– Зая, ты считаешь меня дураком?
– Нет.
– Не ври, пожалуйста.
– Я не вру, просто задумка у тебя… ну… дурацкая, – Инга обиженно хрюкнула в трубку, наверное, высморкалась, – что, записываешь меня? Тестируешь на жене? – она хрипло рассмеялась.
– Да… то есть нет… ну, да, – Толик отличался патологическим правдолюбием, не мог слукавить даже в безобидном, – надо же мне на ком-то проверять.
– Ладно, – жена помолчала, – но ты предупреждай хоть.
– Целую, котя моя.
– Целую, – она нажала отбой.
Да, Толик придумал нечто дурацкое: мобильное приложение «Трустор» будто магазин, где продается правда. Звонишь кому-нибудь, незаметно нажимаешь иконку, и программа начинает скрининг: если абонент говорит правду, гаджет мирно светится, а если врет, то по ободку экрана бежит тревожная розовая полоска, создавая пульсирующую рамку. Красиво и опасно.
Сначала его высмеивали с этой задумкой, шеф Андрей Петрович скептически кривил бровь, но не выгонял, давал мощности и даже пару раз разродился советами. Все изменилось после визита гладко причесанного блондинчика с военной выправкой. Если верить легенде, его звали Павлом, но люди с такими простецкими именами не ходят в сверкающих, как будто отлитых из кевлара костюмах. Чтобы носить это совершенство, надо называться Джеймсом, а фамилию носить Бонд.
Павел, или Джеймс Бонд, долго допрашивал Анатолия о принципах новой игрушки, потом незаметно переключился на тонкости быта, личной жизни и политические взгляды. Толик и сам не заметил, как выложил на духу всю биографию, включая стыдные моменты детского энуреза. Павел довольно покивал длинным, идеально ровным носом и заперся с Андреем Петровичем. Проводив гостя, шеф долго тер грудь под клетчатой рубашкой, щедро добавлял в служебный кофе личный пятизвездочный коньяк и задумчиво смотрел на толикову макушку.
Через неделю ему выделили отдельный закуток в общей комнате, финансирование и даже помощника Славку – толкового программера из другого отдела.
– Ладно, Толяныч, давай долбать твою программку, авось, будет с нее толк, пошуршим бабульками, – Андрей Петрович не улыбался, хотя обычно сама мысль о заработке вызывала у него луноподобный смайл.
– Конечно, пошуршим, шеф, – Анатолий обрадовался и закрылся со Славкой в остекленном закутке.
Прошел год. Программа поскрипела-поскрипела, поартачилась и двинулась вперед семимильными шагами. Изобретатели заставляли коллег по сто раз талдычить, что утром вечер, что перед ними не красное яблоко, а зеленое, что зарплаты хватает, а правительством довольны. Павел изредка навещал Андрея Петровича, после чего коньяк в бутылке резко шел на убыль.
Славка – смуглый, как мулат, подвижный, кучерявый, – всегда носил одни и те же потертые брендовые джинсы и копеечные майки из подземного перехода – желтую, красную, синюю. Когда майки застирывались, он покупал новые, но снова такие же, детсадовские и неприхотливые. Помощник оказался толковым и компанейским, по вечерам притаскивал терпкое разливное пиво, и они допоздна засиживались над схемами и чертежами. По выходным до обеда сидели у Толика дома, обмозговывали итоги недели, а потом собирались и шли в горы. Славка пристрастил Толика с Ингой к скалолазанию.
– Залезешь на вершину, бро, встанешь лицом к ледникам и погрозишь им пальцем, – со смехом рассказывал он, – и как будто заново родился, наутро мысли сами в голову лезут табунами, не отбиться. Вам обоим непременно надо лезть наверх. Это же не просто спорт, бро, это преодоление себя, достигаторство.
– А травмы? – Инга скептически морщила гладкий лобик. – А вдруг упаду, разобьюсь?
