Сири застонала, перекатываясь. Болела спина, болели руки и голова. Было так неудобно, что даже усталость не позволила заснуть. Сири села, сжимая голову ладонями.
Она провела ночь на полу опочивальни Бога-короля – считается, что спала. В комнату вливался солнечный свет, отражавшийся от мрамора там, где пол не покрывали ковры.
«Черные ковры, – подумала она, сидя на измятом синем платье, которое послужило и одеялом, и подушкой. – Черные ковры на черном полу с черной мебелью. Халландренцы отлично управляются с лейтмотивами».
Бога-короля в комнате не было. Сири взглянула на исполинское черное кожаное кресло, где тот провел большую часть ночи. Она не заметила его ухода.
Зевнув, она встала, выудила сорочку из вороха одежды и натянула ее через голову. Волосы распустила, прихватив сзади. Придется привыкнуть к такому порядку вещей. Локоны рассыпались по спине, приняв умиротворенный светлый оттенок.
Она каким-то образом пережила ночь и осталась нетронутой.
Сири подошла босиком к кожаному креслу и провела пальцами по гладкой поверхности. Почтительного трепета не было. Ночью, свернувшись калачиком и подтянув к себе платье, она задремала. Просыпаясь, несколько раз бросала взгляд на кресло. Не дерзость тому причиной и не строптивость – Сири была слишком сонной, чтобы помнить о запрете смотреть на Бога-короля. А тот не приказал ее казнить. Синепалый напугал ее, предупредив, что Бог-король неуравновешен и скор на расправу, но если это и так, с ней он сдержался. Что он намерен делать дальше? Халландрен ждал десятки лет, чтобы в жилы Богов-королей влилась королевская кровь. Она улыбнулась: «У меня есть известная власть». Он не может ее убить, не получив желаемого.
Слабое утешение, но оно придало уверенности. Сири обошла кресло, оценивая его размеры. Все предметы были слишком большими и скрадывали ее рост. Сири казалась себе ниже, чем была. Положив руку на подлокотник, недоуменно подумала: почему Бог-король не решился ее взять? Что с ней неладно? Она не желанна?
«Дура, – сказала себе Сири, встряхнув головой и подойдя к нетронутой постели. – Пока ехала, боялась брачной ночи, а теперь сетуешь на то, что ничего не происходит?»
Она понимала, что несвободна. В конечном счете муж ее возьмет – такова цель всей затеи. Однако минувшей ночью этого не случилось. Сири улыбнулась, зевнула, забралась в постель и отключилась, свернувшись под простыней.
Вторичное пробуждение было намного приятнее. Она потянулась и кое-что заметила.
Платье, лежавшее грудой на полу, исчезло. Заново разожгли и камин, хотя зачем – непонятно. День был теплый, и она сбила простыни, пока спала.
Вспомнила: «Я должна сжечь постельное белье. Вот для чего понадобился огонь».
Одна в темной комнате, одетая лишь в сорочку, она села. Служанки и жрицы не узнают, что она всю ночь провела на полу, если только Бог-король никому не скажет. Сколь вероятно, что человек, наделенный его властью, поделится интимными подробностями с духовенством?
Сири медленно выбралась из постели и сдернула простыни. Скомкала их, подошла к камину и бросила в свирепое пламя. Затем стала смотреть на его языки. Она по-прежнему не понимала, почему Бог-король оставил ее в одиночестве. Пока никто не узнал, пусть лучше считают бракосочетание завершенным.
Когда белье сгорело, Сири осмотрела комнату в поисках какой-нибудь одежды. Ничего не нашла. Вздохнув, она в одной сорочке приблизилась к двери. Отворив ее, чуть не подпрыгнула. Снаружи стояли на коленях две дюжины служанок разного возраста.
«Бог цветов! – подумала Сири. – И давно они ждут?»
Странно, но она не негодовала так, когда поневоле дожидалась прихотей Бога-короля.
