15

Войдя в квартиру Шубина, Кира отнесла пакеты с обновками в спальню и, переодевшись в черные новые, шёлковые брючки и футболочку и сунув ноги в новые сабо на высоком каблуке, критически оглядела себя в зеркале.

При росте метр семьдесят и весе семьдесят килограмм, в отличие от подруги Ларисы, вечно сидящей на диете и высчитывающей каждую калорию, Кира не испытывала комплексов по поводу своей «фигуристости», но сейчас глядя на себя в большое гардеробное зеркало, невольно пожалела об утерянной лёгкости.

Впервые за пять лет «сиденья дома» она обратила внимание на свою внешность, и ей захотелось нравиться не только себе.

– Надо сесть на диету, – недовольно произнесла она, пожалев, что раньше этого не сделала.

Кира подхватила новую, кожаную сумочку и без сожаления покинула огромную квартиру – так хотелось поскорее уехать на дачу к дочерям, что она даже приплясывала от нетерпения.

Пока она возилась с дверными замками, на площадку поднялась худая неряшливо одетая женщина с тяжёлыми сумками в обеих руках.

– Здравствуйте, – поздоровалась Кира.

И шагнула в сторону, пропуская на площадку мальчика с забинтованной рукой, поднимавшегося вслед за матерью очень необычным способом: он перешагивал через ступеньку, приставлял вторую ногу, шагал назад на пропущенную ступеньку, опять приставлял ногу, и снова шагал через ступеньку.

– Явилась, наследница, – прошипела женщина, и Кира слегка опешила от такой фамильярности. – От сыночка обещанного не дождалась, а от тебя и подавно не дождусь. А ты знаешь, – наступала она на Киру, с ужасом глядящую на подрагиванье рыбьего хвоста в одной из сумок возбуждённой женщины, – знаешь, что Лизавета мне отдавала свою старую одежду, а Верке моей золотую цепочку к выпускному обещала подарить? Где моё кровное и обещанное?

Кира не выносила базарную бесцеремонность и старалась избегать отношений с такими людьми. Она перевела взгляд с рыбьего хвоста на злое блёклое лицо женщины, гордо вскинула подбородок и молча стала спускаться по лестнице.

– «Собака бывает кусачей только от жизни собачей», – тихо пропела она, останавливаясь на нижней площадке и шаря рукой в сумочке в поисках ключей от машины.

Дверь одной из квартир на первом этаже приоткрылась, и Кира неожиданно оказалась втянутой в сумрак длинного коридора с потрескавшимися, выцветшими обоями и рядами разномастных вешалок.

– Не обращай на неё внимания, душечка, это Виолеттка Точилина – дебоширка и пьяница, – бодро сообщила дородная женщина пенсионного возраста, крепко держа Киру пухлой рукой. – Она с сынком Вовкой весь подъезд терроризирует. Ну, ничего, доберусь я до неё!

Шурша шёлковым халатом до пят, женщина потянула Киру в свою комнату.

– Зовут меня Татьяна Ивановна, – представилась она и, ни сколько, не стесняясь постороннего человека, скинула халат и начала переодеваться в зелёный, брючный костюм с белыми полосами, от чего стала похожа на «разъевшийся» кабачок цуккини.

– Кира Дмитриевна Чичерина, – представилась Кира, смущённо отворачиваясь к окну и догадываясь, что именно об этой женщине упоминал Дмитрий Викторович в связи с трагедией на дороге, и тут же возглас восхищения вырвался из её уст. – Ах, какая красота!

На широком подоконнике красовалась целая коллекция кактусов. Они стояли рядами, в несколько ярусов на самодельных деревянных полках и поражали своим разнообразием и количеством. Многие из кактусов цвели. Наивные трогательные цветочки с трудом проталкивались сквозь густые колючки и раскрывали свои нежные лепестки.

– Нравиться? – с гордостью спросила Татьяна Ивановна, вставая за спиной гостьи. – Я состою в обществе кактусоводов и имею поощрительные дипломы многих выставок. Эти моя гордость, а вот этот, – она отдернула тюль и протянула Кире крошечный, пластмассовый горшочек с невысоким, колючим столбиком с длинными, узкими листочками на «макушке», – одна из разновидностей «Euphorbia» – всем известного молочая. Бери!

– Нет, нет, не надо…

– Бери, душечка, не стесняйся, – женщина сунула в руку Кире горшочек с кактусом и, закатив глазки, мечтательным голосом продолжила, – Дмитрий Викторович вчера мне про тебя всё рассказал. Мы встретились у подъезда и поговорили. Он такой душка! Если бы не его любовь к Лизавете, то давно бы женила его на себе.

– Подождите, – опешила Кира, перестав рассматривать подаренный кактус, – ведь Елизавета Георгиевна родственница Дмитрия Викторовича…

– Щас! – невежливо перебила Татьяна Ивановна. – Как говорит мой любимый Михаил Задорнов: «Щас!».

– !!!

