Ох уж эти штуковины! - читать онлайн

О дружбе, хвостах и проклятиях

– Родик, признавайся, где ты прячешь хвост? – Маринка встретила меня коварной улыбкой. Тёмные блестящие волосы заколоты, на обтянутых клетчатой рубашкой плечах лямки рюкзачка.

– Это не хвост, – решил подыграть я, пока ещё не понимая, куда она клонит.

Судя по напряжённому виду Санька, у ног которого возвышался огромный оранжевый рюкзак, он был совершенно не в курсе полёта Маринкиных мыслей.

– Ну как же, – ткнула острым ноготком мне в грудь девушка. – У тебя тут написано «монстр»! Бежишь, хвостом ветер ловишь.

Я опустил взгляд на светло-серый трикотаж с надписью «All MONSTERS are human»^[1] и с облегчением запротестовал:

– Тут меленько добавлено про хумансов.

– Меленько никто не читает, – отрезала Маринка. – И хумансы не так романтичны, как прищельцы, кометы, метеоры и хвосты.

Да уж… Если не вспоминать, что метеоры – это древние мёрзлые каменюки, падающие пылью и пеплом на головы, то звездопад воспринимается как картинка из другого мира. Мерцающие чёрточки серебряных стрел, пыльца небес, звёздные слёзы.

Очень романтично.

Ещё бы Санька не увязался с нами. Но при взгляде в честные круглые глаза, которые придавали его лицу с маленьким ртом, мягким подбородком и длинной волнистой чёлкой вид почти ангельский, даже моё сердце смягчалось… Вертлявый, добродушный и всегда стремящийся помочь одногруппник давно стал неотъемлемой частью реальности и, пожалуй, привычка к нему переросла в дружбу.

Сегодня Санёк был некстати. Мы с Маринкой могли бы насладиться небесной феерией без него. Ни он, ни Маринка не были в курсе моих романтичных планов, и потому оба восприняли идею посмотреть на Персеиды «на ура».

Сказано – сделано. Полчаса на автобусе, полчаса пешком по прибрежным зарослям, и вот мы разбили маленький лагерь на живописной круче над рекой.

К тому времени, когда припасы для ночного пикника оказались свалены в тамбуре палатки, а обчитавшаяся интернета Маринка мерила шагами склон, выискивая лучший вид на то самое созвездие Персея, откуда появятся метеоры, совсем стемнело. Лунный диск испятнал отблесками морщинистую реку внизу. В кустах стрекотало насекомое.

– Бинокль-то тебе зачем? – удивился я, глядя на Саньку. Тот, согнув ноги, валялся на подстеленном пледе. Августовская ночная прохлада ещё не погнала нас, романтиков, в палатку, и приятель разглядывал небо через огромный облупленный бинокль.

– А что? – Санька оторвал окуляры от глаз и глянул с подозрением. – Так виднее.

– Они мелькать будут, балда, – засмеялся я. – Надо смотреть на всё сразу.

– А комету через бинокль не лучше видно? – нахмурился он и снова вперился в небо сквозь линзы. – Хочу посмотреть на комету, от которой метеоры отваливаются.

– Кометы вообще не будет, – отрезал я.

– Саш, астроном ты недоделанный, – засмеялась подошедшая Маринка и опустилась на коленки рядом Саньком. Она распустила волосы, и те вороньим крылом оттеняли белизну тонкой шеи выше ворота. – Всю романтику разгонишь.

– Ничего не разгоню, – буркнул Саня и сунул бинокль под голову. – Летит.

– Рано ещё… – посмотрела вверх Маринка и запищала: – И-и-и-и!

Словно кто-то бросил в небо горсть булавок. Раз, другой.

Острые чёрточки сыпанули стайкой мальков в тёмном пруду.

– Ух ты! – заорал Санька и ткнал пальцем в жирную полосу света. – Почти до земли! И ещё!

– А это неопасно? – поёжилась Маринка. Она обернулась ко мне, в светлых глазах заиграл призрачный отблеск.

Я пожал плечами:

– Всё самое лучшее – опасно.

