– Мам, подпиши листочек! – восьмиклассница Ксюша вошла на кухню и остановилась за шаг до стола: близко, но словно бы отдельно.
– Давай, солнышко, – Людмила рассеянно сдвинула конспект к краю клеёнчатой скатерти в красную клетку, но продолжала машинально скользить взглядом по строчкам.
Ох уж эта кухня! В малогабаритках она – и столовая, и рабочее место. Неудивительно, что зачастую уюта и порядка на ней столько же, а то и побольше, чем в жилых комнатах. Вот и Люда постаралась: подобрала настенный светильник в тон верхнему абажуру, сама сшила занавески из доставшейся по случаю ткани и даже завела на кухне часы – не простые, от батарейки, а ходики с гирьками и боем. А недавно завела здесь же, на кухне, дополнительный телефонный аппарат – непривычный, компактный, закреплённый на стене: теперь можно отвечать на звонки, не опасаясь, что на плите что-то сгорит или убежит.
Людмила протянула руку, и только тут кольнуло: что-то в тоне дочки было необычное. Напряжение какое-то, подрагивание голоса.
На стол легла узкая распечатка. И стало ясно, что «не так»: вот они, четыре цифры. Четыре лебединых изгиба с прямыми жёсткими хвостиками.
Четыре двойки!
Ручка, которую Людмила уже занесла над листком табеля, дрогнула и остановилась. Людмила сдвинула на лоб очки и вгляделась в лицо дочери.
– Ксюша, что это? – недоумённо спросила она. – Как так? Почему?..
Доча свела тёмные бровки и упрямо наклонила голову. Сжатые в ниточку губы, прищур карих глаз явственно предупреждали: «Не тронь!»
Переходный возраст… Тронешь – заденешь: взрослые вечно контролируют! Не тронешь – опять заденешь: этим предкам всё равно, лишь бы двоек не было! И как тут быть?
Ксюша переступила с ноги на ногу, покачалась с пятки на носок и наконец разжала губы:
– Тебя Лен-Санна вызывает. Вот пусть она и рассказывает.
И – отчаянно, звонко:
– А я не хочу об этом говорить!
– Ксюша, но…
Ксюша сглотнула и уже другим, сдавленным голосом поторопила:
– Ты подпишешь?
Людмила поставила закорючку и протянула листок дочери. Ей казалось, она «держит фейс», просто губы отчего-то занемели. Поэтому когда лицо дочери болезненно скривилось, решила: та переживает за себя. И от этого жалобно сморщенного лобика, от напряжённости тоненького тела у Люды пересохло во рту, а в горле встал ком.
Надо бы посоветоваться с Галкой. Подруга детства и по совместительству психолог всегда может что-то подсказать. Только Галка в последнее время и сама в проблемах. Наверняка опять будет жаловаться на мужа, и как не выслушать? Да что ж это такое, почему люди не могут просто спокойно поговорить друг с другом и всё выяснить? И как, ну как получается, что подруга не может применить свои же советы к себе самой?