Не поднимая глаз, женщины встали и вошли в опочивальню. Сири отступила. Заметив, что несколько из них внесли большие сундуки, она склонила голову набок. После вчерашнего служанки переоделись в другие цвета. Покрой был тот же – разрезанные юбки, похожие на цветастые штаны; сверху – блузы-безрукавки и шапочки, из-под которых спадали на спину волосы. Синяя и серебристая экипировка сменилась желтой и медной.
Женщины открыли сундуки и принялись вынимать разнообразную, слоями уложенную одежду. Вся она была ярких тонов и разного покроя. Женщины расстелили ее перед Сири, после чего вновь опустились на колени.
Сири медлила. Она росла в королевской семье и ни в чем никогда не нуждалась. Но в Идрисе вели аскетичную жизнь. У нее было пять платьев, и подобная роскошь граничила с экстравагантностью. Одно белое, а остальные – одинаковые блекло-синие.
Сейчас столь широкий выбор показался избыточным. Она попыталась представить, как будет выглядеть в каждом наряде. У многих рискованно глубокие вырезы – даже ниже, чем на сорочках служанок, а по идрисским меркам это считалось скандальным.
Наконец Сири нерешительно указала на красную юбку и такую же блузку. Служанки встали; одни унесли отвергнутые платья, другие подошли, чтобы заботливо снять с Сири ночную рубашку.
Через несколько минут девушку одели. Она смущенно обнаружила, что, хотя одежда сидит безукоризненно, блузка открыла талию. Но все же это было лучше вырезов, а юбка доходила до самых икр. Красная шелковая материя оказалась гораздо легче привычных шерсти и льна. Когда Сири повернулась, юбка сверкнула и вздыбилась, и не было никакой уверенности, что ткань непрозрачна. Сири чувствовала себя почти такой же голой, как ночью.
«Вот же пристали ко мне с наготой», – подумала она иронично, когда служанки отступили.
Другие поднесли стул, и она села, а женщины принялись протирать ей лицо и плечи приятной теплой тканью. Закончив с этим, ей вновь нанесли макияж, соорудили прическу и попрыскали духами.
Едва она, окутанная благоуханным туманом, открыла глаза, в комнате возник Синепалый.
– Ах, замечательно, – произнес он, и мальчик-слуга с чернилами, пером и бумагой послушно замер рядом. – Вы уже встали.
«„Уже“? – изумилась Сири. – Должно быть, сейчас далеко за полдень!»
Синепалый окинул ее взглядом, кивнул и посмотрел на кровать – явно желая убедиться, что простыни сожжены.
– Хорошо, – сказал он. – Предоставляю служанкам удовлетворить ваши нужды, Сосуд.
Сказав так, он собрался уйти с озабоченным видом человека, которого ждет уйма дел.
– Постойте! – окликнула Сири, поднявшись и оттолкнув нескольких женщин.
Синепалый остановился:
– В чем дело?
Сири замялась, не зная, как выразить свои чувства.
– Известно ли вам… что мне положено делать?
– Известно ли, Сосуд? – переспросил писец. – Вы имеете в виду… – Он зыркнул на постель.
Сири вспыхнула:
– Нет, не это. Я говорю о моем времяпрепровождении. Какие у меня обязанности? Чего от меня ждут?
– Наследника.
– Кроме него.
Синепалый нахмурился:
– Я… вообще, если честно, Сосуд, понятия не имею. Должен признать, что ваше прибытие вызвало некоторый раскол при Дворе богов.
«Как и в моей жизни», – подумала она, слегка зардевшись и покраснев волосами.
– Винить вас, конечно, не в чем, – поспешно добавил Синепалый. – Но с другой стороны… мне, разумеется, были нужны дополнительные предуведомления.
– Еще предуведомления? – спросила Сири. – Этот брак прописан в договоре более чем двадцатилетней давности!
– Да, никто не подумал… – Он сник. – Кхм. Что ж, так или иначе, мы приложим все усилия, чтобы устроить вас в королевском дворце.
«Тогда в чем дело? – задалась вопросом Сири. – Никто не думал, что брак и правда состоится? Почему бы и нет? Решили, что Идрис не выполнит свою часть сделки?»
Не важно, он так и не ответил на вопрос.
– Да, но чем мне положено заниматься? – пояснила она, снова садясь на стул. – Торчать во дворце и целый день таращиться на камин?
