Утро зооменталиста Родиона Алексеевича Величко начиналось прескверно. Мало того, что закончился кофе, без которого окончательное пробуждение обещало быть долгим и не таким приятным, так ещё и посыльный с кредитным письмом ни свет ни заря.
Бульвар утопал в цветущих вишнях, ласковое солнышко по-летнему грело крыши домов и мостовые; очумело чирикали опьянённые весной птицы. Но ничто не трогало Родиона, он шёл на службу, не замечая ни весны, ни оглушающего звона трамвая, ни мальчишку-газетчика, у которого каждое утро покупал свежий номер «Ведомостей» – ничего не имело значения, когда жизнь находилась на пороге краха. Банк отказал в предоставлении отсрочки.
Не успел Родион переступить порог своей конторы, как попал под лавину ничем не разбавленного оптимизма.
– Доброе утро, Родион Алексеевич, – отвратительно жизнерадостным голосом встретила его Софья, верная помощница и укротительница недовольных клиентов. Миловидный облик и скромная элегантность нарядов помогали ей в этом нелёгком деле: сбивали с толку неотёсанных мужланов и топили сердца строгих дам, стоило ей улыбнуться.
– Доброе, как же, – буркнул в ответ Родион. – Что там у нас сегодня?
– Канарейки госпожи Колокольцевой на двенадцать пополудни, затем фокстерьер генерала фон Бизе – в два, ну и в четыре – кот госпожи Савской.
– Кот? Как, уже?.. – Родион вздохнул и рухнул в кресло.
– Так ведь весна, – развела руками Софья.
– Боги, только эксцентричных дам мне сегодня не доставало… Но, с другой стороны, может, и к лучшему. Софья, милая, сварите мне кофе, буду признателен.
– Кофе нет, зато есть чай с мятой! – объявила Софья спустя пару минут, входя в кабинет и вручая Родиону исходящую паром большую чашку.
– Что выбираете? Фокстерьера или канареек? А может, велика тоска по Амалии Карловне? – перешёл к делу Родион.
– Нет-нет, только не Амалия Карловна! – тряхнула золотистыми кудряшками Софья. – Канарейки – скука смертная, а фон Бизе знаком с моим папенькой, рисковать не стану. Сами понимаете – общественное мнение. И потом, сегодня лекция самого Крестовского!
Софья Андреевна мечтала о службе зооменталиста, а поскольку барышней была целеустремлённой и деятельной, то никакие тернии не становились серьёзным препятствием на её пути к звёздам. Она с успехом окончила женскую гимназию и вольнослушательницей посещала университетские лекции. Родиону же она помогала ради практики и набиралась опыта, составляя ему компанию в разъездах, что его очень выручало.
– Значит, бросаете меня одного на съедение канарейкам, Софья Андреевна?
– Они много не едят, Родион Алексеевич, не трусьте, – обворожительно улыбнулась та.
– Ладно, – махнул рукой Родион. – Крестовский – это святое.
Родион сделал глоток чая и поморщился – вкус приятный, но всё же не кофе – и поставил чашку на стол. Достал из несгораемого шкафа поблёскивающий чёрным кристаллом мнемозита портативный мыслечтец, проверил настройки и сложил необходимые для работы вещи в саквояж. Служба не ждёт, деньги сами себя не заработают.
Конечно, Родион не грезил с малолетства практикой зооменталиста, но и не жалел о своей судьбе. Особенность его предрасположенности к незримым искусствам не давала возможности широкого выбора профессии: результат вступительных испытаний звучал поначалу как приговор – эмпатия и ничего более. Впрочем, в области тонких душевных вибраций Родион скоро добился немалого успеха и остановил выбор на том, что получалось лучше всего.
Да, возможности скромные (это тебе не стихиями ворочать), но и сил уходит мизер. Выучился, приобрёл лицензию и подержанный мыслечтец, который барахлил и врал, как уездный предводитель дворянства перед выборами в земское собрание. Начинал со среднего класса – обеспечения канала связи между душами нервных дам и их не менее нервных собачек. Для освоения непаханого зооментального поля высшего света столицы требовалась солидность – вот тогда-то и пришлось приобрести весь первый этаж особняка на улице Книгопечатников.
Итак, первым делом, стало быть, канарейки – это так, мелочёвка, птицы наверняка в истерике из-за какой-нибудь ерундовины, но и вознаграждение будет пустяковым. Затем фокстерьер – тут уж как бог на душу положит… А вот постоянная клиентка Амалия Карловна Савская, бывшая актриса, со своим котом Гамлетом – отдельный разговор: тайны кошачьей души, по мнению хозяйки, стоили пристального внимания, которое неплохо оплачивалось.