Спала Маринка, тихо сопел завёрнутый в плед Санька. Я слушал темноту, сознание уплывало. В полудрёме старые непонятные строки, услышанные когда-то и намертво запечатлившиеся в памяти, вернулись. Они кружили в голове, порождая мрачные, не складывающиеся в целое образы.

Падающие звёзды царапали небо, и оно плакало.

Проснулся я от странного звука – словно кого-то душили. Первое, что увидел, были безумные глаза Маринки. Утреннее солнце купало в свете голубой полог палатки, и его безмятежность контрастировала с ужасом на лице девушки.

– Родик, Родька, проснись, – лихорадочно шептала она, а потом взвизгнула и отпрянула – потому что от её шебуршания проснулся Санька.

И, надо сказать, я прекрасно понимал Маринкины эмоции.

Существо, которое ещё вчера было нашим другом – круглолицым, суетливым задохликом и балбесом Сашкой Осьмушкиным, не стало больше, но теперь имело скуластое коричневатое лицо с россыпью светлых полосок, с огромными раскосыми глазами, в которых радужки были жёлтыми, с длинной «проволочной» чёлкой.

Оно высунулось из пледа – напоминающее человека, но чуждое, неприятное. Полосатая коричневая кожа обтягивала тонкие мышцы рук и плеч, линии расчерчивали костлявую грудь.

– Вы что?.. – существо поглядело на собственные когтистые ладони, сжалось и, сверкнув голубыми трусами, выскочило из палатки.

Хлопнул полог, стало тихо.

– Мамочки, – заскулила Маринка и вцепилась мне в плечо. – Родька, как оно здесь?..

– Тихо, – цыкнул я на неё. – Это же Санька, ты не поняла? Ты с ним рядом три семестра отучилась, лабы вместе делала. Хотел бы, съел бы тебя раньше. Так что успокойся. Хочешь, посиди тут.

Не могло же страшненькое создание проникнуть в палатку, сожрать нашего Саньку, натянуть его трусы и улечься спать рядышком с нами.

– Не уходи!.. Ты куда? – пальцы девушки сжались сильнее.

– Саньку искать. Надо.

И, не слушая всхлипов, я вылез в безмятежное щебетание августовского утра.

– Выходи, хватит прятаться, – я постучал кроссовком по валуну в рост меня – одному из кучи, образовавшейся в прошлую геологическую эпоху. Сейчас куча поросла кукушкиным льном и корявыми кустами боярышника.

– Уходи, – буркнул откуда-то сверху Санька. – Тебе никто не поверит.

– А я не собираюсь никому рассказывать, – сказал я. – Обещаю, что не стану на тебя бросаться, объясниться надо. Ты же, урод, травму причинил… моей будущей девушке.

А что? Почему нет.

– Между прочим, для меня урод – ты, – из тени под боярышником обиженно сверкнули жёлтые глаза. – И вообще мне стоило бы тебя, как свидетеля, убить.

– Если б я не прожил рядом с тобой пару лет и не считал всё это время своим другом, то, пожалуй, сам тебя убил бы, – признался я. – А теперь выползай, надо что-то со всем этим делать.

Тени задвигались, полосатый Санька высунулся и пристально поглядел мне в лицо, а потом окинул взглядом с ног до головы, словно видел впервые. В каком-то смысле, так оно и было. Он вдрогнул, замешкался, а потом покорно соскользнул на тропу.

– Нам нужны человеческие техники эмпатии, – Санька пожал угловатыми плечами, футболка с изображением енота в скафандре смотрелась на нём чужеродно. – Никакого вреда, честное слово. Здесь я как бы обычный человек, учусь с вами на «Системном анализе», а на самом деле изучаю, как люди приспособили такую неважную штуку, как искусство, под передачу эмоций и эмоциональных идей. У вас это самое искусство разрослось до чудовищных масштабов. Странно, но очень интересно.

Он чисто Саньковым суетливым жестом покрутил витые браслеты на тощих запястьях.

– «У вас», – прячущаяся за моим плечом Маринка хмыкнула. Я чувствовал, что её отпускает. Прозрачное на дневном свету пламя костерка щёлкало сосновыми шишками, над ним потели сосиски, нанизанные на веточки. – А кто вы такие вообще?

