Я, блядь, ни хрена не понимаю, что происходит! Раз в пятилетку решил нажраться и влетел в такое комбо. Спустил с поводка свои нервы, которые обычно всегда под строгим контролем. И вот вся эта тема сейчас совсем некстати.
В смысле моя женщина его женщина?!
У меня, как у пацана, в ушах звенит эта фраза Мирного. И эта женщина послушно сваливает к нему в тачку?!
Челюсть пробивает пол, зубы громко клацают друг о друга и сжимаются до скрипа. Планка падает, и я врезаюсь кулаком в челюсть Мирного. Он отшатывается, встряхивается и налетает на меня. С подножки роняет на пол. Я тут же группируюсь, выхожу из его захвата и оказываюсь на ногах. Бухло сильно притормаживает реакции. Ещё одна причина, почему я пью так редко. Трезвый Мирон успевает обхватить меня сзади и сдавить рёбра. Выкручиваюсь, пробиваю двойку в его каменный пресс, от прямого в лицо он уклоняется и снова заваливает меня на пол.
Шумно дыша и сопя побелевшими ноздрями, мы катаемся, отрабатывая друг на друге удар за ударом. Мне прилетает по роже. Хорошо так! Мирный постарался. В ушах звенит, и я на время теряю концентрацию, а друг успевает надавить мне на горло и зафиксировать в болевом так, чтобы я не дёргался.
– Давно ты с ней знаком?! – проталкиваю слова через его захват.
– Успокойся сначала! – рявкает друг. – Потом поговорим.
Закрываю глаза, чувствую, как остатки алкоголя выходят из меня вместе с потом. Резко выдохнув, смотрю на Мирного. У него губа лопнула и наливается красный след от моего удара по линии челюсти. В нас обоих до задницы адреналина и чёртова тестостерона. Все базовые мужские инстинкты обострились.
Мирон тоже шумно дышит. Чувствую, как расслабляет мышцы, захват ослабевает, и я резко перехватываю его руку, напрягаю пресс, выворачиваю кисть и скидываю с себя эту стокилограммовую тушу, прижимая лопатками к полу. Зло смотрю в глаза.
– Рассказывай, – требую, пересаживаясь удобнее, фактически верхом на Мира. Сжимаю бёдрами и продолжаю удерживать в захвате. Он и не дёргается, я тупо страхуюсь.
Все внутренности горят. Меня продолжает разрывать от ревности. Сюр какой-то, честное слово! Я с трудом принял выбор Ирины тогда. Сейчас я его вообще ни хрена не понимаю! Я её не понимаю!
Это что за пиздец? Ты же замужем, ведьма. Ты ж выродка своего любишь. Как с Мирным-то до кучи оказалась? Тоже долги мужа?
И бомбит от того, как легко она встала передо мной на колени. Дура! Да я же, блядь, не верю тебе! Я не верю, что ты была готова мне отсосать за сраные бабки, которые должен этот твой ублюдок.
А кому готова? Мирному?!
Оу, чёрт. Стоп-стоп-стоп. Эту часть мы уже проходили, когда я вернулся из плена и узнал, что меня никто не ждёт. Это всё было там. Вот эти самые чувства. Болезненные, острые, будто, сука, лезвием по венам.
Вены… нездоровое что-то произошло тогда…
Отпускаю Мирона и ложусь спиной на пол. Смотрю в потолок, скриплю зубами, слушаю, как сердце стучит в висках и затылке.
Наша проклятая годовщина для меня как полнолуние для оборотней. Броня слетает к херам, показывая всё, что так и не зажило внутри. А я запретил себе обнажаться. Обратно наращивать в десятки раз неприятней.
– Мирный, не разочаровывай меня, – прошу друга.
Сажусь, растираю лицо ладонями. Он поднимается и тянет мне руку. Долго смотрю на его ладонь, но всё же цепляюсь и позволяю подтянуть себя вверх. Я по пальцам одной руки могу пересчитать своих настоящих друзей. Терять Мира из-за собственной «праздничной» агонии глупо.