Амалия Карловна представляла собой даму из числа женщин, предпочитающих старению «пышное природы увяданье». Эта фраза стала лейтмотивом нынешнего отрезка жизни госпожи Савской, и она последовательно придерживалась этой линии во всём: как в собственном образе, так и в убранстве интерьеров.
Родиона уже давно не приводили в трепет «архитектурные излишества» интерьеров особняка Амалии Карловны, как, впрочем, не вызывали и отторжения на почве классового антагонизма. Золочёные потолки, вычурная лепнина, пилястры; розовощёкие пухлые ангелочки в облаках и кроткие пастушки, украшающие собою стены; уютная и дорогая мебель в бордово-пурпурной гамме, светильники в абажурах, – словом, всё здесь было пропитано духом «второго» барокко.
На взгляд Родиона, такие роскошества опасно балансировали на границе с пошлостью, но Амалии Карловне непостижимым образом удавалось пребывать в этом великолепии легко, естественно и гармонично. Несмотря на преклонный возраст и излишний мелодраматизм в словах и жестах, в облике бывшей актрисы всё ещё жили внутренний тёплый свет и неуловимое волшебство женственности.
Сегодня Амалия Карловна предстала перед визитёром в обычном своём великолепии: избавленные от седины волосы уложены в сложную причёску, сдержанный макияж с единственным ярким пятном помады и элегантное, скроенное точно по фигуре платье винного цвета, подчеркивающие ещё не увядшую красоту. А ведь в молодости она, должно быть, сводила мужчин с ума.
И только после приветствия и сдержанного комплимента, адресованных хозяйке дома, Родион с некоторым удивлением обнаружил, что в гостиной присутствует кто-то ещё.
Это был молодой человек с видом скучающего принца крови в изгнании. Родион с некоторым раздражением оглядел его костюм в тонкую полоску и белый жилет по последней заграничной моде. Ишь ты, крахмальный воротничок, в шёлковом галстуке жемчужная булавка. «Принц» бросил небрежный взгляд на Родиона, стряхнул несуществующую соринку с плеча, пригладил закрученные кверху усики и закинул ногу на ногу.
Родион невольно повёл плечами под стареньким вельветовым пиджаком, бросил взгляд на не чищенные с прошлой среды ботинки и смутился. Чувство было мимолетным и потому внимания не заслуживающим, а вот присутствие гостей насторожило – раньше Амалия Карловна зрителей не созывала.
Амалия Карловна поправила выбившийся из причёски локон и светски улыбнулась.
– Позвольте вас представить. Александр Дмитриевич Разумовский, молодой многообещающий артист Императорского драматического театра и мой любимый племянник. Родион Алексеевич Величко – специалист в области ментального взаимодействия с животными, благодаря ему лапушка Гамлет может сообщить нам о своих бедах.
Молодые люди недоумённо переглянулись, приветственно кивнув друг другу и гадая, какая неведомая сила могла их свести в одно и то же время в одном месте.
– Итак, господа, я собрала вас здесь для решения важной задачи, – патетично, даже с некоторым трагизмом в голосе не заставила ждать с разъяснениями Амалия Карловна. – К сожалению, я не молодею с годами… Пришло время привести дела в порядок.
Амалия Карловна сделала паузу и обвела торжественным взглядом заинтригованных молодых людей. Что-что, а напустить туману она умела и любила.
– Как вы знаете, меня тревожит судьба моего любимца, – Амалия Карловна с нежностью погладила упитанного пушистого кота рыжей масти – тот щурился, по-королевски лёжа на шёлковой подушке возле хозяйки, и, казалось, совершенно не интересовался темой беседы. – Работа с Родионом Алексеевичем помогла мне понять, что во многом несносное поведение Гамлета объясняется нарушением его привычек. Поэтому мне хотелось бы избавить своего будущего наследника, Александра, от подобных эксцессов и забот.
В общем и целом суть многословного и велеречивого монолога госпожи Савской сводилась к тому, что по совету поверенного ей нужно составить распоряжения в завещании так, чтобы после её смерти кот был обеспечен всем необходимым. Она продумала всё до мелочей: кто, что, как и где будет обеспечивать благополучие малыша Гамлета. А сейчас необходимо выяснить, что по поводу плана думает Гамлет и – да-да, не удивляйтесь! – одобряет ли кандидатуру Александра в качестве опекуна.
Родион извлёк мыслечтец из саквояжа, привычно запустил привязку к собственной ауре, проверил настройки и перевёл взгляд на кота: готово.
«Рыбки, рыбки… – донеслись словно из-под подушки ленивые мечтания Гамлета, затем кот распахнул янтарные глаза и требовательно уставился на Родиона. – Рыбу на ужин мне!»