– Там же страховка, глупая скво, – Славка подмигивал Толику, мол, смотри, какая у тебя жена пугливая, умора.
Толик сначала тоже опасался: он не ладил со спортом вообще, а к экстремальным видам старался даже близко не подходить. Долговязый очкарик, с детства зависающий между компом и планшетом, плохо представлял себя грозящим пальцем настоящей вершине – колючей, бесстрастной, покрытой льдами. Славка ободряюще смотрел на своего бледного, почти прозрачного друга с бесцветными волосами, с длинным носом записного ботаника и невинным голубым взором человека, впервые увидевшего мир вне монитора.
– Давай, бро, ты сможешь. Я же страхую. Покорим вершину, значит, добьем и проект. Это же просто навык – всегда добираться до верха.
– Н-н-нет, – Толик почти заикался, – то есть да… то есть я, кажется, не готов.
В первый раз они поднялись совсем немного. Вокруг царил удивительный мир, грозный и прекрасный: темные сосны на склонах, отполированный сотнями ступней гранит, веселые лучи разбегающихся в разные стороны тросов.
– Зая, тебе понравилось? – спросил Толик у Инги.
– Не то слово! – она восхищенно уставилась на скалу горящими «янтарями», как будто планировала расправить крылья и перелететь на нее. – Следующий уикенд только здесь.
Так и повелось: с понедельника по пятницу – закуток в офисе, на выходные – горы. За прошедший год Толик здорово намострячился лазить. Он умело крепил страховку и шел на свидание с эдельвейсами, протягивал руку небу, а наигравшись, смело шагал в пропасть. Однажды они полезли на скалу ночью, когда вокруг тишина, а из собеседников – только звезды над едва очерченными во тьме вершинами. В другой раз увидели настоящего горного козла – архара – круторогого пугливого хозяина обрывов и склонов.
Маршруты покорялись один за другим, Инга расцвела, закалилась, больше не жаловалась на вечный насморк и головную боль. Программа тоже удивительно быстро сдалась. Труднопроходимые заросли цифр чудесным образом расшифровывались, становились ровненькими подстриженными грядками. Тесты по большей части радовали, приближался момент триумфа. Толик и Славка на всякий случай продолжали проверять свое изобретение, где только придется.
– Девушка, а давайте я угадаю, вы замужем или нет, – Славка брал визитки в бутиках у намакияженных красоток, уходил за угол и сразу звонил. Если барышня отвечала, что замужем, и гаджет это подтверждал, то домогатель клал трубку, а если врала, то он начинал ее стыдить, укорять и в конце-концов выбивал нужную информацию. Но потом, когда девица ждала приглашения или чего-то в этом роде, удовлетворенный кавалер равнодушно нажимал на отбой и шел искать новую жертву.
Толик поступал иначе: звонил на рандомный номер и, если его сразу и бесповоротно не отшивали, представлялся экстрасенсом, который может угадать внешность собеседника:
– Мне очень надо для диссертации, прошу вас, помогите, – стонал он в трубку, активируя Трустор, – я буду спрашивать, какого цвета у вас глаза, волосы, во что вы одеты. Вы можете говорить правду, а можете врать. Я же должен определить, так ли это на самом деле. А потом – только не вешайте трубку! – маленький отзыв о моих … ммм… успехах. Ну, пожалуйста, поймите, я же не могу попросить знакомых, мне не поверят, скажут, что подговорил.
Кое-кто соглашался и подтверждал опытным путем, что Трустор – самый настоящий прорыв. Вроде следовало уже переходить к более насущным и менее безобидным материям, но Толик почему-то тянул.
– Понимаешь, Слав, – длинными, чуткими, как у пианиста, пальцами он расстегивал и застегивал верхнюю пуговицу фланелевой рубашки, крутил и мял ее, – если Трустор попадет к смертельно больному человеку, то врач, получается, не сможет ему наврать, дать надежду. Или политика. Инакомыслящего никогда не допустят… никуда. А скрыть убеждения он не сумеет.
