– Сожаление – удел слабых, – парировала Ирмина, когда в гостиную вошли мать и брат в сопровождении двух служанок.
Сариáн усадил Мерсемúт на ее место, поцеловал перстень на руке Кимирана и занял стул по левую сторону от матери напротив Ирмины.
– Кто здесь говорит о слабости? – спросил самым беззаботным тоном и, как только служанка наполнила его бокал, одним махом осушил.
– Тебе знакомо значение слова аскетизм? – спросила Ирмина, которая так и не притронулась к приготовленной для нее крови.
Солоновато-терпкой, приправленной перцем и гвоздикой.
Она повернулась к отцу.
– Послабление пропускного режима потребует не только моего участия.
– Аскетизм – удел нищих, а я, – Сариáнт щелкнул пальцами, и служанка обновила бокал. – Из рода Вúскард.
“Второй” было опущено намеренно, но Ирмина не стала заострять на этом внимание. Когда она уедет в Муунган, в поместье останется верный Бардóл, и она по-прежнему будет в курсе темных делишек брата.
Куда важнее было достучаться до Кимирана.
– Что за безвкусица у тебя на груди? – спросила Мерсемúт.
Мать без преувеличения была самой красивой гианой на всем Бринзане. С черными, словно заброшенные шахты Гхихлеца, длинными волосами, молочно-белой кожей и глазами алыми, как огонь, что полыхал в сердце золотой Звезды в момент ее пробуждения.
– Я еду в Муунган.
Кимиран в ответ на вопрос в глазах жены утвердительно кивнул.
– Когда? – уточнила Мерсемúт.
– Зачем? – подначил Сариáнт, и Ирмина ядовито улыбнулась.
Маленький прохвост знал о ее передвижениях все. Все, что Ирмина считала нужным передавать его шпионам, которые через одного работали на нее.
– Трудиться на благо Хаэкона, второй из рода Вúскард.
Лицо Сариáнта сморщилось, словно он проглотил прогорклую кровь, и Кимирáн добавил:
– Она будет представлять интересы рода, налаживать торговые связи и, конечно, отвечать за обмен опытом.
– Это поставит под угрозу наши отношения с сильфами, – возразила Мерсемúт.
– Речь не идет о насаждении чужой веры, – терпеливо пояснил Кимирáн.
– Да, никакой политики.
Ирмина встала, так и не притронувшись к аперитиву.
– Только интриги, ложь и кража высоких технологий. Приятного аппетита, а мне нужно готовиться к отъезду.
Она снова поцеловала перстень отца, поклонилась матери и, показав брату идеальный оскал, вернулась в свою спальню, где в приступе отчаянной злости сорвала с груди знак с гербом Муунгана и бросила на трюмо.
Брошь описала дугу и упала плашмя, иголкой вниз. Огонь из камина окрасил страницы отчеканенной на поверхности книги в пурпурно-алый.
– Я слышал, ты уезжаешь?
Ладони Бардола перехватили Ирмину за талию. Тонкое кружево затрещало под натиском бледных пальцев, и она, криво усмехнувшись, толкнулась бедрами в его пах.
– Кто разрешал тебе врываться в мои покои без приглашения?
– Ты?..
Бардол перехватил Ирмину за горло, и, покуда она не сопротивлялась, впился губами в нежный воротник, что прятал от него идеальную шею гианы.
– Ты испортил мое лучшее платье… снова.
– Разве сейчас это имеет значение?
Он усмехнулся, и нарочито медленно разорвал ткань на бедрах и животе, оставив на Ирмине лишь белый высокий воротник и тонкое кружево нижнего белья.
– У тебя их сотни.
– И поэтому ты решил порвать их все?
Бардол рассмеялся и, словно бросая гиане вызов, дернул воротник на себя. Белые пуговицы рассыпались по полу, но она не двинулась с места.
В зеркале напротив Ирмина рассматривала свое отражение: плавную линию бедер и мягкие полушария грудей, рельефный живот и тонкие длинные руки с острыми черными ногтями.
Бардол тоже разглядывал ее, и хотя они не в первый раз делили постель, не смог сдержать стона удовольствия, когда Ирмина распустила волосы.