– Амалия Карловна, прошу, – предоставил слово хозяйке Родион, сделав вид, что не разобрал сути нагловатого кошачьего заявления.
– Гамлет, солнышко, – проворковала госпожа Савская, почесывая кота за ушком, – Александр будет заботиться о тебе, когда меня не станет… Что ты об этом думаешь?
Кот обвёл присутствующих полупрезрительным взглядом и остановился на Александре.
«Мерзкие лаковые штиблеты? Гадко пахнет одеколоном и громко ходит. Пусть мышей носит, тогда поглядим», – лаконично помыслил кот.
Родион улыбнулся: у животных всегда так – ёмко, ровно по делу, без экивоков.
– Гамлет не против, только выразил пожелание, чтобы Александр Дмитриевич не злоупотреблял парфюмом и приносил с собою мышей. Или другие гостинцы, – перевёл Родион.
Разумовский хмыкнул и покосился на кота.
– О, это замечательно! – обрадовалась Амалия Карловна. – Главное выяснили, теперь детали…
– Поздравляю, вы прекрасно справились! – Александр похлопал в ладоши, когда допрос Гамлета подошёл к концу, но в голосе его было столько скепсиса, что это менее всего походило на поздравление.
Родион поморщился, такое отношение было привычно, и сейчас недоверие Александра почти не тронуло.
– Так вот значит, как это происходит. Стало быть, Гамлет мыслит словами?
– Отчасти. Высокоорганизованные домашние животные, вроде кошек и собак, понимают человеческую речь, могут мыслить известными им словами. С существами, обладающими более скромным интеллектом, сложнее. Не всегда и нужный мыслеобраз получается добыть.
– Родион Алексеевич, позвольте, я расплачусь с вами за работу, – Амалия Карловна потянула чек. – Эта сумма будет причитаться вам ежемесячно после моей кончины за регулярные консультации по поводу Гамлета. Вас устроит такое положение дел?
– Конечно, Амалия Карловна, – неуверенно улыбнулся Родион, не ожидавший такого поворота, и тряхнул головой, пересчитывая количество нулей в чеке, заполненном щедрой рукой госпожи Савской. А ведь одна эта сумма покроет половину платежа по кредиту…
– Александр, что скажете?
– Словами не передать, как я рад слышать это, – отозвался Александр, явно не пылающий восторгом от перспективы предстоящего тесного сотрудничества.
Пока Амалия Карловна педантично надиктовывала все ответы Гамлета портативному автоматону-писцу, Александр, понизив голос, чтобы не мешать тётушке, обратился к Родиону:
– И как же работает этот механизм? – скептически, но всё же с некоторой опаской покосился он на мыслечтец.
– Принцип работы чтеца основан на дифференциации колебаний сопряжённых эфиров и… – Родион осекся, не заметив ни малейшего намёка на понимание в глазах слушателя, и поспешно исправился. – Словом, это как радиоприёмник: он ловит определённую, заданную мной «частоту» и транслирует её мне, – он поднёс пальцы к виску. – Видите, внутри механизма кристалл мнемозита, а вот здесь шкала для настройки.
Александр послушно обратил свой взор на устройство в руках Родиона.
– Можно взглянуть поближе? – спросил он и бережно прикоснулся к мыслечтецу, с интересом рассмотрел шестерёнки, постучал ногтем по хрустальному стеклу и пошевелил колёсико настройки.
Родион моментально встрепенулся:
– Осторожно! Пожалуйста, не нужно ничего крутить, это очень капризный механизм.
– Простите. И что же, это любой человек может таким вот способом читать мысли любого… человека? – поразился утративший ироничность Александр.
– Конечно, не любой. Только тот, у кого имеется восприимчивость, а это довольно редкая вещь, – отозвался Родион, с немалым облегчением возвращая себе мыслечтец. – Насчёт мыслей людей – для такого вмешательства нужны веские основания. И это совершенно не моя компетенция.
– Ясно, – поскучнел Александр и перевел взгляд с устройства на Амалию Карловну, которая закончила с конспектом и с энтузиазмом принялась перечислять неотвратимые трудности на пути идеального кошачьего опекуна к счастливой жизни подопечного.
«Это становится непереносимым. Ах, тётушка, придушить бы вас… и делу конец. К всеобщему удовольствию, скоро такая возможность представится…» – отчётливо донеслось до Родиона, хотя Амалия Карловна ни на секунду не прервала свой бенефис. Родион покосился на Александра – тот с безмятежной улыбкой на холёном лице внимал разглагольствованиям тётушки о нуждах и комфорте Гамлета.
«Неужели… чтец? – Родион в ужасе уставился на саквояж. – Демоны преисподней!»
