Вечерние сумерки, плавно перетекая в ночь, с интересом заглядывали в открытые окна одинокой машины, остановившейся на просёлочной дороге.
Стряхнув оцепенение, Кира пошевелилась.
Мыслей не было.
В голове было гулко и пусто, как в огромном медном кувшине.
Постанывая от усилий, мужчина на переднем сиденье осторожно дотронулся до своего левого плеча, с ужасом посмотрел на свои пальцы и в изнеможении закрыл глаза. Напряжение погони спало, и последние силы оставили его.
– Эй, – негромко позвала Кира, но пассажир не отозвался.
Ну, что ж, она привыкла всё решать сама!
Протяжно зазвучали сверкающие на солнце фанфары, заполоскались на ветру разноцветные стяги, дрогнули рыцарские копья, сталью звякнули опущенные забрала, и нетерпеливые кони ударили о землю копытом…
Включив свет в салоне, Кира внимательно посмотрела на своего пассажира.
Тусклый свет лампочки смягчал резкие, крупные черты лица плотного брюнета, делал агрессивную азиатскую бородку и тонкие чёрные усы расплывчатыми, почти интеллигентными. На левом плече потемневшего от крови серого пиджака зияла рваная дыра.
«– Вытолкни его из машины и уезжай!» – испуганно приказал Кире её внутренний голос, но некстати проснувшиеся совесть и сострадание стали нашёптывать ей совсем другое.
«– Нельзя бросать человека в беде!», – нахмурив бровки, грозила совесть тонким пальчиком.
«– Одного! В чистом поле! На съедение диким зверям! – вторило ей сострадание. – Кошмар!»