Авдий открыл тяжёлую дубовую дверь. Постоял немного, давая глазам привыкнуть к темноте. И зашагал по лестнице, практически на автомате, ведь этот путь он проделывал каждый вечер на протяжении последних пятидесяти лет.
Спешить некуда. Все давно спят. Или готовятся ко сну. Двор пустой. Это время Авдий очень любил. Никто не отвлекает и можно спокойно, добравшись до своей каморки, достать рабочие инструменты, форму, и начать наводить чистоту на вверенной ему территории. Слегка шаркая, он двигался вперёд, разбавляя одиночество привычным бормотанием:
– Погодка-то тёплая… Хорошо. Управлюсь со двором быстро. И звёзды такие яркие, даже фонарь можно не включать.
Проходя мимо небольшой пристройки, Авдий остановился. Слух уже давно подводил, но этот шум он расслышал. Вечеринка выпускников в самом разгаре.
– Ох, молодёжь. Что ж вам не спится-то!
Погрозил кулаком, хотя знал, что на него никто не смотрит.
– Главное, не сорите! А то убирай тут за вами…
Постояв ещё немного возле окон, Авдий вздохнул и отправился к своей каморке, всё так же бормоча под нос:
– Радуйтесь. Пять лет за плечами. А что дальше? И ведь нельзя отмотать время назад, переделать, перепрожить. Какие же вы вначале желторотики! А сейчас… И жалко ведь расставаться. Скольких я уже тут видел. Почти каждому хотя бы раз сопли-то подтирал. А вспомнят ли он обо мне? Чёрта с два…
Дверь каморки скрипнула, Авдий погремел инструментами и вскоре вышел во двор, полностью экипированный: метла, перчатки, халат. Ветер донёс мелодию. Авдий пожевал губами, глядя на расцвеченные светомузыкой окна, и пошёл в дальнюю часть территории. Скоро выпускники захотят выйти на воздух и, если начать уборку отсюда, с утра придётся начинать заново.
Ворчание и шарканье затихали.
Авдий и не подозревал, что скоро Школу захлестнёт неожиданная волна перемен.
***
Школьный двор. Ночь выпускного. 22.00
Малия сидела на пригорке и рисовала. Сон не шёл, а в душной комнате находиться не хотелось. Да и природа так и просила запечатлеть её на бумаге.
Карандаш легко скользил, проявляя образы: затихшие деревья, заблудившиеся птички. Яркие окна , откуда гремела музыка.
Огни гирлянд и радостные крики выпускников немного отвлекали. Малия вздохнула. В следующем году и её ждёт финиш. А что дальше? Страх взрослой жизни, как туман, обволакивал и сковывал.
Слезинка растеклась по рисунку, превращая птицу в сине-зелёное чудище.
Дверь залы открылась и на лужайку выбежали разгорячённые юноши и девушки. Небо взорвалось фейерверком.
– Красиво, правда?
– Ой, – вскрикнула Малия.
Карлин появилась, будто из ниоткуда, и небрежно опустилась рядом с ней на траву.
– Ты же знаешь, не люблю я всю эту шумиху. Девчонки визжат, парни свистят. Парочки переглядываются. Того и смотри, выпускной плавно перетечёт в… ну, тебе о таком пока думать рано, – Карлин перешла на шёпот и подмигнула соседке.
Малия с интересом посмотрела на Карлин. Они не были подругами в привычном понимании этого слова. Ей просто нравилось общаться с этой, не похожей на других, девчонкой. Карлин бывала грубоватой, как мальчишка, и вела себя часто развязно, но с ней было интересно, просто и весело. В сложных ситуациях, когда всё валится из рук, Малия приходила именно к Карлин и та, не расспрашивая, не советуя, просто переключала внимание на очередную сплетню или свою же идею. Малия понимала, что будет скучать. По вот таким посиделкам под деревом, шуткам, критикой преподавателей, которые снова поступили несправедливо. И… да просто потому, что она была рядом. Ведь кроме Карлин у Малии не было здесь никого, кто воспринимал бы её такой, какая она есть, и не пытался исправить, сделать удобной или как все.
– Что рисуешь?