Я понимал резкость в её тоне. Мне было неприятно истинное воплощение приятеля, а ещё неприятнее – что я не распознал в нём нелюдя раньше. Роковая невнимательность.

Да, у Саньки были странности: он очень внимательно смотрел развлекательные фильмы, удивлялся шутливым четверостишиям, которые мы сочиняли для девчонок на восьмое марта, забивал комнату в общаге тоннами поэтических сборников, но… Если бы все люди выглядели соответственно своему внутреннему «я», любые пришельцы померкли на их фоне.

Я слушал пояснения и поворачивал веточки с начавшими обугливаться сосисками.

Они, называющие себя «народом» на их собственном языке, были тоже землянами, расой старше людей. Случившаяся некогда катастрофа расщепила Землю на два полумира, неосязаемых друг для друга, и в этой половине людская раса создала собственную, причудливую по меркам Санькиного народа, цивилизацию. И искусство. Не просто развлекательное или повествовательное, а передающее коротко сложнейшие понятия и многоуровневые концепции.

Я так и не понял, почему для них так важно изучать его. Санькин народ – кого люди давно позабыли и оставили лишь тенями в страшных сказках, – по-моему, неплохо справлялся без человеческих заморочек. Например, сумели проникнуть за пределы собственного мира, сюда.

Ясно, что миссия моего бывшего приятеля провалена. Что-то сломалось, он потерял маскировку и вряд ли мог рассчитывать на помощь. Только не мою. Пусть благодарит, что терплю его и даю высказаться. Не хватало ещё, чтобы Маринку мучили кошмары и психозы. Пусть валит к своим как хочет.

– А что ты теперь будешь делать? – словно услышала мои мысли девушка. Она распахнула голубые, с венчиками «ромашек» вокруг зрачков глаза, напрягла плечи, словно собиралась взлететь. Я залюбовался.

– Схожу к транслятору, – нахмурился Санька, потом поскрёб когтистыми пальцами медные «проволочные» волосы. – Моё собственное устройство, – он потёр браслеты, – в порядке, значит, что-то не так на станции. Если получится перезапустить, сразу домой отправлюсь.

– А как тебя потом найти? И вообще, ты не можешь в таком виде никуда идти! – Маринка закусила губу. – Тебя надо замаскировать.

– Брось, – одёрнул её я. – Эти… гоблины не друзья людям, Санька притворялся другом, а на самом деле он и его народ для людей опасны, да, Сань?

Я выразительно поглядел на него, имея в виду, конечно же, обронённую фразу про убийство свидетелей.

Он стушевался и что-то промямлил под нос.

– Но зато я не гоблин! – вспыхнула Маринка. Она вскочила, её щёки порозовели. – Я не могу бросить друга только потому, что он боялся… Да, боялся! Сказать нам правду! А сейчас он попал в беду. А вдруг он не сможет вернуться, как он здесь жить будет? Мы ведь с тобой не монстры – вот так Сашу бросать!

Я хмыкнул. Не нравилась мне эта привязанность Маринки к уродцу, просто ужас, как не нравилась.

– Если тебя забинтовать, – продолжала девушка, не обращая внимания на мои злобные хмыканья, – сможешь сойти за жертву ожогов.

– Если ты хотела не привлекать внимания к нашему приятелю, то, конечно, образ мумии – отличный план! – я прекратил издеваться над сосисками и бросил их в костёр вместе с веткой.

– Ну а что? – упёрла руки в бока Маринка. – Сам предлагай!

– Предлагаю. Оставить ему палатку, а нам с тобой поехать по домам, – сказал я.

Заметив, как сверкнули в негодовании глаза почти моей девушки, я уточнил:

– Привезём рубашку с длинными рукавами, ты возьмёшь какого-нибудь грима, ну, по женской части, понимаешь. Если будем идти по местам, где людей не избежать, ещё защитные маски наденем – они внимания не привлекают. И порядок. Встретимся тут часов в восемь, пойдём в сумерках.

– И ты с нами? – её взгляд стал почти влюблённым.

– Конечно, – кивнул я. – Не отпускать же тебя одну с этим… Осьмушкиным.

