Привет, мой читатель:)
Все то, что ты увидишь ниже-созревало уже много лет, но исключительно в моей голове, до текстов дело не доходило.
Я часто рассказывала что-то из своей практики самым разным людям-и люди слушали с удовольствием. Ни раз и ни два, а очень много раз и по меньшей мере-десять лет самые разные слушатели говорили мне «напиши!»
Ну вот потому наконец и пишу:)
Вашему вниманию будет представленно некоторое количество историй разных лет- от эпохи студенчества до дня сегодняшнего.
Какие-то из них произошли со мной лично, какие-то из биографий моих друзей и коллег.
Среди них есть веселые и грустные, философские и трагические.
А общее у них то, что все они случались в реальности и все они- про акушерство.
Приятного чтения:)
Про то, как становятся акушерками.
Часть первая.
Первое, что я помню о выборе профессии-это желание быть волшебницей. Ну а дальше уже акушеркой, да.
Но обо всем по порядку.
О том, что на свете бывают акушерки, я узнала в три года.
Моя мама вдруг решила получить вторую профессию. Первая у нее уже была (и я уже была), но мама-человек увлекающийся. Выбор пал на акушерство. Учебу ее я не помню, а вот подготовку к экзаменам запомнила хорошо: мне хотелось играть, а маме-читать про кесарево сечение. И тогда мама взяла большую сумку на кнопках, положила в нее моего пупса и сказала, что мы будем играть в операцию -доставать ребеночка из животика. Игра мне очень понравилась и стала любимой на несколько месяцев. Мама читала конспекты и перелистывала учебник Бодяжиной (все посвященные в курсе, это такой «акушерский букварь»), а я заглядывала ей через плечо. Картинки с непонятным я пропускала, а вот про детишек было интересно. Своих пупсов я училась пеленать по инструкции из этого учебника.
Экзамен мама успешно сдала, а вот работать не стала- осознала, что все же профессия ей не близкая.
А учебники дома остались.
И пригодились мне в мои двенадцать лет, когда вопросы анатомии и физиологии в моей голове множились, а школьный учебник биологии отвечал на них поверхностно.
Тогда мама вновь выдала мне тот самый, свой, учебник акушерства и сказала:
«Читай. Что не поймешь-спрашивай!»
Ну я и прочитала.
К концу учебника вопросов с выбором профессии уже не оставалось: я точно знала, чем именно буду заниматься всю оставшуюся жизнь.
В школе, где я училась, потолок образования был установлен в девять классов.
Поскольку я точно знала, чего хочу, то получив аттестат за девятый класс, без колебаний пошла подавать документы в акушерский колледж.
Но в приемной комиссии колледжа меня ожидало разочарование: именно в том году в очередной раз сократили прием после девятого класса!
Нет, он был. Но-закончился в пятницу.
А на календаре был понедельник.
После одиннадцатого -да пожалуйста!
А после девятого-все…
Это была трагедия. Ну почему именно в этом году?!
Но так или иначе-заламывать руки было неконструктивно, а надо было что-то решать.
Вариантов было два: одиннадцатый класс или любой другой колледж на выбор, где еще был прием после девятого.
Любой другой… да ну. Я и думать ни о чем не могла, не то, чтобы нести документы в какое-то иное место.
Оставалась школа.
Школ в нашем районе было всего две: та, которую я уже окончила, девятилетка, и вторая, с физико-математическим уклоном.
Мои отношения с математикой были вежливо-нейтральными: я не стремилась к ней, а она- избегала попадания в мою голову. Если геометрия в моем сознании еще имела логику и смысл, то алгебра на мой взгляд, не имела ни того, ни другого. Взять бессмысленный набор букв и цифр, делать с ними невесть что целую страницу, чтобы на выходе получить не менее бессмысленный набор других букв и цифр?
Нет, физико-математическая школа для меня отпадала в полуфинале.
Мы с мамой решили расширить зону поиска и посмотреть по соседним районам.
А в соседнем районе неожиданно мелькнула надежда.
Самая обычная школа решила открыть весьма необычный по тем временам класс-экстернат, и я решила попробовать. Группа педагогов-энтузиастов во главе с директором, пересмотрев программу 10 и 11 классов, пришли к выводу: все тоже самое можно рассказать значительно быстрее, если несколько изменить систему подачи материала, не повторять одно и тоже неделями и выкинуть предметы второстепенные, вроде физкультуры и музыки.
