Приятель мой, Денис, имел во владении одну необычную штуковину. Увидеть ее воочию мне не доводилось, а на просьбы посмотреть однокашник всегда отвечал уклончиво. Однако упоение, с которым он рассказывал о вещице, не оставляло сомнений в ее существовании. Дениску я знал с младших классов, и он никогда не отличался фантазией, слывя человеком бесхитростным и занудным. Даже универ не исправил «горбатого», усугубив натуру свежеиспеченного айтишника любовью к железкам и скрупулезному анализу, которым оказалось не по пути с простыми человеческими радостями.
Слабину Денис давал только во время наших посиделок в баре. Наверное, тяга к людскому общению все же таилась в глубине его души, заставляя раз в полгода набирать мой номер. Почему именно меня он выбрал для роли своего визави, я не знал. Может, потому что остальные ребята из класса справедливо считали Дениса белой вороной. Я же с готовностью отзывался, сам порой не понимая, какая мне отрада от общения с этим затворником.
У нас уже давно сложилась компания из коллег, любивших покутить по пятницам, а в уик-энд потоптать пейнтбольную площадку. Денис же всегда был тих, зачастую скучен и растягивал единственную стопку водки на весь вечер. Зато факт сей напрочь отметал предположение, что рассказы его выплывали из алкогольного дурмана.
Думаю, что из-за рассказов этих я с ним и встречался. И ключевую роль в них всегда играла та самая вещица.
Внешне она ничем не отличались от часов: старинных, с круглой позолоченной крышкой и цепочкой, – из тех, что носили в кармане жилетки чопорные джентльмены. Штука несомненно раритетная, антикварная. Но все-таки обыкновенный хронометр, способный вызвать внимание разве что у любителя пыльной старины. Хотя и у последнего интерес изрядно поутих бы, узнай он, что механизм безнадежно сломан и ремонту не подлежит.
Однако вещица, как я уже говорил, была не проста. Стрелки часов, несмотря на давно почивший механизм, жили своей жизнью. И, как рассказывал Денис, были напрямую связаны с его судьбой.
Однажды часы замерли в положении: «без пятнадцати двенадцать». Тогда ими владел еще дед Дениса, Глеб Владимирович, который обошел немало мастеров часового ремесла, но все как один лишь разводили руками. Механизм не был поврежден, а детальная разборка не обнаружила ни единого дефекта. Однако шестеренки и не думали приходить в движение.
В итоге часы долго собирали пыль в ящике стола, пока Глеб Владимирович не решил сдать их в ломбард. Человек он был рачительный и терпеть не мог лишнего хлама. Так что даже пара рублей за сломанный прибор казалась ему лучше, чем кусок бесполезной позолоты.
И вот, в один не очень прекрасный зимний день, когда по улицам Ленинграда кружила снежная морось, он сунул их в карман и отправился в путь. Ломбард находился в двух кварталах, потому Глеб Владимирович не стал ждать трамвая и потопал пешком. Когда же двери конторы уже виднелись на противоположной стороне улицы, руку его будто обожгло. Он резко достал ее из кармана и с удивлением уставился на зажатый в пальцах хронометр. Золоченые стрелки неожиданно пришли в движение, с каждым его шагом подгоняя время на циферблате к двенадцати часам. Когда же дед в недоумении остановился, сравнивая «без минуты двенадцать» с «десятью пятнадцатью» на своих наручных «Заря», перед носом его, разметая снежную пыль и отчаянно вихляя по брусчатке, пронеслась грохочущая полуторка.
Позже стало известно, что у грузовика попросту отказали тормоза, а метель вкупе с поломанным клаксоном скрыла его приближение. Так что ступи Глеб Владимирович на дорогу чуть раньше, финал его был бы печален.
Да, можно было все списать на совпадение, однако стрелки после этого вновь откатились на «без пятнадцати» и замерли. Механизм по-прежнему был мертв, золоченый корпус молчал, а колесико завода прокручивалось без какого-либо толка.