Синепалый издал смешок:
– Цвета, о нет! Царственная леди, это же Двор богов! Вы найдете массу дел. Каждый день исполнителям разрешают входить и демонстрировать таланты своим божествам. Для частного показа вам доставят любого.
– Угу, – отозвалась Сири. – Может быть, мне позволят поездить верхом?
Синепалый поскреб подбородок:
– Полагаю, лошадей вам приведут. Конечно, придется дождаться, когда закончатся свадебные торжества.
– Свадебные торжества? – переспросила она.
– Вы… стало быть, не знаете? Вас к этому не готовили?
Сири покраснела.
– Сосуд, я не хотел вас задеть, – сказал Синепалый. – Торжества длятся неделю, мы будем праздновать бракосочетание Бога-короля. Все это время вы не должны покидать дворец. В конце вас официально представят Двору богов.
– Вот как. А после этого мне можно будет выйти из города?
– Из города? – переспросил Синепалый. – Сосуд, вам нельзя покидать Двор богов!
– Что?!
– Вы не богиня, – продолжил Синепалый. – Но вы супруга Бога-короля. Выпустить вас было бы намного опаснее. Но не печальтесь – вам предоставят все, что заблагорассудится.
«Кроме свободы», – подумала она, и к горлу подкатила тошнота.
– Когда свадебное торжество закончится, вам будет не на что жаловаться. Здесь все, что вы в состоянии пожелать: любые привилегии, любая роскошь, любые развлечения.
Она тупо кивнула, все еще чувствуя себя в западне.
– Кроме того, – добавил Синепалый, воздев испачканный чернилами палец, – если вам будет угодно, то все вопросы государственного управления решаются на придворной ассамблее. Полный сбор бывает еженедельно, а вопросы помельче обсуждаются каждодневно. Вы, разумеется, не обязаны присутствовать лично, но когда торжество завершится, вас обязательно допустят к слушаниям. Если все перечисленное вас не устраивает, вы можете пригласить мастера из духовенства Бога-короля. Его жрецы – преданные и успешные представители всех жанров: музыки, живописи, танца, поэзии, скульптуры, кукловодства, драматургии, рисунка на песке и прочих, не столь выдающихся.
Сири моргнула.
«Повелитель цветов! – подумала она. – Здесь устрашает даже безделье».
– Но от меня не ждут обязательного присутствия?
– Нет, это вряд ли, – ответил Синепалый. – Вы чем-то недовольны, Сосуд.
– Я…
Как смеет она жаловаться? Всю жизнь от нее ждали, что она станет кем-то, – и большую часть жизни она умышленно обманывала ожидания. Теперь с этим покончено. Она не может не подчиняться, иначе ее убьют и ввергнут Идрис в войну. В кои-то веки ей захотелось служить, стараться и повиноваться. Но по иронии судьбы делать ей здесь было нечего. Только рожать наследника.
– Отлично, – вздохнула она. – Где мои покои? Я пойду устраиваться.
– Ваши покои, Сосуд?
– Да. Здесь-то меня, наверное, не поселят.
– Нет, – усмехнулся Синепалый. – В опочивальне, где состоялось зачатие? Разумеется, нет.
– Тогда где?
– Сосуд, в известной степени весь этот дворец – ваш. Я не понимаю, зачем вам отдельные покои. Проголодаетесь – служанки поставят стол. Захотите прилечь – принесут кушетку или кресло. Вздумаете развлечься, и к вам доставят лицедеев.
Странное поведение прислуги – цветастые наряды на выбор, стрижка и макияж на месте – вдруг обрело смысл.
– Понятно, – сказала она больше себе, чем ему. – А солдаты, которые сопровождали меня? Они сделали, как я приказала?
– Да, Сосуд, – подтвердил Синепалый. – Сегодня утром они ушли. Это было разумное решение: они не преданные слуги Радужных тонов, и им бы не позволили остаться здесь, при Дворе. Они уже ничем не могли вам услужить.
Сири ответила кивком.
– Сосуд, могу ли я удалиться? – осведомился Синепалый.