Только сейчас он осознал, что в спешке не сбросил настройки на нейтраль.
Родион, обливаясь холодным потом, изо всех сил старался слышать только Амалию Карловну, но мысли Александра время от времени пробивали эфир, к счастью, не имели более касательства к убийствам старушек. В основном это были глупые мечты о высотах, каких он, Александр – гений всех времен и народов, мог бы достичь в актёрском ремесле и в положении в театре, имея такой замечательный инструмент для чтения людских душ в своих талантливых руках. Как дитя малое, ей-богу.
Как только представилась возможность, Родион поспешил откланяться.
Выдохнуть удалось только в конторе. Как?! Как такое возможно? Настройка требует немалых усилий и опыта, а чтобы покрутить колёсико и попасть на нужную «волну» – нонсенс! Но других объяснений случившемуся Родион не находил.
Слава богам, никто этого не заметил. Ведь частным конторам лицензию на чтение людей не дают, такое вмешательство – прерогатива тайной канцелярии. Чем грозило несанкционированное «копание в мозгах», Родион прекрасно знал, и общаться с представителями грозной организации представлялось ему крайне нежелательным. Тут и лицензии лишиться недолго – а это значит лишиться работы, банк отнимет контору, и всё – по миру пойдёте, всеми глубоко неуважаемый Родион Алексеевич… И попробуй, докажи, что это была случайность! Как будто проблем мало…
После опрокинутой рюмки коньяку, припасённого заботливой Софьей как раз для таких нервических случаев, полегчало. Непреодолимое желание бегать кругами, меряя шагами периметр кабинета, и поминутно взъерошивать волосы в попытке упорядочить тревожные мысли, унялось.
Но радость оказалась преждевременной: ночью за Родиона принялась совесть.
Ведь лощёный Александр раздумывал над удушением собственной обожаемой тётушки, ни больше, ни меньше. Всерьёз ли? Вряд ли, но кто его знает? Амалия Карловна – особа своеобразная, и долго выносить её характер дано разве что человеку с железными нервами. Сказать по правде, Родиона и самого не раз посещали подобные идеи, но ведь это не значит, что он потенциальный убийца!
А если намерения Александра не так уж безобидны? Что делать? Заявить в полицию, поставить в известность Амалию Карловну? Безупречный план, ничего не скажешь. Настрочить донос, наябедничать тётушке на племянника, сославшись на интуицию. Предчувствие. Ах, да, мне тут намедни духи предков шепнули, что мадам Савскую изрядно заждались в райских кущах.
– Сегодняшний визит к Амалии Карловне отменяется, – объявила Софья.
Родион сначала мысленно возликовал – воспоминания о вчерашнем происшествии ещё не оставили в покое, поэтому он предпочёл бы отложить встречи с госпожой Савской. Но тревога всё же царапнула сердце.
– Почему же, что случилось?
– Амалия Карловна телефонировала: велела передать, что отбыла в больницу и вскоре сообщит о новой встрече.
Сердце ухнуло вниз и через секунду застучало в горле.
«Я так и думал! Принялся, подлец, за дело!» – про себя выругался Родион и бросился к выходу.
– Родион Алексеевич, а мадам Кох? Ей назначено на сегодня, – попыталась остановить его Софья.
– Потом! – невежливо отмахнулся он.
– Конечно-конечно, первым делом дирижабли…
Дальше Родион не вслушивался – выскочил на улицу: больница, в которой могла оказаться госпожа Савская, в городе была одна и находилась в квартале от конторы зооменталиста – Императорский магический госпиталь на улице Книгопечатников.
Родион примчался в госпиталь, где его ждал сюрприз: в дверях он столкнулся с Амалией Карловной, выходящей под руку с Александром.
– Ах, Родион Алексеевич, такая досадная неприятность со мной приключилась, и это накануне премьеры!
– Что же произошло, Амалия Карловна? Что-то с ногой, я вижу, вы хромаете, – участливо поинтересовался Родион, подозрительно оглядывая Александра, тот ответил хмурым оценивающим взглядом.
– Стыдно признаться, но я совершила непростительную глупость: подумала, что страшного в том, без сопровождения съезжу в театр оценить новые декорации. Можете ли себе представить, придумали какую-то монстру на паровом ходу: за кулисами лязг, скрежет, парит отовсюду – антураж преисподней, да и только!
– Ваша травма случилась по вине машинерии?
– Да нет же, – махнула рукой Амалия Карловна. – Оступилась, когда выходила из пролётки – подвернула ногу. Хвала богам, только незначительное растяжение, доктор обещал исправить за две процедуры.
– О, это такое облегчение слышать, что с вами всё в порядке.