Карлин потянулась к альбому, в её глазах плясали чертята. Но Малия не хотела показывать. Она до сих пор стеснялась своего увлечения. Ей казалось, что картинки выходили так себе. Каракули, помогающие слегка успокоиться.
– Так, карандаш погулял по листочку, что-то напачкал.
Малия попыталась убрать рисунки и перевести всё в шутку. Но это только раззадорило подругу.
– Класс! Смотри, какая клякса! А давай сделаем самолёт и отправим послание… Стэну! Он же нравится тебе?
Карлин взяла карандаш, что-то написала на рисунке с растёкшейся птицей. Сложила оригами и запустила самолёт. Малия следила не моргая. С одной стороны, это то, о чём она сама мечтала: обратить на себя внимание. С другой, была не готова. Злость и благодарность смешались. Хотелось спрятаться, исчезнуть и кричать от радости одновременно. Карлин наблюдала со стороны и ухмылялась. По-доброму так, по-дружески. А Малия зажмурилась, посылая мысленную просьбу:
– Только не оборачивайся, не поднимай самолёт или хотя бы не раскрывай. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
– Да чего ты так убиваешься? – Карлин слегка подтолкнула подругу, пытаясь вызвать улыбку.
Малия открыла глаза и, пристально посмотрев на подругу, вдруг вспылила:
– Чего я убиваюсь? Ты это серьёзно? Ах да, ты завтра-послезавтра уедешь. А я тут останусь. Тебе не понять! И, главное, он тоже остаётся, – выдав тираду, Малия отвернулась.
Сделав несколько вдохов, она продолжила более спокойно:
– Понимаешь, Стэну предложили место ассистента преподавателя. Он ещё сам не осознал, но я видела. Случайно. Его проект одобрили и предложили над ним поработать под руководством профессора и учёных.
– Так замечательно же! – Карлин встала, подняла подругу и попыталась расшевелить. – Напросись помощницей в их группу. Слово за слово, взгляды, случайные прикосновения…
– Карлин! Это уже не твоё дело.
Малия понимала, что подруга не желала ей зла. И недоумевала, почему так внутри всё кипит. Решив подумать об этом позже, Малия собрала медленно вещи и, не прощаясь, ушла. А Карлин, удивлённо подернув плечами, пошла обратно к веселящимся на площади выпускникам.
– Какие мы обидчивые… Подумаешь! Я хотела, как лучше… Жаль, что хорошие дела не ценят. А я считала тебя подругой, – Карлин вгляделась в силуэт удаляющейся Малии, грусть тонкой молнией пролетела по венам. – Ну, не могу я иначе!
Встала, отряхнулась. Потянулась словно кошка, которую только что разбудили. И, вернувшись в привычно-весёлое и озорное настроение, пробормотала под нос:
– Пойду, парочки выпускников разобью. Если получится. Может, они потом скажут спасибо, что уберегла от возвращения домой не с назначением, а с подарочком, сопливеньким и кричащим на всю округу. Какое мнение останется о Школе? Мамашки, увидев такое, начнут отговаривать дочерей. Пять лет вдали от дома. Вместо выбора жениха по совету родителей и жизни по давно спланированному старшими…
С такими размышлениями Карлин спустилась с пригорка и влилась в толпу выпускников. Атмосфера праздника тут же окутала, настроение изменилось. Хотелось улыбаться, танцевать и почему-то рыдать. По щекам потекли слёзы. Ведь веселье скоро закончится, а за ним начнётся то, чего она так боялась. Её ждал дом, строгие родители, распланировавшие всю жизнь дочери на несколько лет вперёд. Муж, дети, хозяйство. И никакого просвета, только правила, ритуалы, работа на благо поселения и Богатеев.
От мелькающих картин "счастливого будущего" Карлин бросило в жар. Она решила выскочить из толпы танцующих выпускников, посидеть в сторонке и насладиться последними деньками свободы.
Да, несмотря на сложный учебный график, домашние задания, строгих преподавателей, здесь она чувствовала себя именно свободной. А там…
Рядом прошли девчонки, щебетали о жизни после выпуска.
– Мои родители уже всё устроили. Меня встретит Панвик. Он столько ждал, когда я, наконец, закончу обучение. Мы сразу назначим дату свадьбы.
– Счастливая! – услышала Карлин завистливые вздохи подружек, и это вывело её из себя.