Часовщики не смогли объяснить и этого. Впрочем, они и не пытались: только теперь уже не руками разводили, а крутили пальцами у висков. Глеб Владимирович же вовремя смекнул, куда могут привести подобные расспросы, и потому природа хронометра так и осталась тайной. Зато стрелка приходила в движение каждый раз, когда ему грозила реальная опасность. И вскоре часы стали надежным компасом судьбы, уберегающим хозяина от случайных невзгод.
С часами в кармане дед Дениса в итоге прошел всю войну, оставив автограф на стенах Рейхстага и привезя из Манчжурии пару японских знамен. Умер же он вполне заурядно, от старости, не забыв передать артефакт сыну.
Дядя Валера, отец Дениски, отслужил в Афгане три сверхсрока, да еще в Чечне засветился, не схлопотав ни пули, ни осколка, ни даже царапины. Правда, позже его настигла другая беда по имени рак, заставив угаснуть крепкого мужика буквально за пару лет. Но часы тогда оказались бессильны, к тому же давно пылились в ящике комода, где их и нашел мой однокашник, будучи наслышан о необычной вещице из дедовских историй.
Денис, в отличие от предков, никогда в армию не рвался. Благодаря паре врожденных болячек и неважному зрению, доходяге так и не довелось потоптать плац. Но это не помешало ему отнестись к обретенному «компасу» со всей серьезностью. Это и сыграло на его образ жизни, который он вел уже не первый год.
Работал Денис «на удаленке», еду заказывал доставкой, а прочие бытовые проблемы старался решать, не отходя от компа. Но если уж и покидал свое жилище, то только с часами «наперевес», и готовился к этому загодя. Обставившись мониторами, как в космическом корабле, однокашник долго и упорно изучал обстановку в городе и стране. На дисплеях мелькали криминальные сводки, прогнозы метеорологов, раскладки по трафику и ремонтных работах, статистика аварий, политические прения и распоряжения властей. И все это по очереди обводилось, будто сканером, золоченым циферблатом. А то, на чем стрелка хоть немного вздрагивала, строго анализировалось, складываясь в итоге в определенный маршрут и время следования.
Сложно представить, каково живется, когда твоя квартира походит на бункер, а выход «в свет» подобен вылазке в радиоактивную пустошь. Но об этом Денис не любил говорить. Как и о том, каким образом в этом «враждебном» окружении находятся дни для встреч со мной. А ведь мы даже никогда не переписывались в чате или мессенджере, служивших основным инструментом его общения с миром.
Зато информация, которую он черпал из своих многочисленных источников, была отличной темой для бесед. Столько новостей и событий я не наблюдал даже на страницах газеты, в редакции которой работал и скромно вел спортивную колонку. Увы, вырваться на больший размах пока не удавалось ввиду недостаточного рвения и более резвых коллег. А еще времени, конечно. Уйма которого уходила на написание книги.
Да-да, моя собственная книга, изданная в бумаге широким тиражом – была самой крепкой и давнейшей мечтой. Идеей, не отпускавшей меня ни на миг.
Я писал ее со старших классов – медленно, тягостно, глава за главой. Чертыхался, плевался, комкал листы и печатал заново. И фантастическая история про путешествия во времени постепенно появлялась на свет. История красочная, небывалая и, на мой взгляд, очень захватывающая. История, каковой еще не знала современная литература.
Я даже подружился с одним редактором, и тот милостиво согласился ознакомиться с моим опусом. После чего пригласил меня в офис и, приспустив очки, со вздохом протянул исчерченные красной ручкой листы:
– Неплохо, Саша. В самом деле, неплохо, – сказал он тогда снисходительно. Будто мнительный педагог, оценивающий поделку школьника. – Но не хватает жизни. Все какое-то картонное. Декорации, персонажи. Тебе необходимо прочувствовать свой же сюжет. Представить себя в этом мире. Знаешь, как я делал в таких случаях? Старался подыскать какой-то предмет, способный хоть как-то связать фантазию и реальность. Который можно пощупать и проникнуться за счет его энергетики происходящим вот тут.