– Да, простите, Родион Алексеевич, что пришлось отменить встречу. Если вам удобно, я буду ждать вас завтра в шестом часу, – улыбнулась госпожа Савская.
– Тогда до встречи, Амалия Карловна.
Всю дорогу до дому Родион малодушно радовался непричастности Александра к происшествию и пустячности травмы Амалии Карловны – ведь это освобождало его от совершения подвигов и прочих благодеяний.
Назавтра, с самого утра Родион вёл изнурительные переговоры с банком, которые, к несчастью, не принесли желаемого результата. Трудные времена требуют трудных решений. Сейчас очень пригодился бы дополнительный заработок, желательно законный. Однако место, куда Родион скрепя сердце собирался закинуть удочку в этих целях, имело весьма скромную популярность среди законопослушных граждан. Но другого выхода не было.
Родион родился в семье торговца средней руки, вышедшего из самых низов, потому прекрасно знал, как легко можно оказаться там – в дрянных трущобах заводской окраины. Каждый раз с содроганием шёл грязными заплёванными улицами мимо чадящих труб домашних печей (топили здесь по-чёрному углём и дровами), и тихо радовался, что сия чаша минула его. По крайней мере, пока.
Выскочив из перехода, ведущего со станции подземной железной дороги, спёртый воздух которой пропитался запахом машинного масла, Родион облегчённо выдохнул и потёр виски: скрежет колес ржавого паровоза ещё долго грохотал в ушах. Казалось бы, окраина того же самого города, но будто пропасть делила столицу на два противоположных мира.
Когда Родион добрался до конторы, было далеко за полдень. Софья по обыкновению встретила его необременительным щебетанием: самые свежие университетские новости и краткое обозрение театральных постановок. Также по обыкновению Родион пропустил половину мимо ушей и очнулся лишь на упоминании знакомой фамилии:
– Что-что, простите, Разумовский? Какой ещё Разумовский?
– Ну, артист же, Александр Разумовский! Он в Императорском театре служит. Играет гениально! А глаза… как море в шторм. Ах, он прекрасен… – захлопала ресницами Софья.
– Так, и что же привело его к нам? – нетерпеливо перебил её Родион.
– Интересовался вашим расписанием. Спрашивал о способностях к зооменталистике и о роли устройств в работе.
Всплеск интереса к своей персоне встревожил Родиона. Тем паче учитывая тот факт, что Александр недавно получил более чем подробное описание принципа работы мыслечтеца…
Не дожидаясь назначенного времени, Родион ринулся к выходу. Пора нанести визит Амалии Карловне. Предупредить, и будь что будет!
На этот раз Софья не осталась в стороне и, подобрав юбки, с не меньшей скоростью бросилась вдогонку.
Родион, нарушая всякие приличия, ограничился приветствием, невежливо отодвинул со своего пути дворецкого и ворвался в гостиную госпожи Савской. Та была занята. И занятие её так потрясло Родиона, что он без малого минуту стоял столбом и ошалело таращился на представшую его взору картину.
Амалия Карловна возлежала на софе, закатив тщательно накрашенные глаза, взмахивала время от времени руками. Причиной тому был горячо любимый племянник Александр, который со зверским оскалом на лице руками остервенело сжимал тонкую старушечью шею, окаймлённую воланами из розового тюля.
– Умри же, несчастная! – возопил Разумовский, Родион вздрогнул и, наконец, пришёл в себя.
– Мерзавец! – сквозь зубы рыкнул Родион, подскочил к душегубцу, рванул его за плечо и, не мешкая более, с размаху залепил кулаком в лицо.
За спиной Родиона раздалось дружное «А-а-ах!» сбившихся в дверях зрителей: Софьи, дворецкого и пары сбежавшихся на шум слуг.
Александр, по виду удивлённый донельзя, нелепо взмахнул руками и опрокинулся на Амалию Карловну, та – вне всяких сомнений живая и относительно здоровая – взвизгнула и прижала ладони к лицу. Александр же, совладав с собою, вскочил как ошпаренный и кинулся к Родиону с намерениями явно недружескими.
Родиону удалось дважды увернуться от летящего навстречу кулака – уроки модной английской борьбы не прошли даром. Не успел он порадоваться этому факту, как тут же пропустил обидный удар в нос, от боли в глазах вспыхнул фейерверк, почище тех, что стреляют по праздникам в Петродворце, затем всё потемнело, и на миг будто сознание оставило его.
По гостиной вновь прокатилась волна охов и ахов в разнообразных тональностях.