В результате уроки там шли не по 45 минут, а парами, как в институтах. Вместо опросов мы регулярно писали промежуточные тесты, сочинения и рефераты. И темп работы был такой, что этих шести месяцев своей жизни я почти что не помню. Я приходила с учебы, по-моему, непосредственно в кровать, а утро начиналось с домашних заданий, после чего почти сразу нужно было ехать на уроки. Нас начинало сорок два человека, а до выпуска дотянули всего десять. Но оно того стоило!
Ближе к экзаменам мы узнали, что в той или иной форме тестирование будет по КАЖДОМУ предмету, а для того, чтобы убедиться в качестве такого вида обучения -на каждом экзамене будет комиссия из РОНО.
Но нас (как и учителей) уже давно охватил азарт, и эта новость только подлила масла в огонь.
Мы чувствовали себя спортсменами на беговой дорожке и останавливаться уже не собирались -только побеждать!
К ежедневным урокам добавились беседы по душам. Никаких психологов тогда не было, и учителя просто по-человечески и опираясь на свой жизненный опыт, давали нам советы о том, как не теряться, не нервничать, и не обращая внимания на комиссию ,просто делать то, что мы обычно и делали на уроках. Потому что мы, разумеется, все знали и сбить с толку нас могли разве что переживания.
Победа была сокрушительной. Комиссия признала , что все было честно и мы на самом деле учились, после чего мы гордо получили свои аттестаты 22 апреля.
Получив заветные корочки, я бросилась подавать документы в колледж, приемная комиссия уже работала. Помимо аттестата требовался паспорт со страничкой о прописке.
А паспорт тогда давали в 16 лет, день рождения у меня в мае и на момент поступления паспорта еще просто физически не было.
Я принесла справку о прописке и свидетельство о рождении, чем вызвала легкое замешательство в приемной комиссии. Но правила допускали справку как временный вариант в ряде случаев, аттестат был за одиннадцатый класс, стояли в нем сплошь пятерки и четверки, и придраться было не к чему.
Мне даже не экзамены с таким аттестатом полагались, а собеседование.
Директор колледжа, лично проводивший это самое собеседование, смотрел на мой аттестат задумчиво и пытался сопоставить увиденное с основами арифметики. Складывалось у него не все: документ выдан в апреле…но ведь в школе учатся до конца мая?
И паспорта опять же нет…
–Почему Вы так рано получили аттестат?
–Я окончила два класса за полгода, -скромно пояснила я.
Очень хотелось учиться у вас и совсем не было сил терпеть…
В ответ на удивленно-вопросительный взгляд директора я рассказала про кесарево сечение сумке и процитировала особо впечатлившие меня фрагменты из Бодяжиной, которую перечитывала регулярно все эти годы.
Глаза директора заблестели слезой вдохновения, и он торжественно произнес:
–Учитесь, деточка!
И на этом с собеседованием было покончено.
Меня зачислили в группу первой, официально экзамены еще даже не начинались.
И я с нетерпением стала ожидать сентября.
Про то, как становятся акушерками.
Часть вторая.
И вот началась учеба.
Я была на два года младше своих одногруппниц, у которых были фигуры, макияж и поклонники, выглядела рядом с ними первоклассницей на балу выпускников (152 см роста на 41 кг веса) и вид в целом имела блаженный:
Акушерство же !
Преподаватели меня жалели и вытаскивали в первые ряды, чтобы мне хоть что-то было видно.
На практических занятиях именно меня таскали на носилках, как самую легкую, отрабатывали на мне приемы реанимации, как на самой любопытной, и опускали для меня пониже муляжи, потому что до стандартного расположения я не доставала физически.
Сокурсницы любили меня за возможность списать любую медицинскую лекцию: девчонки были на пару лет старше, у них бурлила личная жизнь и они не всегда успевали посещать учебу.
А у меня личной жизни в тот момент не было, зато был разборчивый почерк, и я с огромным удовольствием конспектировала все профильные предметы, выделяя разноцветными ручками и маркерами разные абзацы и заголовки (до сих пор рука не поднимается выбросить!). Характер у меня был не вредный и довольно легкий, и результатами своего труда я с удовольствием делилась.
В обмен на это девчонки помогали мне в том, чего я терпеть не могла. Например, бегали за меня кроссы на лыжах и сдавали зачеты по истории религии и философии.