С этими словами он потряс листами и опустил стопку на стол. Я же не придумал ничего лучше, чем сгрести свою рукопись, прижать к груди и молча удалиться.
Ярость и обида клокотали тогда во мне, а в душе изнывало раненое самолюбие. Но слова редактора не выходили из головы. И уже через полчаса, успокоившись, я глядел на экран телефона, на котором мерцал входящий вызов с именем «Денис». И знал, какая же вещица необходима.
Встретились мы как обычно. Посидели, поговорили. Потом однокашник что-то взахлеб рассказывал об очередном кризисе на таможне, но на этот раз я почти не слушал, а потягивал пиво и думал, как лучше спросить.
Наконец, опустошив третий бокал, я решился:
– Послушай, Денис… Ты в ближайшее время никуда не собираешься?
– Хм, – он озадаченно снял очки, – думаю, нет. Я сейчас прогу одну пишу, заказчик дал месяц, так что – вряд ли.
– И выходить никуда не планируешь?
– Нет. Холодильник забил, фильмов накачал. А почему ты спрашиваешь?
– Тогда, может, ты одолжить мне свои часы? Ну, те самые? А? Мне только на недельку, я тебе потом их самолично завезу! – затараторил я, глядя, как темнеет его лицо. – Честное слово! У меня тут один творческий проект, и мне они просто необходимы! Это же по-настоящему волшебная вещь! А там как раз такая тема. Обещаю, не поцарапаю и не разобью!
Денис уперся ладонями в стол, будто пытался отодвинуть его вместе со мной, и замотал головой.
– Нет! Ты что? Я же говорил, что я без них не могу…
Я понял, что так ничего не выйдет. Приятель слишком крепко прирос к своему артефакту, как младенец к мамкиной сиське.
Пришлось врать.
– Ладно, Денис, ладно. На самом деле, мне грозит опасность. Большая. Я раскопал компромат на местного чинушу, и он теперь пытается меня достать. Материалы уже подготовлены к печати, и, как только они выйдут в тираж, ему несдобровать. Но до этого времени удар может прийти откуда угодно. Бандосов подошлет или шпану, не знаю. Может даже киллера. Вот поэтому и нужен твой чудесный «компас». Всего на недельку. Ну пожалуйста!
Можно было еще навернуть слезу, но актер из меня неважный. Вранье и так трещало по логическим швам. Что это за «бомба», для издания которой нужна целая неделя? Она была бы на первой полосе уже вчера! Но Денис, к счастью, подвоха не заметил.
Он долго-долго смотрел на свои пальцы, напряженно скрещенные на столе, а потом вздохнул и полез за отворот куртки. Было видно, с каким нежеланием однокашник это делает, не переставая укоризненно коситься на меня. Словно ожидал, что я передумаю. Но отступать от вранья мне было уже не с руки.
Сначала показалась длинная цепочка, а потом и сам золоченый кругляк выскочил из кармана и закачался маятником под его пятерней. После чего мягко опустился возле недопитой Денискиной стопки.
– Только на неделю. И это… Прогуляешься со мной до дома?
Дверь парадной скрипнула за спиной, когда я уже быстрым шагом пересекал улицу не оборачиваясь, будто Денис мог выпрыгнуть из окна и погнаться за мной с криком: «Я передумал!»
Конечно, он так не сделал. Хотя, уверен, провожал меня взглядом сквозь мутное окошко лестничной клетки.
Пальцы теребили заветный артефакт, и, лишь когда девятиэтажка Дениса скрылась за частоколом таких же «коробок», я открыл золотистую крышку.
Ничего примечательного я не узрел. Обычные старые часы, с потертым стеклом и слегка облезлыми римскими циферками. И стрелки с золоченым напылением, замершие на «без пятнадцати двенадцать».