– Курицы! Чему завидуете? Вас готовили целых пять лет, как стать учёным, нести пользу в мир, улучшать технику, защищать природу. А вы стремитесь быстрее вернуться в обычную жизнь? Гладить рубашки и менять пелёнки?
– Что ты предлагаешь? – спросила Эвин.
– Ничего, – отмахнулась Карлин.
Ей не хотелось затевать очередной спор, который всё равно был обречён. Она почувствовала такую обиду! На себя. На этих девчонок, мечтающих побыстрее выйти замуж. На парней, которым было на всё плевать. На эту грёбанную Школу, которая выбрасывала выпускников обратно во взрослый мир вместо того, чтобы реально помочь.
Вот только в чём помочь? Изменить устои? Услышать решения и договориться с Башней учёных или повлиять на Богатеев? Карлин несколько раз пробовала объяснить свой проект преподавателям, но те вновь и вновь отвергали: «Не время. Не место. Непонятно. Рискованно» и в конце концов она махнула рукой.
Карлин частично понимала, что сама виновата. С первого года обучения сформировала такое мнение о себе, что ожидать серьёзного отношения не приходилось. Преподаватели всё, что шло от «этой выскочки» подвергали сомнению и сразу же ставили гриф «запретить».
Девичья рука легла на плечо Карлин и вывела из неприятных воспоминаний.
– Что ты предлагаешь? – тихо повторила Эвин.
Карлин огляделась. Три пары глаз смотрели по-разному: с презрением, вызовом, насмешкой. Злость разогнала кровь и слова стали вылетали как выстрелы:
– Что вы так на меня смотрите? Вам самим-то не жалко потерянного здесь времени? Проектов, которые могли бы внести серьёзный вклад в развитие наших поселений?!
Взгляды сменили настрой, излучая удивление и интерес.
– Вот ты, Стэфия. Твой проект по изучению языка птиц. Ты же так его описала, что профессор аплодировал стоя. Представляешь, как бы гордился твой отец?!
Стэфия зарделась, посмотрела на небо, выискивая тех самых пернатых, которые помогли создать небольшой приборчик – переводчик птичьего языка. Но, встретив взгляд Эвин, расправила плечи и ответила:
– Птицы есть и у нас. Дома я смогу продолжить. И это не помешает мне создать семью и следовать традициям, – но с каждым словом энергия падала и глаза Стефии уставились на носки туфель.
Карлин махнула рукой.
– А ты, Сегма? То, как ты предложила изучать почву. Я видела, как половина комиссии уже строчит письма в учёный совет об этом открытии. Но… его получат все, кроме нас, ведь тебе нет дела до обычных селян. Ты уже спишь и видишь себя женой этого смазливого богатея. Как там его? Имя хоть знаешь? Или это неважно, всё равно обращаться разрешают только «Мой сон»…
Сегма отвела взгляд, носком изящной туфли ворошила землю, вспоминая, как ещё недавно собирала образцы этой почвы для своего проекта. Затем вздёрнула подбородок и выпалила:
– Да, мне неважно! Это будет «мой сон»! Я рожу ему дочку и сына, и навсегда останусь в Оазисе!
Карлин перевела взгляд на Эвин. Та задрала подбородок, готовясь дать отпор. Но вдруг рядом оказался он…
– Ветерок!
Карлин протянула руку и сгусток воздуха, как щенок, повилял всем своим тельцем. Это был результат проекта Эвин. С полупрозрачным воздушным псом играли все. Девчонки, вспоминая своих питомцев, парнишки, дурачась и показывая мастерство дрессировки. Обдав теплом, ветерок улетел к Эвин. И туманом растёкся у ног.
– И что? – Эвин выгнула бровь, а рука инстинктивно потянулась к ветерку. – Это здесь мы многое можем! Будь мы мужчинами или из мира богатеев, то проекты смогли бы увезти с собой. Но… мы женщины и у нас совсем иное предназначение.
Эвин погладила своего питомца, щёлкнула пальцем и тот растворился. Затем кивнула подругам. И отправилась прочь от неудачницы, у которой ни проекта, ни назначения, ни выбранного мужа.
– Я хотя бы попыталась.
Карлин села в позу лотоса, обняла голову руками и позволила себе разрыдаться.