Надо сказать, что эти предметы не нравились никому из нас. И все дело было в преподавателе.
Его не интересовало не только то, что он рассказывал, а вся окружающая реальность в целом, мне кажется, была ему безразлична. На его сером лице, расположенном чуть выше неизменного серого костюма, никогда не было никакого выражения. Мне казалось, что он весь был нарисован простым карандашом с плохим нажимом, и при том- художник не слишком старался.
Так, набросал схематично.
Вполне возможно, что в тот момент он уже просто достиг полного Дзена.
Материал по истории религии он читал с ритмом метронома, пользуясь в качестве пособия «справочником атеиста».
Достоверно доказано, что нас он между собой не различал…или-различал, но не предавал этому никакого значения.
Поэтому одна и та же студентка могла запросто сдать зачеты за нескольких других, преподаватель флегматично выставлял оценку напротив названной ему фамилии и отпускал отвечающую с Миром.
Были у нас несколько человек, которые обладали феноменальной механической памятью и могли учить, не вдумываясь, вообще что угодно и в любых объемах.
Вот они и отдувались за всех нас.
К счастью, предметы, читаемые этим просветленным человеком, заканчивались где-то в первом полугодии и больше не путались в расписании.
Зато были анатомия и фармакология, терапия и сестринское дело, да и много чего еще, не менее интересного.
Мы постепенно знакомились друг с другом и с учебным процессом, создавая крепкие дружеские связи и цепочки взаимовыручки.
Мы привыкали носить белые халаты и уже не хихикали друг над другом в колпаках и масках.
Уже не вызывали нездорового ажиотажа пластмассовые (а иногда и настоящие) кости в кабинете анатомии-их строение нужно было просто выучить.
Как и текст гимна на латыни.
И за множеством таких дел наступил конец весны и приблизилась первая «почти-акушерская» практика.
Настоящей акушерской она, разумеется, еще не была, но нам предстоял почти что месяц в родильных домах в качестве санитарок с сестринским уклоном.
О сестринской практике (которая была немного раньше) написана отдельная глава, поэтому останавливаться на ней не буду.
Она заняла всю вторую половину зимы и весну, поэтому теперь мы уже умели многое.
Во всяком случае, делать уколы, ставить клизмы, градусники и капельницы, заполнять многочисленные журналы на отделениях и не вытирать носы руками в стерильных перчатках научились уж точно.
И вот таких уверенных в себе новоиспеченных профессионалов поделили на небольшие группы, тщательно проинструктировали о том, как себя вести и наконец-то первый раз привели в Настоящий Родильный Дом.
Разумеется, в тот первый раз нам не предполагалось доверять ничего серьезного, да что там серьезного… вообще не предполагалось ничего доверять.
Нас привели смотреть и знакомиться, проникаться атмосферой и может быть, если повезет, сходить посмотреть на роды.
В наглаженных халатах, колпаках, масках и бахилах, мы стояли тесной группкой в коридоре роддома и ждали…
Перешептывались о том, что видим вокруг и строили предположения, повезет ли нам увидеть что-нибудь еще. Везло не всем группам. Некоторые так и уходили, постояв в коридоре-роды такое дело, под заказ не случаются.
Вот и сейчас их не предвиделось.
Зато оказалось, что предвидится плановое кесарево сечение и есть вероятность, что нас пустят посмотреть. Узнав об этом, мы возбужденно начали вспоминать все то, что видели в учебном фильме про кесарево, а также -правила мытья рук и поведения в операционной и с нетерпением ждали решения о нашем допуске.
И в этот момент к нашей живописной компании подошел один из докторов.
Он поздоровался с нашим куратором, быстро, но внимательно глянул на нас и, отведя нашу Светлану Ивановну в сторону, начал о чем-то темпераментно с ней говорить, показывая рукой в нашем направлении.
Мы замерли: речь явно шла о нашей судьбе!
Кто же он такой, интересно?
И тут доктор вернулся обратно к нам, и отодвинув девчонок , показал пальцем на меня: вот ты!
Идем со мной!
А? ЧТО? ПОЧЕМУ Я?
Но Светлана Ивановна уже кивала мне: иди-иди!
И я пошла.
Позже оказалось, что доктор этот-анестезиолог.