По крайней мере, в этом Дениска не соврал. Однако с чего я взял, что остальная история не оказалась выдумкой?
И тут минутная стрелка поползла наверх: медленно, но уверенно.
Я ошалело уставился на нее и замер как вкопанный. Замерла и стрелка. Я сделал два шага назад – вспять поползла и она.
Оглядевшись, я не заметил никаких признаков опасности. Подворотни остались позади, из фасадов не торчали норовившие упасть кирпичи, а машин на дороге почти не было. На тротуаре валялся только мусор из опрокинутого контейнера, да и то в основном бумажный хлам без намека на битое стекло или железо.
Сделав глубокий вдох, я снова двинулся вперед. И стрелка, зараза, тоже рванула по делениям! Однако, повинуясь какому-то неожиданному порыву, я не стал останавливаться. И только когда золотистый кончик почти коснулся верхнего «икса», нервы не выдержали.
Громко матюгнувшись, я застыл с уже поднятой ногой. А ветер, нарезавший круги над асфальтом, неожиданно взметнул валявшийся на асфальте лист картона. Из-под которого, как пасть чудовища, дыхнул сыростью зев канализационного колодца. Сам люк лежал поодаль, и никаких предупреждающих знаков, конечно же, не было.
Пот выступил на спине, в голове зашумело от картинки «упущенной перспективы». И еще минута потребовалась, чтобы унять дрожь в руках. Едва пальцы успокоились, я вновь поднял часы, подставив их под неуверенный свет ближайшего фонаря.
На циферблате вновь было «без пятнадцати».
Книгу я исправил за пять дней. Ну, как исправил? По сути, переписал ее заново. Да, от сна пришлось почти отказаться, а на работу – забить, сославшись на плохое самочувствие. Кофе лилось рекой, тонизирующие препараты стали сродни аскорбинке перед едой, а с сигаретным дымом не справлялось даже перманентно распахнутое окно.
Зато персонажи наконец обрели жизнь. Мне удалось вдохнуть в них душу, и история, подстегнутая их сердцебиением, резко изменила направление. Она стала яркой, хлесткой, с крутыми поворотами и финалом, достичь которого способны только настоящие герои. А не тот их нелепый эскиз, который я понапрасну впихивал в сюжет раньше.
И все это благодаря часам Дениса.
Я прямо чувствовал, какая от них исходит мощь. Пальцы словно пробивали электрические иглы, едва я касался золотистой крышки. И ощущение этой неведомой, необъяснимой силы, что затаилась в корпусе антикварной безделушки, как и понимание, что сила эта касается тебя, окунало с головой в пьянящий творческий омут.
Уже дописав книгу, я заметил, что стрелка опять сдвинулась на минуту вперед. Но на сей раз я не удивился. Образ жизни за последние пять дней мог подорвать здоровье и слону, не говоря уже о моей не самой спортивной тушке. Так что последующие два дня я провел в любимом санатории, восстанавливая потревоженный баланс.
Стрелка после этого сразу вернулась на место. И даже – ненамного, всего на секунду-другую – отползла от своей «базовой» отметки назад.
Вот тогда я понял то, до чего не допер Дениска: часы могут не только уберегать от грядущей опасности, но и работать в обратном направлении – указывая, как надо жить, чтобы увеличить срок этой самой жизни.
Понял я тогда и то, что отдавать сей «гаджет» не собираюсь.
Денис позвонил ранним вечером седьмого дня. Я пробормотал что-то максимально невразумительное с ключевой фразой: «давай попозже». На второй и последующие звонки я уже не отвечал. Смски поначалу открывал, но позже и их стал смахивать, едва те возникали на экране. «Саша, ответь!», «Пожалуйста, отдай!» и «Ты же обещал!» улетали в корзину, пока я наконец не додумался заблокировать его номер. А потом, для надежности, сменить и свой.