Родион пошатнулся и осторожно ощупал ушибленную переносицу, из носа по подбородку медленно стекала кровь, капая на рубашку. Следующие несколько минут прошли как в тумане: встревоженный Софьин голос, требующий у кого-то льда, её же рука мягко, но твёрдо, заставившая усесться в кресло и запрокинуть голову. Родион с трудом сфокусировался на испуганном Софьином лице и прохрипел:
– Как Амалия Карловна?
– Сносно. Держите холодный компресс, – с этими словами Софья оставила Родиона. – Александр Дмитриевич, позвольте помогу.
– Ну, что вы Софья Андреевна, пустяки, – отозвался тот.
– Как же пустяки? – и не думала уступать та.
Родион ревниво покосился из-под компресса в их сторону: присев рядом с Александром, Софья заботливо прикладывала к скуле пострадавшего попеременно то грелку со льдом, то свой кружавчатый платочек. При этом парочка, с нежностью глядя друг на друга, обменивалась фразочками, вроде: «Вам очень больно?», «Не устала ли ваша рука, Софья Андреевна?».
«Сидит, изображает романтического болвана, – поморщился Родион, – а Софья уши-то развесила!».
– Из них выйдет прекрасная пара, не правда ли? – раздался совсем рядом голос Амалии Карловны, как ни в чём не бывало разместившейся в соседнем кресле.
Родион нахмурился и промолчал. Да, очень подходящий момент для создания пары.
– Тимофей, распорядитесь о чае, будьте любезны, – будничным тоном велела дворецкому хозяйка.
– Прикажете вызвать полицию, мадам? – обратился к Амалии Карловне дворецкий, выразительно глядя на Родиона, после того, как подали чай с пирожными, и все гости и хозяйка чинно уселись за стол.
Родион поперхнулся чаем.
– Нет-нет, Тимофей, не нужно. Родион Алексеевич, милый мой, вы можете объяснить, по какой причине самым варварским способом напали на Александра? – с участливой улыбкой обратилась госпожа Савская к Родиону.
– Он вас душил, Амалия Карловна! – возмутился Родион. – Надеюсь, это послужит достаточным оправданием? Хотя мне сложно понять, что вообще здесь происходит…
– О, боги! – не выдержал Александр. – У нас совместная постановка с Амалией Карловной, премьера, между прочим. Мы репетировали!
– Да откуда мне было знать о ваших премьерах и репетициях? Захожу – а тут такое!
– Да как можно не знать – афиши на каждом углу? – Александр с таким изумлением уставился на Родиона, будто уличил того в невежестве, равному по значимости с представлениями, что Земля плоская и покоится на трёх китах.
Родион перевёл взгляд на Софью:
– Софья Андреевна, вы в курсе этого грандиозного события?
Та выразительно пожала плечами и улыбнулась с укоризной: дескать, конечно, в курсе! Да и, кажется, она что-то упоминала о неких премьерах…
– Не знал, что не театралам запрещено проживать в столицах, – раздражённо бросил Родион.
– Постойте, разве Тимофей не объяснил вам, чем занята Амалия Карловна? – осенило Александра.
– Э-э… он не успел, – Родион смущённо покосился на дворецкого, тот стоял с непроницаемым лицом, будто высеченным из гранита, и даже бровью не повёл.
– И потом, какого демона вы выслеживаете Амалию Карловну, а затем и вовсе врываетесь в дом безо всякого приглашения? – продолжал негодовать Александр.
– Мне тоже не терпится узнать, зачем вы приходили в контору и выуживали сведения у Софьи Андреевны.
– Мне показалось подозрительным ваше поведение на сеансе чтения Гамлета, а потом при встрече у госпиталя. И, тем более, сейчас!
– Хорошо, скажу как есть, сами напросились, – решился Родион, и все как один в ожидании воззрились на него. – В тот день, когда мы выясняли мнение Гамлета, я случайно – подчёркиваю, случайно! – прочёл мысли Александра Дмитриевича. Он сбил настройки, когда интересовался аппаратом, а я – каюсь – поспешил и не сбросил на нейтраль.
Софья беззвучно ахнула и прикрыла рот ладошкой, после чего воцарилась гнетущая тишина, а взгляды присутствующих скрестились на Разумовском. Тот, с честью выдержав зрительную атаку, сплёл руки на груди и откинулся на спинку стула.
– И что? Не понимаю, какие мои мысли могли побудить вас к неприемлемому поведению, которое вы демонстрируете. О том, что чтение людей противозаконно, вообще умолчу. Пока.
– Можете заявить на меня в полицию, – отозвался Родион. – А прочёл я, Амалия Карловна, вот что: Александр Дмитриевич намеревался в ближайшем времени расправиться с вами. «Придушить бы вас, Амалия Карловна, и дело с концом». Это цитата. И ещё что-то о скором воплощении этой идеи. В полиции, полагаю, этим тоже заинтересуются.