– Зато, бро, наш Трустор поможет засадить в тюрьму шпионов, маньяков и взяточников.
– Нет… то есть да… то есть нет… не все, кто нарушает писаный закон, – преступники. Может, им не надо за решетку. А попадут все без разбору.
– Зато порядку больше станет.
– Порядку? – Толик еще быстрее затараторил пальцами, пуговица оторвалась и легла на ладонь немым укором. – А если Андрей Петрович спросит меня, опаздываешь ты каждый день или нет, что он узнает? Как это отразиться на твоей премии?
– Не, бро, ты куда-то в другую степь ушел, – Славка разочарованно потряс шоколадными кудряшками, – давай завтра на треньке освежимся, потом поговорим.
Теперь они ходили в горы на целый день, уходили подальше, вернее, повыше. Вершины одна за другой открывали скалистые холодные объятия. Новая победа – новая порция адреналина. Инга отставала, шла с девушками по облегченному маршруту, а парней несло ввысь, как будто на каком-то очередном пике их ждали припасенные крылья, и следовало до них доползти, надеть и воспарить над ущельями, родниками и водопадами, над головами приземленных клерков и суетливых домохозяек.
– Знаешь, Слав, – Толик улыбался всем лицом: и носом, и лбом, и подбородком; как это ему удавалось, непонятно, – я придумал: надо, чтобы Трустор использовали только для добрых дел. Включить добавочный код, типа «намерения». И неблагожелательные намерения сразу блокировать. Это будет и хорошо, и правильно.
– И хорошо, и правильно, – Славка передразнил корявую фразу, – нам деньги Петрович выделил на конкретное задание. Теперь надо не хорошо и правильно, бро, а в срок.
– Но мы скажем, что пока не готово, а сами добьем.
– Проверь страховку, пора спускаться, – приятель неуклюже уклонился от дискуссии.
В тот раз неожиданно хлынул дождь, упал на отвесную скалу косыми стежками на середине спуска. Толик застрял наверху, под ним сгусток неверного тумана, а еще ниже Славка. Страховка намокла, жалась к ногам обиженной собачонкой, непонятно, есть внизу кто, или уже пора вызывать спасателей. Толик ссутулился, подставляя дождю спину, расстегнул куртку, осторожно порыскал в многочисленных карманах и извлек телефон. Пальцы нажали кнопку быстрого вызова:
– Але, Слав, ты как там? – едва в трубке раздался голос друга, ледяная рука, хозяйничавшая в животе, ослабла, согрелась и спряталась в подреберье.
– Норм, бро, прорвемся. Не дрейфь.
– Ты меня курсируй, – Толик не хотел прерывать разговор, пусть бы подольше смешливый Славкин голос бурчал в телефоне.
– Не могу трубу держать, неудобно… Давай, бро. До связи.
«Как здорово, что мобильник ловит даже в непогоду, даже на высоте», – подумал каждый из программистов, пряча подмокшие гаджеты. Ливень, как и положено проливным, быстро закончился, но скала напиталась влагой, спуск катастрофически замедлился. Когда они в темноте подошли к лагерю, Инга накинулась ночной птицей, закудахтала крыльями широкой шерстяной накидки, обхватила руками обоих, прижала друг к дружке, повисла на сплетенных в один канат плечах. Так и стояли они, усталые, в неудобной позе, боясь пошевелиться и разрушить эту волшебную ночь, потревожить Ингин нос, уткнувшийся в их ключицы, правую – Толика и левую – Славкину.
Назавтра, перед тем как чмокнуть жену в сонную щеку и уйти на работу, Толик спросил:
– Зая, ты правда думаешь, что Трустор – это фигня?
– Не фигня, – пробормотала она из-под одеяла, – но штука опасная. Много есть такого, что никому знать необязательно.
– Например, про болезни, – начал он перечислять.