К тому же, несмотря на определенный уровень доверия в наших беседах, я никогда не заходил в откровенности так далеко, чтобы рассказывать, где живу и в какой конкретно газете работаю. Да, со своим аналитическим умом Денис мог нарыть мою фамилию и в Интернете. Но к социальным сетям я слабости не питал, на форумах сидел под дикими псевдонимами, а из редакции ушел, едва в издательстве мне показали на мою рукопись большой палец.
Скажете, что я поступил по-свински? Да, пожалуй. Но я никогда и не клялся Денису в вечной дружбе. Собственно, друзьями мы вовсе и не были. И пусть это является слабым оправданием, вы бы точно сменили гнев на милость, если бы хоть пару секунд подержали эти часы в своих трясущихся от праведного негодования ладошках.
«Гаджет» реально завораживал. Его энергия была почти осязаема: она струилась по фалангам, стоило лишь прикоснуться к потертому стеклу. При этом душу наполняло чувство нестерпимого восторга, ощущение собственной неуязвимости и стойкое осознание того, что ключ от бессмертия где-то рядом.
Качнувшаяся назад стрелка будто сдернула завесу тайны и открыла глаза на то, как обставить сверстников на годы и десятилетия. И вдыхать воздух полной грудью, когда все они прилягут на покой под гранитными «одеялами».
В загробную жизнь я не верил, так что ничего, кроме гулкого сердцебиения в груди, уже не имело сколь-нибудь серьезного значения. Жизнь – как таковая – стала и целью, и мечтой, и смыслом бытия.
Для начала я пересмотрел питание. Вредная дрянь теперь не маячила в холодильнике, а алкоголь не звенел по полкам. Сменившие их продукты с наклейкой «био» стоили куда дороже и вкусом походили на сорную траву. Но стрелка сдвинулась еще.
Потом в ход пошел спорт – не активный, а легкая гимнастика для поддержания тонуса. Она была утомительна и набила оскомину после первого же занятия, но часики и тут не забыли про задний ход.
Затем я минимизировал контакты со знакомыми и приятелями, что тоже было закономерным шагом, учитывая сколько заразы разносится людьми в принципе, не говоря уже об энергетическом кровопийстве, свойственном любому человеку во время живого общения. В строчках же чатов и форумов ничто не могло выбить меня из душевного равновесия, даже с применением самых обидных гифок и эмоджи. Правда, улетучился и позитив, но с этой потерей я сумел смириться. Главное, что стрелка продолжала уверенно пятиться.
Ленка, жена моя, поначалу даже одобрила столь неожиданный поворот. Уж кто-кто, а она никогда не забывала упрекнуть меня за лишний бокал пива или часок сна за компом. Уже позже, когда условия нового быта вовлекли в поток и ее саму, дражайшая супруга несколько оторопела. Одобрение сменилось сомнением, а последнее вскоре переросло в звонкое раздражение. Поскольку же ограничения пали в том числе на ее подруг вкупе с магазинами, кафе и прочей вредной социальной ерундой, недовольство стало все чаще срываться на мою здоровую башку. И было оно куда более разрушительно, чем упреки за пинту янтарного или ночь, проведенную в «танковых» боях.
Потому я и обрадовался, когда жена нашла горячую путевку в Турцию и даже ее оплатил. Но только на одну персону, поскольку проходил на тот момент ряд оздоровительных процедур, подставлять кожу южному ультрафиолету в мои планы не входило. Из-за этого же я не сразу увидел в профиле благоверной новое фото, где к ее загорелой щеке прилип в жарком поцелуе смуглый здоровяк. Как и статуса отношений, измененного на «все сложно».
Сложно не было. Жена не вернулась, а я пересилил себя и не стал сильно переживать. В конце концов, утраченные нервные клетки к долголетию не ведут, а Ленка и так превратилась в генератор стресса.
Впрочем, она не вынесла бы переезда, который я наметил на ближайшие дни. Из панельной двушки недалеко от центра я перебрался в пригород, поближе к свежему воздуху и подальше от шума и дыма мегаполиса.
