Роддомовские будни. Про Марусю.
Марусю звали не так, но прозвище закрепилось с легкой руки санитарки, которая однажды не смогла выговорить замысловатое восточное имя. Обладательница имени была не против стать Марусей-то ли потому, что устала всех поправлять, то ли потому, что по природе (и согласно традиционному национальному воспитанию) была человеком неконфликтным и позитивным. Именно по причине не конфликтности она и оказалась в числе ординаторов первого года в одном из родильных домов, где мне довелось трудиться. Согласно родительской воле и благодаря высокому баллу ЕГЭ, купленному папой, Маруся в свое время поступила в медицинский институт. В процессе обучения папа же покупал ей все зачеты, практики и экзамены, потому что продать выдать Марусю замуж с дипломом о высшем образовании можно было значительно выгоднее, чем без оного и овчинка стоила выделки. Высшее же медицинское образование являло собой дополнительный престиж: девка мол с мозгами, это вам не психолог или менеджер какой! Работать же Марусе все равно не светило никогда, а светило рожать детей и почитать мужа, о чем все, разумеется, знали заранее, так что никто в этой ситуации особо и не рисковал.
Таким вот макаром, под надежным папиным прикрытием, Маруся дотянула до выпуска и даже благополучно получила диплом. И вот уже в ординатуре неожиданно столкнулась с необходимостью что- то делать головой и руками. Может быть, к этому моменту у папы закончились деньги, а может он действительно поверил в то, что в процессе посещения института к Марусе прилипли хоть какие- то знания -кто ж угадает… Важно то, что это несчастье с огромными карими глазами в один НЕ прекрасный момент свалилось на наши головы.
Себе Маруся нравилась.
Ей очень шел белый халат-он выгодно подчеркивал точеную фигурку, оттенял смуглую кожу и шикарную копну темных кудрей, которые она убирала в прическу с явным неудовольствием и только под тяжелым взглядом старшей акушерки отделения. Но вот остричь длинный яркий маникюр Маруся внезапно не согласилась. Даже в кабинете заведующего отделением плакала. Заведующий же, исчерпав разумные аргументы, с некоторым даже облегчением вдруг осознал: благодаря этому вопиющему нарушению санэпидрежима Марусю можно законно не пускать в операционные и родзалы (что, учитывая ее уровень знаний и умений, существенно облегчало жизнь всем)-и махнул рукой. Только на конференции потом попросил поменьше показывать Марусю пациентам, их родственникам и всяким комиссиям, которые то и дело заносило тогда в любой стационар.
Маруся же, отвоевав яркость и лишь слегка укоротив длину маникюра, снова стала мягкой и покладистой и с радостью предвкушала свое боевое крещение.
Конечно же, ей старались поручать что попроще, но и тут случались казусы.
Выяснилось например, что писать послеродовые дневники наблюдений (даже по готовому шаблону) Маруся не может в силу слабого владения русским языком вообще и медицинскими формулировками- в частности (а пока это выясняли, миру являлись шедевры вроде «наружные половые органы обычного цвета и влажности», «жалобы на невеселое настроение и плохое состояние души по причине обиды на мужа» и «положение плода продольное..» в карте послеродовой пациентки, чей «плод» ( уже в статусе новорожденного), благополучно лежал рядом в кроватке. Истории родов у Маруси отобрали.
Поставили было собирать анамнез у вновь прибывших в дородовое-так Маруся настолько увлекалась каждым жизнеописанием, что когда они с женщиной наконец заканчивали обсуждение ее мужа, свекрови, свадьбы и покупок для будущего малыша, на акушерские подробности у обеих просто не оставалось ни времени, ни сил.
Пациентки, кстати, Марусю любили и хвалили: она одна готова была часами вникать во все их эмоциональные переживания, а не бездушно прикладывала к нужным местам тазомер и стетоскоп, как все прочие.
«Все прочие» скрипели зубами и делали за Марусю порученную ей работу, потому как сознание Маруси поручений не фиксировало вовсе и почти на каждую возмущенную претензию коллег она отвечала «Ой!».
И хлопала прекрасными длинными ресничками.
В какой-то момент доктора взмолились о передышке и Марусю на время отправили в процедурный кабинет- делать уколы и брать анализы тоже ведь надо учиться. Ногти Маруся к тому времени спилила добровольно, сломав при постановке монитора КТГ под корень сразу два из них и решив не рисковать остальными.
Процедурная медсестра изгнала Марусю из святилища через два дня и поставила заведующему ультиматум: Маруся или я.
Заведующий выбрал, не колеблясь – процедурных медсестер такого уровня еще поискать. Впрочем, уровень Маруси тоже переплюнуть было сложно: попробуйте-ка поставить капельницу женщине, у которой УЖЕ стоит венозный катетер, умудрившись аккуратно ввести в него иглу, при этом не повредив ни катетера, ни вены?