– Всё это, как раз, на моих глазах и происходило, поэтому лучше меня никто не расскажет, – женщина присела к круглому столу в центре комнаты и, вспоминая, театрально прикрыла глаза рукой. – Сначала в наш дом приехал Дима. Это сейчас он Дмитрий Викторович, а тогда его величали Димой или Димочкой – кому как нравилось: комнатку он снимал на время учёбы у Столяровых, а уж потом здесь Лиза поселилась – замуж за Пашку Шубина вышла. Сама то она из богатеньких в высотке жила, да с родителями из-за жениха сильно повздорила – против их воли пошла и здесь поселилась. Шубины тогда две комнаты в этой же квартире занимали: Борька – старший их сын к жене подался, а молодых с бабушкой в одной комнате поселили – царство ей небесное. Тут у Лизаветы с Димочкой всё и сладилось: театры, да концерты. А Пашка слышать ничего не хотел: «Ах, Лизочек! Ах, душенька!». Потом, конечно, Димочка съехал – не долго он здесь глаза мозолил своим ангельским личиком, но думается мне, дело на этом у них не кончилось.

– Странно, – размышляла Кира вслух, – но они так похожи…

– Вот! А я что говорила! – Татьяна Ивановна прытко вскочила со стула и пребольно ткнула Киру в плечо. Та поёжилась – не столько от боли, сколько от фамильярности. – Димка съехал отсюда как раз перед Лизаветиными родами – от греха подальше! А Лизка то, Лизка, сына родила и Павликом назвала: в честь отца значит, а на деле отец не тот, а этот!

– Что значит: «не тот, а этот»?

– А то и значит: отец не Павел Николаевич Шубин, а Димочка! Ты, что сериалы не смотришь?

– Сериалы? Смотрю иногда… Вы хотите сказать, что Дмитрий Викторович Юшкин отец Павла Шубина? – изумление Киры перелилось через все мыслимые преграды, но, с другой стороны, это многое объясняло: и сходство, и разные фамилии, и желание избежать вопросов о его с Пашей родстве. – А я то… Вот балда!

– Ты, что думаешь, я вру? – женщина уперла руки в крутые бока и пошла в наступление. – А за что мне тогда Лизка все эти годы свою одежду отдавала, и хрусталь там всякий, и духи – что б я, значит, тайну ихнюю сохраняла! А теперь чего её хранить то? Все померли, ну, кроме Димы, конечно… Послал Бог тебе родственничка! – Татьяна Ивановна схватилась за необъятную грудь двумя руками.

– Какого родственника? – не поняла Кира.

– Раз ты родственница Шубиных, а Пашка родной сын Дмитрия Викторовича, то вы с ним тоже сродственники.

– Я родственница Шубиных?

– Ну, не я же! Так Дмитрий мне сказал – дальняя родственница Пашки по материнской линии… А говорят, в жизни такого не бывает – только в сериалах, – мечтательно закатила маленькие глазки Татьяна Ивановна. – Дураки! Жизнь – она намного интереснее всякого сериала! Только надо внимательно за ней наблюдать! И тогда такое увидишь, куда там твоим сериалам. Димочка каждый Старый Новый год сюда наезжал с больши-ими подарками…

Держа в руках горшочек с кактусом и поддакивая женщине, Кира думала совсем о другом: понятно, почему Дмитрий Викторович представил её родственницей Шубиных – хотел избежать ненужных расспросов о наследстве, но знает ли он, что Татьяна Ивановна в курсе его амурных дел и что семейная тайна скоро может стать достоянием общественности.

Это ему наверняка не понравится.

– Татьяна Ивановна, – Кира подошла ближе к женщине, заталкивающей в объёмистую сумку из кожзаменителя целлофановые пакеты, – не рассказывайте никому о родстве Дмитрия Викторовича и Паши, а то сплетни по всему дому пойдут.

– Так покойникам всё равно, с них ведь ничего не получишь.

Кира быстро сообразила, что от неё требовали.

– Я вам все вещи Елизаветы Георгиевны отдам: на днях буду разбираться в шкафах и всё соберу.

Женщина пошамкала губами – уж очень ей хотелось рассказать чужую тайну, тяготившую её столько лет.

– Странно, – видя её сомнения, подзадорила Кира, – а Виолетта Точилина только что мне сказала, будто Елизавета Георгиевна ей свои вещи отдавала, а дочери её золотую цепочку обещала подарить к выпускному балу…

– Что? – вскричала Татьяна Ивановна, с такой вопиющей ложью её ранимая душа смириться не смогла. – Она же дохлая, как вобла! Куда ей Лизаветины вещи? Я ей сейчас покажу, заразе! Мало этой пьянчужке не покажется!

Воинственно уперев руки в бока, она пулей, вернее пушечным ядром, выкатилась из комнаты.

Некоторое время Кира стояла одна в опустевшей комнате.

– Ну, и стерва же ты, Чичерина! – укорила она сама себя, но особого осуждения в голосе не послышалось.

Загрузка...