– …про ориентацию, сексуальные заморочки, про то, нравится или не нравится, как человек одет, как он себя ведет, – она поглубже зарылась в подушку, теперь голос доносился, как из пещеры, – про то, что старенькие родители надоели, про то, что ненавидишь учителя в школе, коллегу, соседку… Это совсем не то, о чем следует всех оповещать.
– …или про то, что по вечерам моешь полы в подъезде, сторожишь автомойку по ночам… это не стыдно, но как-то люди не хотят, чтобы все вокруг знали…
– … или про то, что любишь китайскую лапшу…
– Я тоже… ну, то есть… нет, не так… Трустор нужен, но доработанный, – Толик подхватил с вешалки куртку и открыл дверь, – люблю тебя, котя.
– Мур-мур-мур, – донеслось из спальни.
Андрей Петрович отнесся к идее доработки Трустора с пониманием, ему, казалось, надоели визиты Джеймса Бонда, даже коньяк уже не помогал. Славка петушился, требовал сдать проект и умыть руки.
– Слав… ну, это же моя… ну, то есть… я придумал этот Трустор, – Толик попробовал наладить понимание в коллективе.
– Ни фига себе, бро, а я сколько впахивал?
– Ты, безусловно, соавтор, ты моторчик идеи и его ходовая… Но давай прислушиваться друг к другу, то есть…
– Понял, бро, не маленький. Я пока отпуск возьму, в выходные встретимся на треньке, там поговорим. А ты помозгуй в одиночестве.
Всю неделю Толик бился над новыми алгоритмами, но ничего не выходило: Трустор не так-то просто создавался, а переделать его на раз – и вовсе фантастика. До пятницы ничего не придумалось, да и ладно: Москва тоже не сразу строилась. Полазить по горам, посмаковать примирение с другом после этой мини-войнушки, и снова в бой. Он не сомневался, что удастся уговорить Славку: целый год бок о бок, внизу и наверху – за это время можно выучить человека и без всякого приложения.
Суббота выдалась гневливой. Сначала поругался с Ингой. Началось все с нелепой шутки: Толик побежал в продуктовый за припасами и забыл дома заготовленный список:
– Зая, скинь мне, что надо купить, – попросил он по телефону.
– Как глупо работать программером и вести записи на бумажных салфетках, – фыркнула жена.
– Не злись, котя, – он чмокнул в трубку, посылая таким образом воздушный поцелуй, – …ау, котя?!
– Здесь я, ищу твою бумаженцию.
– Иннуль, ты меня любишь? – он не включал Трустор, даже не планировал.
– Опять проверяешь? Ты идиот, что ли! Сказала же, не смей на мне его юзать, – и бросила трубку. Через минуту на ВотсАп прилетел список.
Пока возвращался домой, нагруженный свертками, пока мирился с надувшейся половинкой, пока упаковывали рюкзаки, погода испортилась. Когда десантировались на стартовой площадке, тучи обложили небо плотной сизо-сиреневой кашей.
– Наверное, никуда не пойдем сегодня, – проворковала старшая по девушкам.
– Ни фига, мы с бро пойдем, – отшил ее Славка.
Вроде бы не следовало рисковать попусту, но помириться со Славкой было важнее. Если сейчас Толик откажется лезть вверх, трещинка, расколовшая понимание между друзьями, расширится и может в конце концов превратиться в пропасть. Он молча вытащил из багажника канаты и начал сворачивать их вокруг страховочного пояса.
Наверх добрались молча. Ветер крепчал, шуршал болоневыми капюшонами, заглядывал под одежду, подслушивал, как бьются сердца. Пару раз Славка оступился, из-под рифленой подошвы полетели разнокалиберные камешки, побренчали по уступам и замерли, затаились где-то на середине трассы. По правилам Толик полз сбоку от друга, ему не перепало. В непогоду, без игривого солнечного сияния, вершины выглядели грозными и неприступными, казалось, из-за какой-нибудь точно выглянет свирепый великан, возьмет двумя могучими пальцами за трос, раскачает и выбросит себе на потеху. Так происходило иногда. Точнее, всегда, с промежутком в три-пять или триста лет. А хрустальные глыбы так и будут смотреть свысока, молча и снисходительно, не опускаясь до глупых человечьих страстей. На верхнем привале поговорить не удалось: ветер уносил слова. Толик пил горячий чай из термоса и похлопывал друга по плечу, мол, не обращай внимания, все это мелочи по сравнению с тем величием, которое подпустило к себе здесь, на пике, позволило заглянуть в глаза тучам.