– Ты заставляешь меня ждать? – повелительно спросила она, и гиан сбросил на пол шелковую рубашку цвета свежей крови, а за ней и темные брюки.
Наконец, тяжело дыша, Бардол поднял Ирмину на руки и понес к постели.
– Зачем Кимиран отправляет тебя в Муунган? – спросил, покрывая поцелуями острые ключицы и нежную высокую грудь.
– Тебя не касается.
Бардол раздвинул коленом сладкие бедра и, перехватив гиану за талию, резко подтянул к себе. В ответ она отвесила ему пощечину: четыре глубокие царапины прочертили щеку, и, спустя пару мгновений, исчезли без следа.
– Меня касается все, что имеет отношение к тебе.
Ирмина рассмеялась.
– Сегодня ты слишком болтлив, займись лучше делом!
Она толкнула его голову вниз, к мягкой нежности, что пульсировала голодом. Острый язык Бардола послушно скользнул по верху, заставив ее выгнуться навстречу, а следом без предупреждения вторгся во влажную глубину.
Он знал, как доставить Ирмине удовольствие, и все же был слишком нетерпелив. Не дав гиане кончить, Бардол навис над ней, сцепил тонкие руки в замок над головой и прошептал, касаясь кончиком носа ее уха:
– Позволь подарить тебе последний поцелуй?
Ирмина зло рассмеялась и прежде, чем его клыки успели вонзиться в ее шею, сама оказалась сверху.
Первородные всегда были сильнее.
– Раньше осыпятся листья с ветвей священного Иве, чем я разрешу безродному щенку вроде тебя испить моей крови!
– Ты обещала! – застонал Бардол и подался вперед, пытаясь поймать ее губы.
Но Ирмина отклонилась, и в отместку он толкнулся в нее бедрами, недвусмысленно заявляя о своем желании.
– Был бы я безродным, ты меня и на порог не пустила… первая из рода Вискард.
– Заткнись!
Ирмина сама взяла руки гиана в замок и оседлала, коротко двинувшись навстречу. Затем поймала губами его протяжный стон и без предупреждения впилась зубами в плечо, прокусив подключичную артерию.
Бардол дернулся, но Ирмина удержала. Еще теснее прижалась к нему и до боли стиснула пальцами крепкие запястья, наслаждаясь сексуальным возбуждением и властью, что оно дарило.
Наконец, гиан сдался, и Ирмина ослабила хватку. Кровь пульсировала в висках, и удовольствие смешивалось с болью и унижением, к которым он привык. И пусть Бардол не мог испить первую из рода Вискард, зато он мог ее трахнуть.
Гиан зарычал и, обхватив упругие бедра ладонями, подался Ирмине навстречу. Пришла ее очередь стонать, и, хотя Бардол старался изо всех сил, она отпустила его только, когда кончила сама, залив подушки свежей кровью своего любовника.
– Хочу, чтобы ты уехала навсегда, – прошептал гаин, когда она позволила ему подняться.
– И к кому тогда прибьешься в поисках защиты? К Мерсемит? – Ирмина хохотнула. – Или, может быть, к Сариату?
– Среди гиан много знатных родов, – ответил Бардол и поднял с пола рубашку. Кровь на плече запеклась бурыми рваными разводами. – Не одними Вискард…
Ирмина подлетела к нему быстрее, чем гиан успел закончить.
– Скажешь еще хоть слово, и я выпотрошу тебя на ковер. Ты принадлежишь мне, как и все твои грязные секретики!
Длинные острые ногти оставили на шее новые отметины. Бардол промолчал, а Ирмина, выдавив из себя улыбку, отпустила его. Затем накинула на плечи рубашку и, поправив воротник, помогла застегнуть пуговицы.
– Завтра я уеду в Муунган, а ты останешься здесь один. Моими ушами, моими глазами, – она сжала в ладони не до конца упавшее хозяйство гиана. – Можешь трахать кого угодно, но здесь, – она обхватила свободной рукой его затылок. – Ты будешь верен мне до конца своих дней.