На вид ему было лет 50 (а на самом деле -62), движения резкие, точные и быстрые, лицо серьезное и даже суровое, но в голубых прищуренных глазах -чертики смешинок.
А повел меня доктор как раз на то самое плановое кесарево сечение.
Потом, много лет спустя, я спросила его: почему именно я?
Не знаю, говорит… я посмотрел на вас на всех и понял, что у тебя там самое осмысленное выражение лица и именно ты тут-на своем месте.
Но это было потом.
А тогда я впервые зашла в святая-святых: акушерскую операционную.
«Свое» первое кесарево я помню смутно.
Главная мысль была «не смей падать в обморок, тут все и без тебя заняты!» Помогло.
Не помню, кстати, кто родился.
Я стояла там, где работает анестезиолог -у головы пациентки, и мне было видно абсолютно все.
Каждый этап операции доктор тихонечко мне проговаривал, и даже доверял мерить давление и подавать ему заранее набранные шприцы.
Ухх, как же это было круто!
Выйдя из операционной, я гордо смотрела на девчонок.
Их в результате тоже туда повели, но стояли они с другой стороны, довольно далеко, и видели все только в общих чертах.
Все конечно кинулись меня расспрашивать: ну что? ну как?! Но не успела я начать рассказ, как меня взял за плечо «мой» доктор: на следующую операцию пойдешь?
Если да, то давай…пошли учиться мыться!
И я пошла.
Конечно же, войдя в операционную второй раз за день, я уже чувствовала себя суперпрофессионалом.
И на вопрос доктора «все ли тебе было понятно в прошлый раз?», уверенно ляпнула «конечно, это несложно!»
И получила ответ: ну тогда делай!
Я прикусила язык, сделала вывод и попросила показать и объяснить еще разок.
Доктор подобрел и сообщил: если мне интересно осваивать что-то за рамками моих учебных заданий-да на здоровье! На него можно рассчитывать, он научит.
Только надо иметь ввиду: смелость и уверенность в себе он только приветствует, а вот самоуверенность -искореняет безжалостно. Просьба не путать.
Урок я усвоила.
И в тот свой второй раз даже интубировала пациентку.
Это когда трубочку для наркоза уже спящему после укола человеку вводят в трахею, чтобы за него начал дышать аппарат. Да, разумеется, делала я это вместе с ним, в четыре руки. Но все же… Все же это был всего лишь конец первого курса и уровень « шприцы и градусники».
Так что это было сильно.
И с этого момента началась наша с ним дружба и его кураторство, которое длилось до конца моей учебы и даже немного после.
Мы совпали, как идеальный пазл: мне хотелось учиться, а ему-учить.
Я ездила за ним по всем его дежурствам (два роддома и онкологический диспансер), стоило ему только намекнуть, что сегодня -можно.
Сидела дома у телефона (какие тогда мобильники!) и ждала этой отмашки…
И ехала. Чаще всего -в ночь или выходной, потому что днем была учеба в колледже.
Иногда я ехала учиться прямо после ночного дежурства, уже не успевая заехать домой.
На лекциях не спала только потому, что именно после живых ночных погружений в жизнь стационара лекции переставали быть теорией, а органично дополняли мою личную практику.
Уставала я нереально, спала в транспорте даже стоя, но не ездить к нему было невозможно: даже сотой доли того, что он давал мне тогда, не могли дать все преподаватели, вместе взятые.
Он целиком отдавался тому, что делал и заражал этим меня.
Он учил мои руки и ставил на место мою голову.
Он никогда не делил персонал на средний и врачебный
(а только на умных и не очень…и вот с тех пор и я также).
Он учил меня разговаривать с пациентами так, что таяли самые суровые и недовольные.
И научил пить коньяк, когда на моих руках впервые в моей жизни умер человек.
Он был рядом со мной до последнего, пока не ушел.
Ушел также решительно и быстро, как жил – от инфаркта.
Ему всегда хотелось, чтобы быстро -сама мысль о том, чтобы быть кому-то в тягость и было бы нельзя куда-то бежать и кого-то спасать, ему была невыносима.
Так и вышло.
Имена (в отличие от самих героев) в этой книге чаще всего вымышленные.
Но об этом человеке нужно знать и помнить.
С безмерной благодарностью
к первому моему Гуру в медицине,
а также с любовью к замечательному Человеку:
Вадиму Николаевичу Орлову.
Без Вас я никогда не стала бы собой.