Естественно, я не стал дожидаться назначенного времени. Вскоре оказавшись на злополучном берегу снова, я сделал широкий крюк, чтобы не напороться на ожидающего нас этого. Я не верил ему. Люди слишком очаровываются идеей, что похожие на них существа обладают теми же принципами и системами ценностей, что и они сами. А стоит вспомнить легенды об этих тёмных тварях, то предосторожности уже не кажутся лишними. Если я не ошибаюсь, именно ночной звездопад стал причиной выхода Санькиного гаджета из строя… Кстати, как нашего псевдо-друга зовут на самом деле?.. В общем, я хотел добраться до этой сломавшейся штуки раньше него. Нельзя ждать, когда нелюдь сделает свой ход, и потом реагировать. Нельзя играть по его правилам.

Просёлочная дорога вынырнула из рощи. Показались заборы из рабицы и пасущиеся на травяных склонах козы. Пересёк железнодорожные пути: надо же, здесь ходят электрички! Я плохо себе представлял, как выглядит иноземельный транслятор, но друг наш желтоглазый собирался до него ногами топать, а значит, прибор близко.

– Чевой-то потерял, милок? – загорелое до сдобности лицо подозрительной бабули показалось над ближайшей калиткой. Концы малинового платка колыхались заячьими ушами.

– Квадрокоптер упал, бабуль, – сказал я. – Самолёт такой с пропеллерами.

– А-а-а-а, – не поверила бабка. – Самолёт, значится. А я думала, высматриваешь чего, где груши поспели, а где домишко обнести.

– Типун вам на язык, бабуль, – глубоко оскорбился я. – Скажу Степановне, что вы обо мне такое говорите, её кондратий хватит.

И, оставив бдительную старушку соображать, о какой Степановне речь, я поспешил дальше по улице.

Позже ещё спросил у встречных пацанят с удочками, не падало ли что-то интересное с неба, снова имея в виду некий супернавороченный квадрокоптер, но те лишь мотали выгоревшими вихрами и провожали взглядом городского «лоха», то бишь меня.

Затея была довольно пустой, однако, когда внезапно смолк хор кузнечиков, я заметил в рощице у пруда тонкое радужно-голубое сияние и понял, мне повезло. Стоило услышать знакомые голоса, ещё не успев изумиться, я пригнулся к горько пахнущей траве и двинулся на звук.

– Саш, ты, главное, не расстраивайся, ладно? – журчал Маринкин голос. – Ты же можешь попробовать ещё раз. У меня вот тоже ноут иногда как глюкнет, так приходится всё перезапускать, и ничего, видишь, и курсовые пишу, и вообще…

Я выглянул из-за серебристого ясеневого ствола и увидел их.

Оказывается, Маринка тоже не стала дожидаться оговоренного времени. Она вернулась. Эта парочка решила, что обойдётся без меня. Так-так.

Моя будущая девушка держала мосластого и ушастого Саньку под ручку. Словно ухажёра на променаде. Я скрипнул зубами.

Парочка торчала возле обломанного елового пня, и Санька набирал какие-то значки на панели, выступающей из-под коры. Его гнутые браслеты мигали жёлтыми огнями.

Я видел худую треугольную спину, потерявшие мягкость пятнистые плечи, торчащие из рукавов человеческой футболки, подрагивающие уши и не понимал, как Маринка могла пойти без меня. Ведь я чётко дал понять, что буду защищать её… Невинную, доверчивую девчонку.

– Попробую аварийное перемещение, – просипел псевдо-Санька.

В этот момент транслятор выбросил из себя жидкую кляксу радужно-голубого огня. Она развернулась невиданной актинией и втянулась в коробочку устройства, оставив мазки лазурного сияния на близлежащих кустах, стволах и двоих приключенцах.

– Идиоты! – я как ошпаренный вылетел из засады. – Ты что творишь, гад?! – лупоглазому недо-Саньке.

Маринка обняла это чучело и закричала:

– Не трогай его! Уймись!

– Ты хоть понимаешь, что он тебя только что убил? – простонал я. – Понимаешь? Это же гоблины, они убирают свидетелей!