На лице Александра не дрогнул не единый мускул, однако пятна чахоточного румянца, поползшие по шее и щекам, всё же выдавали его волнение.
– Правда? – с необъяснимым и неуместным весельем в голосе поинтересовалась Амалия Карловна у племянника.
– Конечно же, нет! То есть мысль такая была, но это имело несколько хм… юмористическую подоплеку. В преддверии предстоящей репетиции, каламбур, так сказать. Вы же знаете, как я не люблю эти разговоры о кошачьем благополучии… – несколько виновато пробормотал Александр и покосился на Гамлета, развалившегося в диванных подушках. Тот зевнул и ответил полным презрения взглядом, но как-то лениво, без огонька. – Но ни в коей мере не собираюсь игнорировать ваши пожелания в этом вопросе, тётушка. А насчёт планов задушить Амалию Карловну, это же нелепо! Неужели я принялся бы за убийство среди бела дня в доме, полном слуг?! Я похож на непроходимого идиота?
– У меня совершено не оставалось времени задаваться такими вопросами, – возразил Родион.
– Ну, так задайтесь ими теперь…
Всё это время Амалия Карловна с умильным интересом наблюдала за перепалкой, как любуются малыми детишками за их шалостями.
– Полноте Александр Дмитриевич. Родион Алексеевич, я понимаю вашу обеспокоенность, но уверяю вас, это недоразумение. Вы оба были замечены за неблаговидными поступками, – Амалия Карловна сделала паузу, обвела взглядом провинившихся: они хмуро разглядывали ковёр под ногами. – Впрочем, также оба получили в качестве расплаты ушибы лица. Поэтому предлагаю инцидент расценить исчерпанным и не требующим сатисфакции. Как считаете, мальчики?
«Мальчики» переглянулись, оценили ранения друг друга: наливающийся багрянцем кровоподтёк под глазом Александра и расквашенный нос Родиона, и синхронно поморщились.
– Хорошо, – буркнул Александр.
– Согласен, – поддержал мирную инициативу Родион.
– Прекрасно, – улыбнулась Амалия Карловна. – Александр, друг мой, не сочтите за труд выписать контрамарки на нашу с вами премьеру Родиону Алексеевичу и Софье Андреевне. Хотя самую щекотливую сцену они уже видели, надеюсь, постановка всё же оставит иное, приятное впечатление.
– И как же называется спектакль? – хмуро поинтересовался Родион.
– «Благодеяния и расплата», подходящее название, не правда ли? – улыбнулась Софья.
Родион глядел на надгробие и не мог поверить в случившееся.
Большинство провожающих Амалию Карловну в последний путь уже разъехались, и у могилы остались только Софья, Александр и Родион, не считая служащих похоронного бюро.
– Как это произошло? – нарушил скорбную тишину Родион.
– Ох, Родион Алексеевич, это так трагично. Нелепо и ужасно… – произнесла Софья, сжимая в руках платочек.
– Но всё же, – мягко, но уверенно настоял он, бросив изучающий взгляд на Александра.
– Это был спектакль, тот самый… И во время сцены в замке на Амалию Карловну упал этот проклятый топор… – на последнем слове Софья громко всхлипнула и закрыла лицо руками.
Александр обнял её за плечи.
– Топор? – удивился Родион.
– Не топор, алебарда, – пояснил Александр. – Две алебарды висели на стене, одна из них оказалась плохо закреплена.
– И что, Амалия Карловна получила ранение и скончалась?
– Нет, алебарда – реквизит, она не была заточена. Однако удар пришелся по голове, Амалия Карловна потеряла сознание. Её увезли в госпиталь, серьёзных опасений за её здоровье доктор не высказал. Тётушка была уничтожена этим конфузом: на сцене, полный зал, – сокрушённо покачал головой Александр. – А ночью скончалась – сердце не выдержало. Зря я её уговорил на занятость в спектакле… – он устало потёр лоб.
– Вы не виноваты, Александр Дмитриевич! – принялась утешать его Софья. – И для Амалии Карловны эта роль была как глоток свежего воздуха, вы ведь видели – она прямо расцвела за эти дни.
– Приношу соболезнования вашей утрате, Александр Дмитриевич, – раздалось за спинами скорбящих.
Родион, Александр и Софья разом обернулись: голос принадлежал человеку невыдающейся внешности, небольшого росту, с брюшком, скромно одетому в простой серый костюм. От того, с каким недоумением Разумовский оглядел незнакомца в сопровождении городового, стало ясно: знакомы они не были.
– С кем имею честь?.. – прохладно поинтересовался Александр.