Домишко с виду был неказист, зато грудь наполнял непорченый смогом кислород, а с огорода на участке всегда можно было поживиться свежими овощами. Да-да, огородом я тоже занимался сам, без всяких там пестицидов и прочих химикатов. Ну… и еще потому, что после издания книги гонорар разошелся в один присест. А заниматься работой в городе – означало вернуться к грязи, дряни и стрессу. По той же причине я больше не писал книг, ибо творчество – та еще нагрузка для мозга, и здоровью она никак не способствовала. Конечно, подработки копирайтером хватало лишь на аренду жилья да мелкие бытовые нужды. Зато нервные клетки были целехоньки и не загружены тягостью не нужной им суеты.
Я не помню, сколько прошло времени. Дни, недели и месяцы слились в единый тягучий поток. Наверное, несколько лет точно. Последним я тоже перестал вести счет сразу же, как прекратил встречать Рождество и сопутствующие праздники. Лучше ведь вообще без них, чем весь следующий день корить себя за выпитый бокал. Главное, что сами годы исправно тикали, а стрелка на часах почти совершила полный обратный оборот.
«Гаджет» стал моим единственным другом и сожителем. Долгие вечера, даже не вдаваясь в подробности за окном, мы проводили вместе. Я сидел за столом, грея золоченый корпус в ладонях, и пристально следил за тонкой ниточкой стрелки. И день, пускай ему и не была числа, считался удачным, если острый кончик сдвигался хоть на долю миллиметра.
Как раз в один из таких вечеров со стороны крыльца неожиданно послышался жалобный «мяв». Поначалу я списал все на стонущий в окнах ветер, но вскоре мяуканье повторилось. И еще раз. И еще. Незваный гость не собирался уходить, и я с неохотой отворил дверь.
На пороге, сжавшись в лохматый комочек, сидел котенок. На вид ему было не больше трех месяцев (хотя из меня еще тот спец по кошачьей геронтологии). Тонкие лапки скребли настил крыльца, словно пытаясь удержать тщедушное тельце на ветру, а уши малыш прижимал к дрожащей головке.
Но стоило открыться двери, котофей с неожиданной прытью заскочил в дом. После чего, недолго думая, принялся обтирать грязные бока о мои стерильно чистые штаны. А я, вместо того чтобы отпихнуть нахала и выкинуть взашей, неожиданно для самого себя вдруг задумался, чем же его накормить.
Из своего меню предложить нечего: вряд ли маленький хищник стал бы есть мою траву. Но от прошлых жильцов осталось полмешка собачьего корма, который я так и не удосужился выкинуть.
Поначалу еще были сомнения относительно «клиента» и выбранного блюда. Но аппетит, с которым котофей набросился на еду, развеял их.
Я смотрел, как хрустят за острыми ушами коричневые «косточки», и меня неожиданно будто молнией пронзило. В грязных глазках светилось настоящее счастье, пускай и пробивалось оно сквозь блеск явного воспаления.
Но как? Как оно могло уместиться в этой грязной измученной мохнатой оболочке?
Я посмотрел в зеркало. Вон какой красавец. Ухоженный, здоровенький, без единой оспины, прыща или морщинки. Волосы блестят, кожа мягкая, зубы сверкают естественной белизной. Не человек, а картинка с обложки глянцевого журнала.
А в глазах – она. Та самая, от осознания которой я прятался уже несколько лет, и даже не заметил, как стал ее отражением.
Тоска.
А еще котенок напомнил Дениску. Единственного человека, который переступил себя, чтобы мне помочь. И которого я бросил на произвол судьбы, окончательно заперев своим поступком в четырех стенах собственной тюрьмы.
Я поднес часы к лицу и впервые посмотрел на них не с благоговением и не с ощущением волшебства. И даже не с обыденным интересом, с которым я каждый вечер пялился на стрелку.
А с ненавистью.
Весь вечер я пытался вызвонить Дениса по выведенному из черного списка номеру, старался отыскать его в соцсетях и даже закинул клич в районную группу на фейсбуке, дабы разузнать новые контакты. Увы.