– Что ты несёшь? – металлически-жёлтые глаза зыркнули свирепо. – Её от тебя самого спасать надо. А у меня… транслятор вот не работает… Домой не вернуться теперь… – в его голосе звучала обида, казалось, что ещё чуть – и польются слёзы.

– Домой он не вернётся, надо же… – саркастически сказал я. – Маринка же человек. Ты сейчас своей хренью устроил выплеск жёсткого гутуатрийного излучения – такой, знаешь, особой радиации, – пояснил уже для Маринки, чтобы она поняла глубину гоблинского коварства. – У нас законы миров разные, идиот. Ты убил её, Маринку. Она теперь не сможет тут жить.

Он изумился. Ну, то есть его лицо стало перепуганным, а челюсть задрожала.

– Я не знал, – промямлил он. – И что… Что теперь делать?

– У тебя времени только до одиннадцатого ноября, – я перевёл взгляд на Маринку. – Так устроено сопряжение миров. Два с половиной месяца на то, чтобы придумать, как попасть на другую Землю. Здесь тебе кранты.

Если межмировую вспышку не засекли другие существа – не Санькины спасатели, а совсем даже наоборот. Тогда кранты придут ещё раньше.

– Я всё равно решила отправиться с ним, – девушка побледнела, сжала губы, в её «ромашковых» глазах читалась суровость, словно я её враг и это я подстроил скорую смерть. – И когда Саньку найдут, спасут, я…

– Так вы вместе? – не поверил я, внутри заворочалось что-то яростное. – И давно?

– Месяца два, – она вспыхнула и опустила глаза. Затем зыркнула из-под блестящей чёлки: – А ты-то, Родик, откуда всё это знаешь? И про устройство это, про радиацию, а?

– А он тоже «нелюдь», – зубы Саньки были мелкими и частыми. – Лунатик он.

Брови Маринки страдальчески изогнулись.

– У нас законы миров разные, – продолжал гоблин. – У вас Луна мёртвая, а на нашей живут диннэ, такие, как он, колдуны-лунатики. Девушек, например чаруют. Да, Родька, или как там тебя?

Он знал, я не назову врагу своего истинного имени, так же, как и он не назовёт своего мне.

Маринка задышала часто, отпустила руку ухмыляющегося Саньки и отступила.

– Так ты тоже мне врал?.. – спросила она тоненько у меня.

– Нет, – ответил Санёк. – Эти никогда не врут. Эти могут просто чего-то не сказать.

– Это же бред, – прошептала девушка. – Сначала твой парень оказывается… пришельцем, ну вроде как. Потом друг – как ты говоришь – колдуном из другого мира, а завтра окажется, что Тамара Львовна, физичка, по ночам превращается в дракона и летает над домами двоечников.

– Нет, Тамара Львовна точно не дракон, – вздохнул я. – Она хуже. Она варит цветы из мыла. Но ты права, это бред. Подружиться с местным, чтобы обнаружить, что он – мерзость, гоблин.

– Никакая он не мерзость! – вспыхнула Маринка и снова схватила псевдо-Саньку за руку. – И нас обязательно спасут! Родь, раз ты колдун, то можешь нас отправить на ту сторону? Пожалуйста.

– Нет, – сказал я.

В грудной клетке вздымалось и опадало пламя. Мои глаза менялись. Я прикрыл их, концентрируясь. Так легко очароваться кем-то, похожим на тебя, решить, что можешь его понять, а он – ответить взаимностью. Я укротил пламя. Не стоит.

– Теперь ты и меня ненавидишь? – спросила в спину Маринка.

– Не в том дело, – поморщился я. – И даже не в том, что твой дружок хочет украсть секреты творчества. Умение слагать настоящие стихи или рисовать картины гоблинам нужно для того, чтобы освоить высокую магию и навредить диннэ, моему народу. Мы же враги. Но я просто не могу.

– Проклят, что ли? – понял недо-Санька. – Не можешь создать врата?

– А может, я не хочу давать тебе гейс. Он будет страшным. – Равновесие важно, компенсация за спасение врага и разрешение взять с собой смертную не будет простой.

– Я на всё готов! – выпятил грудь Санька. – Я согласен на любой проклятый гейс, чтобы вернуться домой и спасти Марину.

Я пожал плечами и пошёл прочь.