А вот Маруся сумела! И на вопросы «зачем?!» и «как?!», которыми захлебывалась обнаружившая это процедурная, снисходительно улыбнулась и пояснила:
«НУ Я ЖЕ ВРАЧ!»
Каждый доктор, получивший бонус «Маруся» на своем дежурстве, с удвоенной силой начинал мечтать об окончании смены.
О подвигах Маруси слагались легенды, которые с удовольствием пересказывали дома или коллегам из других учреждений и однажды именно это обстоятельство помогло благополучно завершить ее карьеру, ко всеобщему удовольствию.
В нашем родильном доме работала одна медсестра, звали ее Ольга. Как и многие тогда, работала она не только у нас, но и в обычном многопрофильном стационаре- то ли на хирургии, то ли на травматологии. И вот как-то утром, за традиционной чашкой кофе в ординаторской после пятиминутки поведала Оля стационарным коллегам очередную зарисовку из жизни нашего отделения с Марусей в главной роли. В процессе повествования Оля сделала акцент на том, насколько Маруся хороша по-человечески: и внешне, и душевным качествами…и при этом совершенно не годится в профессиональном смысле. И что быть бы ей женой и мамой, но ни в коем случае не врачом. И был на то у Оли тонкий расчет. Потому как трудился в том отделении молодой доктор, одной с Марусей религии, давно уже надумавший жениться -да все не случалось, о чем Оля была наслышана. Разумеется, сразу после получения диплома небедные и уважаемые родители нашли ему на родине и невесту, и место заведующего отделением в небольшой районной больничке родного города, и обрисовали перспективу: свой дом с садом, семейное счастье и должность главного врача лет через пять. Однако, молодой человек решил пойти своим путем и предложение родных отверг, причем оптом: и дом, и сад, и невесту, и карьеру.. и после небольшой внутрисемейной междоусобицы поклялся родителю, что всего добьется сам, а жену найдет такую, что весь город будет рыдать от зависти. И если продвижение по службе удавалось ему почти отлично- юноша действительно был неплохим врачом, что замечалось и отмечалось руководством, то вот с женой выходило пока не очень.
Все барышни были либо недостаточно умны и образованны, что серьезно роняло их статус на фоне отвергнутой невесты, либо были уж слишком умны и образованны, что делало их совершенно неподходящими партиями приличному восточному мужчине.
К тому же, нравившиеся доктору девушки были в основном славянками, что негласно не одобрялось семьей и потому вызывало сложности в любви.
Подходящая восточная супруга должна была бы иметь хотя бы некоторые (а идеальная -все перечисленные) характеристики: образованная, но в меру, профессии желательно уважаемой и интеллигентной (но без карьерных амбиций), воспитана в национальных традициях, из достойной семьи, молодая, здоровая и красивая.
Поэтому слушал доктор Олю внимательно.
По рассказу выходило так, что Маруся была почти идеальна.
У доктора появилась надежда, но оставалось прояснить пункт про Марусину красоту.
К следующей своей смене в больнице медсестра Оля, по совместительству исполняющая обязанности Купидона, незаметно сфотографировала Марусю на телефон.
После просмотра фотографии надежда доктора переросла если не в полноценную и глубокую любовь, то в явный и стойкий интерес. Доктор потребовал подробностей: где и как можно встретить сие чудо лично?! А получив вводные по географии окрестностей роддома и графику Марусиных дежурств, приступил к делу: «случайное» знакомство, море комплиментов, охапки цветов и килограммы шоколада. За развитием их романа следило все отделение: во первых, это был живой интерактивный любовный сериал (Маруся с гордостью и удовольствием рассказывала подробности, а цветы и конфеты приносила в ординаторскую), а во вторых-абсолютно все надеялись, что роман таки завершится свадьбой и Маруся не станет продолжать ординатуру.
Так и вышло. В конечном итоге, все получили удовольствие: и сами молодые, искренне симпатизировавшие друг другу, и их родители, которых выбор сына и дочери устроил целиком и полностью, и даже мы, ведь Маруся совершенно явственно стремилась сменить белый врачебный халат на белое платье невесты, что в результате и произошло. Свадьба была яркая и красивая, Маруся приносила потом фотографии.
На последнем своем дежурстве она позвала всех на чай, подарила нам огромный торт и обещание «скорой встречи». Некоторые плакали… то ли от умиления, то ли от облегчения, то ли-от осознания перспективы возможной встречи.
А встреча, кстати, состоялась. Почти через два года в нашем же отделении Маруся благополучно родила дочку. Родила отлично красивую девчушку и в целом выглядела очень счастливой женщиной.
Муж и вся его семья Марусю обожали, а сама Маруся мечтала только об одном: в следующий раз подарить мужу сына.
Все прочее у нее и без того уже было.
P.S.
Вот ведь никогда не угадать-где оно ждет тебя, твое случайное счастье:)
P.P.S
Про роль «случайности» по имени Оля так тогда никто и не узнал;)