Так что следующим утром на первой же электричке я примчался в город.
На домофон Денис не отвечал, и, проникнув в парадную вслед за какой-то бабулькой, я взлетел по лестнице на шестой этаж и забарабанил в дверь однокашника. Однако, если не считать отбитых рук, результат по-прежнему был нулевой.
Но я не унывал, и на шум вскоре высунулась из-за своей двери соседка. Пожилая, с сеткой глубоких морщин и острым пристальным взором. Видать, надоело пялиться на меня через глазок, или взыграла наконец гражданская сознательность.
– Чего шумишь? – проворчала она, смерив меня презрительным взглядом. – Милицию вызвать?
Ну-ну, подумал про себя я. Разве что через машину времени. Но вслух язвить не стал.
– Вы извините! Я друга ищу. Денис зовут. Живет вот в этой квартире.
– Никто здесь не живет! – буркнула старушка. – Уже лет шесть как.
Это было для меня полной неожиданностью.
– А Денис куда переехал, не знаете случайно?
– Не знаю! Он мне не докладывал, – процедила соседка, явно недовольная именно тем, что как раз перед ней не отчитались. – И не переезжал. Просто вышел куда-то, весь белый, как сейчас помню. И не вернулся. Исчез.
Она покачала головой, будто сгоняя с себя излишнюю откровенность:
– Кстати, а кто ты таков? А ну, покажь паспорт!
Решив не искушать судьбу, я рассыпался в извинениях и откланялся.
Выйдя на улицу, я подставил лицо падающему снегу. Щеки горели, в висках стучала кровь, а грудь камнем давило понимание, что же я натворил.
Дениска явно встрял в плохую историю, выбраться из которой оказался не в силах. При всей своей эрудированности, к жизни вовне парень был не слишком приспособлен. И избежать проблем без помощи проверенного «оберега» попросту не смог.
Денис пропал. Из-за меня. Из-за моей жадности и эгоизма.
Очень захотелось напиться. Вдрызг, в хлам.
Внутренний голос тотчас завопил о балансе и нормах питания. Но сегодня он смахивал на невнятный писк, что сопутствует обычно мышиной возне, в которой я теперь видел куда больше смысла, чем в собственной жизни.
Бар не изменился. Дешевый неон, скользкие ступени, скрипучие деревянные створки. Развалюха, которую хозяин выдавал за дизайнерский колорит. Зато выпивка здесь всегда была отменная, которой не чурался даже мой однокашник.
Свободных мест не оказалось, стойка тоже была забита битком. Оставалось лишь к кому-то присоседиться. И я подался за тот самый столик, где мы коротали вечера с Денисом и его рассказами.
Сидевший там толстячок, со сладострастием дачника поглощавший кружку пива, видимых возражений не проявил. И я, коротко кивнув, плюхнулся напротив и приземлил перед собой «метр» текилы.
Недолго размышляя, я опрокинул сразу три шота. По телу тотчас прокатилась теплая волна. Забывший об алкоголе организм зашелся в сладостном возбуждении. Но тяжелые мысли не улетучились, наоборот прибавив в весе еще полпуда.
Толстяк продолжал неотрывно пялиться на меня блестящими глазенками. В итоге я не выдержал:
– Слушай, мужик! Нефиг на меня так смотреть. Я сейчас выпью и уйду. Будешь и дальше хлестать свой пивас в гордом одиночестве!
Тот и не думал отводить глаз. Вместо этого пухляк вдруг улыбнулся. Очень знакомой улыбкой:
– Саша! Ты меня не узнал?
Это был он. Денис.
– Понимаешь, я тогда просто потерял направление. Словно слепой котенок, – при этих его словах я вздрогнул, но Денис не заметил. – Не то, что из дома боялся выйти, а даже на лестницу носа не совал.
Минут десять назад он сумел отлепить меня от себя, не сразу опомнившись от обрушенных на него объятий. Еще минут пять ушло, чтобы поутих поток извинений. И теперь мы сидели и говорили, как в старые времена.
