Ночь опустилась на Париж, как тяжелый занавес, скрывая город под покровом тьмы. Улицы Латинского квартала затихли, лишь редкие шаги ночных сторожей да скрип ставен нарушали тишину. Анри и Мариэтта покинули склад, когда туман рассеялся, оставив за собой холодный, влажный воздух. Они двигались быстро, держась переулков, где фонари не горели, а тени были их союзниками.
Мариэтта вела его к старой пекарне на улице Сен-Жак – месту, где, по ее словам, Клодин собирала людей для следующего шага. Дверь пекарни была приоткрыта, и оттуда доносился запах угасающего огня и ржаного хлеба. Они вошли, и Анри увидел Клодин, стоящую у печи. Ее рыжие волосы были собраны в узел, а лицо освещалось красноватым светом углей. Вокруг нее собралось человек десять – мужчины и женщины с усталыми глазами, но горящими взглядами.
– Пьер в тюрьме Сен-Лазар, – начала Клодин без предисловий, ее голос был резким, как удар ножа. – Стража забрала его после площади. Они держат его в одиночной камере, но мы знаем, где ключи.
Анри шагнул ближе, чувствуя, как напряжение в комнате давит на него. Мариэтта стояла рядом, ее рука слегка касалась его рукава.
– Как мы его вытащим? – спросил он, стараясь звучать увереннее, чем чувствовал.
Клодин посмотрела на него, ее губы дрогнули в слабой улыбке.
– Ты быстро учишься, месье. Один из наших, Жиль, работает в тюрьме уборщиком. Он видел, где висят ключи – в комнате надзирателя. Ночью там мало охраны, но риск все равно велик.
Один из мужчин, худой, с длинным шрамом на щеке, поднялся с ящика.
– Я могу отвлечь стражу, – сказал он хрипло. – Подожгу телегу у ворот. Пока они тушат, вы войдете.
– А если тебя поймают, Матье? – спросила женщина с седыми прядями, сидевшая у стены.
– Тогда я уйду с боем, – ответил он, и в его голосе не было ни тени сомнения.
Анри слушал, чувствуя, как реальность этого плана врезается в него. Это была не раздача листовок – это был прямой вызов властям, шаг, за которым могла последовать виселица. Он взглянул на Мариэтту, с какой-то маленькой надеждой, ища в ее лице ответ, но она смотрела на Клодин, кивая.
– Я пойду внутрь, – сказала Мариэтта. – Я маленькая, незаметная. Я постараюсь остаться незамеченной и возьму ключи от одиночной камеры.
– Нет, – вырвалось у Анри прежде, чем он успел подумать. Все повернулись к нему, и он почувствовал, как жар приливает к щекам. – Я пойду. У меня есть опыт… я знаю, как двигаться тихо. В детстве я лазил по крышам в поместье отца.
Клодин прищурилась, оценивая его. Сначала в ее глазах проскользнуло легкое недоверие, но потом оно сменилось на уверенность. После раздумий она кивнула.
– Хорошо. Ты и Мариэтта – вдвоем. Матье даст вам время. Мы уходим через час.
Собрание закончилось быстро: люди разошлись, шепча последние детали. Анри остался с Мариэттой у печи, чувствуя тепло углей на лице. Она посмотрела на него, ее взгляд был мягким, но серьезным.
– Ты уверен? – спросила она. – Это не игра, Анри. Если нас поймают…
– Я знаю, – перебил он. – Но я не могу стоять в стороне. Не теперь.
Она кивнула, и в ее глазах мелькнуло что-то новое – уважение, смешанное с тревогой. Они вышли из пекарни и направились к Сен-Лазар, держась теней. Ночь была их щитом, а Париж – ареной, где решалась их судьба.