Надоели.

Тёплый вечерний ветер гладил лицо, пробирался под футболку. Колыхалась трава по обеим сторонам петляющей по лугу тропинки. Низко над горизонтом выплывало из дымки печальное лицо неживой луны. Я слышал, как сзади семенят эти два олуха и старался не обращать на них внимание.

– Эй, дяденька! – наперерез через луг бежала ватага мальчишек, впереди тот самый, вихрастый: – Мы нашли квадрокоптер, это же ваш?

В загорелых до бронзовости тонких руках вождь ватаги тащил искорёженный каркас и гирлянду лопастей. И где нашли?..

– Ой! – босые пятки ударили в пыль, и малец хлопнулся на зад прямо перед Санькой, на котором не было ни грамма маскировки.

Остальные ребята тоже затормозили. Кто-то рванул обратно к домам.

– Быстро валите! – сказал я, обращаясь сразу и к Саньке с Маринкой, и к ребятне. Пока ещё не случилось катастрофы, пока ещё никто не поверит очередному детскому мифу про бабайку или кого там сегодня боятся человеческие дети.

Сладкая парочка, теперь уже не стесняясь, схватилась за руки и побежала к кромке рощи.

Я шёл быстрым шагом и оглядывался на спешащих сюда мужичков с каким-то дрекольем. Можно попробовать обмануть их.

– Нет! – завидев приближающихся ко мне взрослых, Маринка закричала и помчалась обратно.

Я свирепо замахал на неё руками:

– Уходи!

Вот же идиоты. Мне вреда не будет, а вот их по лесу с прожекторами искать станут.

– Марина! – крикнул недо-Санька, колеблясь между желанием скрыться и стремлением спасти девушку. Он что-то пробормотал себе под нос и тоже побежал к нам.

– Я тебя не брошу, – девушка тронула меня за плечо. Её светлые глаза сверкали, над головами царапнула небо падающая звезда. – Прости меня, ты всё равно мой друг.

– Вот именно, – процедил я. – Друг.

Глаза жгло – я знал, что маскировка уходит, но девушку это, похоже, уже не пугало.

– Ты мог влюбить в себя Марину, ведь ты же диннэ, – безапелляционно заявил подоспевший и уже запыхавшийся Санёк, сразу уловив возникшее между мной и нею почти осязаемое нечто. – Тебе достаточно её поцеловать, чтобы она всегда любила только тебя.

– А я не хочу так, – огрызнулся я. И повернулся к подошедшим людям. Я молчал, за моей спиной молчали двое.

– Святый боже, – прохрипел подошедший, – это что за чупакабра?

– Не отпускай их, Семён, – сплюнул второй, до меня донёсся крепкий алкогольный дух. – У тебя тоже ребятишки есть, а тут черти в натуре.

Он неловким крестьянским движением рубанул топором наискосок, целя мне в грудь. Уйти с линии я не мог – позади ребята – потому отбил предплечьем топорище и второй рукой сломал нападающему локоть. Тот хрустнул, мужик взвыл.

Я надеялся, что второй протрезвеет и сбежит, но не тут-то было. Он ухватил вилы и двинулся на нас.

– Валите отсюда, живо, – рыкнул я через плечо. Неумехи только мешают.

А потом увидел спешащих сюда людей и понял, что «валить» не поможет.

Внимание переключилось на мужика с вилами. Я сорвал с себя футболку и обмотал ею руку – оружия у меня нет, да и ладно, остальные людишки, в принципе, не проблема. Обычные, не тренированные крестьяне. Лишь бы двое гавриков за моей спиной не высовывались, да не убить бы никого невзначай.

Небо над нами покрылась царапинами метеорных хвостов.

А потом я понял, что пространство словно бы потянулось, на грани слышимости зазвенел шёпот, в котором я вычленял отдельные слова: «…в ночь падающих звёзд… под взглядом мёртвого лика…» – твёрдые голубые лучи прокололи воздух в паре метров над тропой. С той стороны кто-то засёк замыкание на Санькином гаджете, и это не предвещало ничего хорошего для меня.