Она снова отрешенно кивнула, и Синепалый поспешил прочь, предоставив ей размышлять о нестерпимом одиночестве.
«Нельзя зацикливаться», – подумалось Сири, и она обратилась к молоденькой служанке, примерно своей ровеснице:
– Я так и не поняла, как тут можно убивать время.
Служанка покраснела и молча склонила голову.
– Я к тому, что здесь, похоже, для меня найдется достаточно дел, если я захочу, – объяснила Сири. – Может быть, даже слишком.
Девушка вновь поклонилась.
«Это очень быстро надоедает и здорово злит», – подумала Сири, скрипнув зубами.
Хотелось совершить нечто шокирующее и добиться от служанки ответа, но Сири понимала, что это было бы глупо. Похоже, здесь, в Халландрене, многие ее естественные побуждения и реакции обречены пропасть втуне. Поэтому, чтобы удержаться от нелепого фортеля, Сири встала и пошла осматривать свой новый дом.
Она приблизилась к двери, высунула голову в коридор, затем опять повернулась к служанкам, покорно выстроившимся в шеренгу позади:
– Есть ли место, куда мне запрещено входить?
Женщина, к которой она обратилась, помотала головой.
«Замечательно, – заключила Сири. – Не хотелось бы кончить встречей в ванной с Богом-королем».
Она пересекла коридор, отворила дверь и шагнула в желтую комнату, где побывала накануне. Ее кресло и ложе убрали, заменив несколькими желтыми кушетками. Сири удивленно вскинула бровь, затем прошла через ванную.
Ванна исчезла. Сири вздрогнула. Комната была, какой она ее помнила, той же красной расцветки. Но наклонные платформы с встроенными в них ваннами исчезли. Вся обстановка оказалась передвижной – ее доставляли в помещение, а потом уносили.
«Тут и впрямь способны переделать любые покои, – потрясенно оценила Сири. – Должно быть, есть кладовки, набитые мебелью, ваннами и драпировкой. Все это разных цветов, все ждет капризов своего бога».
Исполненная любопытства, она дальше пошла наугад. В каждой комнате было по четыре двери в каждой стене. Некоторые помещения оказались просторнее других. В одних имелись окна с видом наружу, тогда как другие находились в глубине дворца. Каждая была своего цвета, но распознать разницу Сири все еще затруднялась. Бесконечные девственно-чистые апартаменты. Вскоре девушка безнадежно заблудилась, но это, похоже, не имело значения. В известном смысле все комнаты были как одна.
Она обратилась к служанкам:
– Я бы позавтракала.
Все произошло стремительнее, чем считала возможным Сири. Несколько женщин выбежали и вернулись с мягким зеленым креслом в тон помещению. Сири посидела в ожидании стола, приборов и, наконец, пищи, которые явились будто из ниоткуда. Не прошло и четверти часа, как перед ней возникла горячая еда.
Она нерешительно взяла вилку и попробовала. До сих пор не сознавала, до чего голодна. Еда состояла преимущественно из сосисок с овощами. Аромат был намного сильнее привычных. Приправы – острее. Однако чем больше она съедала халландренской пищи, тем больше та нравилась.
Несмотря на голод, Сири отметила, как это странно – завтракать в тишине. Она привыкла питаться либо на кухне со слугами, либо за отцовским столом с гостями – военачальниками, соседями или монахами. Тихо там не бывало, но здесь, в Халландрене – в краю цветов, звуков и вычурности, – она ела одна, молча, в скучной, несмотря на украшения, комнате.
Служанки наблюдали. Никто с ней не заговорил. Предполагалось, что их молчание – знак уважения, но Сири сочла это жутковатым. Не раз она пробовала втянуть женщин в беседу, но получала лишь лаконичные ответы.
Она прожевала острый каперс. «И так мне отныне жить? По ночам муж занимается непонятно чем… И что же делать – коротать дни среди людей, но в то же время в одиночестве?»
Сири содрогнулась, аппетит пропал. Она положила вилку; пища остывала перед ней на столе. Сири смотрела на нее, жалея, что не осталась на просторном, уютном черном ложе.