Часы же, лихорадочно выуженные мною из кармана, лежали теперь на столе прямо перед однокашником. Только вот почему-то он к ним так и не прикоснулся.
– А потом совсем невмоготу стало, – продолжал он. – Прям до дрожи, до тошноты. Стены на мозги давили, будто и в самом деле решили сдвинуться. Ну я как был в домашнем, так на улицу и сиганул. Не знаю, куда бежал и зачем. Просто петлял по улицам и хватал ртом воздух. Может, и загребли бы вообще…
Денис усмехнулся и закатил глаза, вспоминая:
– Ах да, зима же была. Тротуары как обычно нечищеные. Темень до кучи. Вот и поймал я… Кхм… Поскользнулся сильно. Прямо возле местного продуктового, еще и баннер свернул. Продавщица выбежала: молодая, но бойкая не по годам. Сначала матюгами обложила, а потом видит, что не алкаш какой-то. Ну и сжалилась. Отвела в подсобку, чаю даже налила.
Он откашлялся и сделал глоток из кружки:
– И вот тут меня прорвало. Разревелся, как девочка. Все ей рассказал: и про часы, и про деда, и про друга-вора. Ну, про тебя, – добавил однокашник с нажимом. – И про то, что людям верить нельзя. И про миллион опасностей вокруг. А она слушает, кивает и улыбается. Ну все, думаю, теперь точно санитаров вызовет. Понимаю это, хочу бежать, а не могу. Потому как от улыбки ее оторваться не в силах. А еще глаза: зеленые, пронзительные, бездонные. И подумалось даже: пускай психушка, пускай менты, пускай хоть мир перевернется – но только бы еще минутку не кончался этот чай.
Денис усмехнулся:
– В общем, обошлось без санитаров. Придумали кое-что получше, – он поднял правую руку и растопырил пальцы. На безымянном блеснул золотой ободок. – И пусть наша история похожа на дешевый сериал из телека, она настоящая! И ни за что бы не случилась, если бы этот… талисман и дальше указывал, как мне жить! Так что, поверь, я даже благодарен тебе, что ты его украл.
Он помолчал и добавил:
– Пожалуй, именно за этим я сюда регулярно и наведываюсь. Чтобы сказать тебе спасибо за настоящую жизнь.
Я посмотрел на него с сомнением. Вечный доходяга, получивший в школе даже прозвище Карандаш, теперь смахивал на кабанчика. Супруга явно не жалела для него калорий. А это, конечно, никак не вязалось в моем понимании со здоровьем и истинным долголетием.
Однако сам однокашник огорчений по этому поводу не испытывал. О чем вполне явственно говорили его румяные щеки и блестящая от уже не первой пинты ухмылка.
Я протянул руку, почти прикоснувшись к золоченому корпусу. Искушение было велико, оно было огромно. Схватить «гаджет» и бежать, бежать, бежать…
Вместо этого я толкнул часы вперед и как можно вкрадчивей сказал:
– Денис, послушай. Они ведь не только предсказывают судьбу. В них прячется и указатель к долгой жизни. Может, даже бессмертию. Подумай, Денис! Бессмертие!
Он действительно задумался. Но только на пару секунд, чтобы снова усмехнуться:
– Гляди, – однокашник достал мобильник, смахнул блок и протянул мне. – Я ведь его уже отыскал.
С экрана сотового на меня смотрела годовалая девчушка. Беззубый рот измазан в каше, как и щеки со слюнявчиком. Но зеленые глаза, глядевшие на зажатую в пальчиках ложку, явно перехваченную у родителя, сияли от победоносного восторга.
– Да, Саша. Вот где оно – бессмертие. Истинное. В каждой секунде и в каждом моменте. А это, – Денис щелкнул по часам, и те со звоном скатились со стола, – всего лишь мертвая железка. Пускай и шуршит порой своими ржавыми шестеренками.