– Бегите отсюда, живо! – крикнул я, усилив голос так, что эхо птичьим звоном покатилось по лугу. Люди оторопели, но не отступили. Я видел их хмурые испуганные лица. Шагнул вперёд, но не успел.

Так солнце отражается в водной глади – танцующей слепящей рябью. Люди закричали и попадали как кули. Трое моих соплеменников – высоких, снежнокожих, в боевом снаряжении выступили из белой потусторонности. Я вдохнул и отпустил внутреннее пламя, меняясь уже полностью.

Шёпот в ушах нарастал. Пространство стало осязаемым: оно струилось и лишь слегка приминалось от моих касаний, огибало ставшее высоким и гибким тело.

– Ты – тот, кто проклят Хозякой зимы, – послышалось из сердца сияния. – Она не забыла оскорблений, но готова пойти на сделку.

– Отдай его, – сказал старший, красноволосый и, как мы все, красноглазый, в высоком коническом шлеме со скрещенными перьями птицы Луга. Он показал на Саньку пальцем, в другой его руке шипел, разворачиваясь, слепяще-белый хлыст. Я слышал запах гари и крови и надеялся, что среди походя убитых нет детей. – Отдай, и ты сможешь вернуться.

– Нет, – покачал я головой.

Мне было не всё равно ни на убитых местных, ни на моего друга. Врага, гоблина, но всё же – друга.

Струна лопнула между небом и землёй, я вдохнул полной грудью ароматы цветов и ночи. Спираль событий запущена, заклятье рушилось.

Слова обрели смысл и паззл сложился.

И метеоры, и луна – сошлось всё. Санька – не человек, Маринка – не мужчина, а я… Наверное, я всё-таки не чужой им. Сопротивлялся тому, что знало моё сердце, но разве мог его ослушаться? Маринка не любила меня. А я – не люблю её.

Сияющий хлыст развернулся и ударил. Пойманный моим запястьем, затрещал и задёргался. Сейчас они все воробышки передо мной, я – снова я, не связанный больше проклятьем.

– Ты желаешь вернуться домой, Санька Осьмушкин? – одной рукой я держал шипящую, как бенгальский огонь, гибкую молнию, другой сложил знак, открывающий проход. Пришлые воины замерли, захваченные магией вершащегося.

– Хочу, – ответил Санька почти торжественно. Вышел из-за спины и встал, держа Маринку за руку.

– И ты хочешь перенести туда человека с этой Земли?

– Больше всего на свете, – сказал он.

Мир замер, вслушиваясь.

– Я дарую тебе спасение и возвращение домой. Ты можешь взять с собой эту девушку, о которой будешь заботиться. Гейс таков: никогда ни ты, Санька, ни твои потомки не причинят вред мне и моим соплеменникам – ни делами, ни помыслами, усёк?

– Усёк, – почесал голову когтистой ладонью Санька. «Ромашковые» глаза Маринки распахнулись на пол-лица. Ещё бы, я не планировал показывать ей свою истинную форму вот так вот скоро. И хвост, да. Всё-таки, хорошо, что у нас не дошло до любви и, пожалуй, никогда не дойдёт до дружбы.

Санькины браслеты-штуковины засветились, открылся проход на ту сторону. Я махнул рукой.

– А ты? – пискнула Маринка. Она теперь смотрела снизу вверх, но держалась молодцом. – Как тебя найти, Родь… Родик?

Словно ей больше не о ком жалеть – даже по эту сторону. Она всё ещё пыталась дружить.

– Мы увидимся, только если кто-то из вас двоих нарушит гейс, – хмыкнул я. – Других причин нет.

Надеюсь, до этого не дойдёт.

Санька потянул её к воронке. Ему было неуютно рядом со мной с той встречи у валуна, где он понял, кто я такой. А может, и раньше. Он всегда будет жить лишь из моей милости, но сам согласился на это.

Надо что-то делать со свидетелями… Я поморщился. Нет уж, сказано было в заклятии про «не-долг», вот пусть и будет он, не станем ломать изящную спираль предсказания. Порадуем уфологов и прочих экстрасенсов. Дома накопилась куча дел достаточно большая, чтобы не вспоминать о неосуществившейся любви и нерождённой дружбе.

По крайней мере, я очень на это надеюсь.