Когда они начали спуск, небольшое облачко оторвалось от грузной набухшей мамки и пустилось вниз.
– Смотри, бро, оно хочет нас проводить, – оскалился Славка. Толик едва разобрал слова.
Спускались медленно, оглядывая чародейский пейзаж под ногами, запоминая, фотографируя глазами, прощаясь до следующих выходных. Определенно, горы – это своего рода наркотик: быстрое привыкание и тяжелая зависимость.
Через сорок минут Анатолий оказался в облаке, прирулившем аккурат к его трассе и застрявшем, словно на привале, только без термоса и бутербродов. Толик подобрался к верхней прозрачной кромке, потрогал ее ногой, как будто и вправду верил, что по облакам можно ходить, и осторожно полез дальше. Вот он уже по пояс в белесых прозрачных нитях, вот целиком. Снизу его еще не видно и сверху тоже. Спрятался в облаке! Чудо да и только! Даже в кино нечасто такое увидишь.
Он решил сделать привал, посидеть в укрытии, как в облачном гнезде. Позвонил Славке.
– Ты где, бро? – голос друга звучал обеспокоенно.
– Не теряй меня, я спрятался в облаке, – хихикнул Толик, – ты знаешь… ну… я не хочу права качать насчет Трустора. То есть хочу… но не так, не с тобой. Давай мы будем соавторы? – он специально выжидал момент для щедрого предложения, не хотел слезливых объятий и фальшивых слов благодарности. Славка это заслужил и сам знал, поэтому признание – простая констатация факта.
– А разве я не соавтор, бро? Разве я мало пахал? – кажется, о благодарности речи не шло.
– Ну, я хотел, чтобы ты знал, что я знаю… то есть ценю и считаю справедливым, – неожиданно для себя Толик обиделся, палец сам собой активировал Трустор в телефоне, – но согласись, что идея-то все-таки моя.
– Твоя, бро, твоя, – экран телефона подсветился розовым, побежала змейка по периметру. Так, врет, не считает, что Толиковых заслуг в приложении больше, чем его, Славкиных.
– Славка… а ты… ты спишь с Ингой? – Толик напрягся, замер. Он сам не понимал, как осмелился задать такой вопрос.
– Ты в своем уме, бро? – Славка, кажется, ни о чем не догадывался. – Нет, конечно.
Толик со страхом посмотрел на экран гаджета и едва не выронил его. Розовый опасный ручеек уверенно пульсировал.
– Слав, а ты хочешь забрать себе все заслуги по разработке Трустора, да? Денег и славы хочешь?
– Денег все хотят, бро. А Слава должен хотеть и славу тоже, – снова приглушенный смех в трубке. Розовый померк, потом погас. Что ж, действительно, кто не хочет денег и славы.
– Ты не ответил. Хочешь стать отцом Трустора? Единственным? Я ведь могу и уйти, у меня есть для тебя предложение, – на этот раз Толик соврал, первый раз за полжизни. До этого он врал маме, что сделал уроки, когда был еще в третьем классе, но его, понятное дело, раскусили.
– Ты что, активировал Трустор? – Славка был очень толковым программистом, а значит, и вообще умным, проницательным человеком.
– Да, – не стал врать Толик, – а ты? Тоже?
– Теперь да.
Облаку надоело сидеть на месте, и оно поползло вверх. Коллеги помолчали: один над облаком, второй – под ним.
– Слав, а ты ведь не отцепил страховку? – неуверенно спросил Толик.
– Ну, бро, врать ведь тебе бессмысленно…