– Прошу меня извинить, не представился. Семён Афанасьевич Мечников, пристав по следственным делам.
– Вы были знакомы с Амалией Карловной?
– Некоторым образом. Да, как это ни печально, Амалия Карловна отбыла на небеса, – покивал Мечников. – Да вот только не сама она, горемычная, преставилась – удушили.
– К-как удушили?.. – всхлипнула Софья и прижала ладошку ко рту.
– Как? Да подушечкой вот так раз – и удушили, милая барышня, – объяснил следователь, нелепо изобразив нечто руками и наблюдая за реакцией присутствующих.
Софья и Родион, не сговариваясь, обратили взор на Разумовского. Тот растерянно хлопал глазами, затем побагровел и набрал воздуху в лёгкие, чтобы разразиться оправдательной речью.
– Нет-нет, Александр Дмитриевич совершенно не при чём, – поспешил возразить Мечников. – Хотя в полиции имеется анонимный донос на господина Разумовского, в частности о его планах – покушение на жизнь тётушки, – объяснил следователь.
Александр и Родион обменялись взглядами – гневным и недоумённым.
– В этом же доносе имеются и обвинения в отношении господина Величко о нарушении им этики в сфере зооменталистики, – продолжил Мечников, а жертвы доноса растеряно поглядели теперь на Софью, но та не обратила на это внимания и продолжала внимать речам следователя. – Но вернёмся к бедняжке Амалии Карловне. Экспертиза установила причину смерти – удушение. По материалам следствия, душегубец дождался ночи и сделал своё дело, решил, что никто его не изловит. Но улики – есть улики.
– Какие же? – напряжённо поинтересовалась Софья.
– По-разному выходит, Софья Андреевна. Скажем, следы рук, обуви, – принялся за лекцию Мечников. – Вот, барышня, ваши ботиночки, к примеру, приметные очень, на заказ, поди, изготовлены, подошва каучуковая, опять же…
– При чём здесь обувь Софьи Андреевны? – не выдержал Александр.
– А при том, что видели вас, Софья Андреевна, в госпитале ночью.
– Что, простите?..
– Да, как вы смеете? Софья Андреевна… – рванулся к барышне Разумовский.
– Тише-тише, поберегите нервы, Александр Дмитриевич, – осадил Александра следователь. – Вашу тётушку убили, а вас виноватым выставить хотели. Я, можно сказать, услугу вам делаю. Софья Андреевна, вам нет смысла юлить. Такая милая барышня, могли бы пожалеть старушку, ей и без вашей помощи недолго оставалось. Тем более, она не чужой человек вам…
И вдруг всё в один миг переменилось. Нежное ангельское личико Софьи приобрело так непохожее на неё выражение: губы кривились, голубые глаза пылали неподдельной ненавистью.
– Проклятая старуха! Пожалеть?! За то, что всю жизнь только и занималась самолюбованием и театрами? А судьба родной внучки, живущей в трущобах в нужде, её совершенно не волновала. Паршивый кот ей дороже человека.
– Внучка? Позвольте… вы дочь Елизаветы? Но она отреклась от матери, вышла замуж за… – попытался возразить Александр.
– Да! Моя мать пошла против воли родственников, и все легко вычеркнули её из жизни. Её саму и её дочь, которая не выбирала такого положения! Сначала умер отец, мы могли жить достойно, но едва сводили концы с концами. А когда матери не стало, мне было всего семнадцать лет, и пришлось выживать… Знаете ли вы, каково соседствовать с оборванцами в приюте, когда нечем платить за жильё, нечего есть? Среди бумаг матери я нашла письма с адресом Амалии, написала ей. Она ответила, что у неё нет ни дочери, ни внучки.
– Но как же ваш батюшка и университет? – вышел из оцепенения Родион.
– Я это всё выдумала, а некоторая одежда и манеры у меня остались с прошлой жизни. Вы, Родион Алексеевич, поразительно невнимательны и дальше носа своего не видите, – зло дёрнула плечом Софья.
– Но как бы это решило денежные проблемы Софьи Андреевны? – всё же усомнился Александр.
– Как же-с, очень даже решило бы. Вас обвиняют в убийстве, лишают наследства, как недостойного наследника. А тут и родная внучка объявляется, единственная наследница по крови, – охотно разъяснил Мечников.
– А алебарда?
– Алебарда просто кстати пришлась, полагаю, – повернулся следователь к Софье Андреевне – та только фыркнула и ничего не ответила. – Ну что ж, Софья Андреевна Леденцова, мы вас задерживаем и очень внимательно выслушаем вашу историю и о благодеяниях вашей тётушки, и о настигшей её расплате. Городовой, проводите.