Она сохранила бы спокойствие и трезвость мышления; она бы решила проблему или, если решение невозможно, становилась бы на колени каждую ночь, пока ее выдержка не внушила бы уважение самому халландренскому Богу-королю.
Но Сири не Вивенна. И нужно с этим смириться.
Бог-король продолжал смотреть на Сири, и она почувствовала, что заливается румянцем. Она простояла голой перед этим существом шесть ночей кряду, и это было стыдно, но еще стыднее оказалось смотреть ему в лицо. Однако она не сдалась – осталась на коленях, наблюдая за ним и вынуждая себя бодрствовать.
Она устала, а новая поза оказалась еще неудобнее, чем согбенная. Но Сири все ждала и терпела. Проходили часы.
В конце концов – примерно в то же время, что и всегда, – Бог-король встал. Сири застыла. Однако он направился не к ней, а к двери. Негромко постучал, и слуги, ждавшие снаружи, открыли ему. Он вышел, и дверь затворили.
Сири напряженно ждала. За ней не явились солдаты, ее не пришли изобличать жрицы. В итоге она добралась до постели и закуталась в простыни, наслаждаясь теплом.
«Возможно, свирепый Бог-король, – подумалось ей, – совсем не так зол, как рассказывают».
С этой мыслью она уснула.