– Рассказывай, – повторяю, отправляясь на поиски сигарет, потому что карманы обшарил и там пусто.
– Да нечего рассказывать особо. Ты когда пулю словил, она тебя шила. Но сначала спасала. Ты там сдох почти. Сердце остановилось, думали всё, не вытащим. Она смогла. И операцию в скорой проводила. Сама, без ассистентов, – вижу, как в его глаза вспыхивает мужской интерес.
Мне снова хочется дать ему в челюсть, но я молчу и перевариваю услышанную информацию. Мирный тоже не торопится продолжить.
Нахожу сигареты, закуриваю. Открываю форточку и сокращаюсь весь от потока холодного воздуха, ударившего в разгорячённое тело.
– Почему сразу не сказал? – спрашиваю, так и не дождавшись от него продолжения.
– Слово дал. И сейчас не сказал бы, если бы ты херню не начал творить.
– У меня всё было под контролем, – огрызаюсь в ответ.
– Видел я твой контроль, Ворон! – Мирный тоже всё ещё кипит.
– Бабки я кому отдал? – перевожу тему.
– Договорился с врачом, которая должна была на самом деле дежурить в ту ночь.
Ржу, крепко затягиваясь. Мирный косо на меня смотрит. А я что? А я в очередной раз убеждаюсь, что даже при смерти не ошибся и видел именно Иру. И интуиция моя работает исправно.
Я эту женщину всегда и везде узнаю. Меня ведёт от неё также, как шестнадцать лет назад. Но второй раз я в это не полезу. От меня столько людей зависит. У меня нет права выходить из равновесия. Один день в году – исключение. Этого и не видит никто почти. Только самые приближённые. Они знают, если откроют рот, я им лично голыми руками языки повырываю.
Мне запрещено иметь слабости. Однажды я нарушил правило и чуть не погиб. И нарушил его снова, притащив в дом ребёнка. Думаю, этого более чем достаточно.
– Я не могу работать с людьми, которым не доверяю, Мирный.
– То, что я скрыл, никак не может тебе навредить, – спокойно, без попытки оправдаться. – Такой была цена за твою жизнь. Ты бы тоже не торговался.
– Ты мне солгал, – напоминаю другу.
– Ты знал, – хмыкает Мирон. – Просто почему-то решил оставить всё без изменений.
Вырубить тебя, что ли? Чего ты умный такой сегодня?
Там за три секунды всё считалось. Я не стал копать. Зачем? Чтобы нарушить слово, данное самому себе? Это уже полное извращение. Я Иру отпустил в её семейное счастье, в материнство от другого мужика. Мне там не было места. И сейчас нет, иначе она не встала бы передо мной на колени, защищая проворовавшуюся тварь.
– Не обижай её, Ворон. Хорошая, – закуривая, просит Мирон.
Меня перёдергивает от каждого его слова. Сажусь на стопку матов, смотрю на него снизу вверх.
– Я бы попробовал с ней… – признаётся он, выпуская под потолок струйку дыма.
– Что? – клинит меня жёстко, туплю ещё жёстче. Надо в себя приходить, на работу завтра.
– Говорю, попробовал бы с ней замутить что-то, – проводит пятернёй по волосам и гасит сигарету в жестяной банке-пепельнице.
– Она замужем, – за каким-то хреном напоминаю ему.
– Да и по хуй, – пожимает плечами Мир. – Будет свободна.
– Благословляю, – болезненно усмехаюсь. Шов ещё ноет, сука. Как я не порвался, до сих пор удивляет.
– Пойду. Она ждёт там, – друг тянет мне ладонь. Пожимаю и отмахиваюсь.
– Вали.
– Я парней тебе оставлю за дверью. На всякий.
– Как хочешь, – поднимаюсь и разминаю шею, приложив ладонь к боку.
– Кстати, – тормозит Мирон. – О какой сумме речь? Я сам закрою вопрос.
Я тебе точно сейчас въебу ещё пару раз!
– Не надо. Всё уже оплачено, – продолжаю тихо беситься.
Мирный забирает свои вещи, оставляет мне пачку сигарет и медленно идёт к двери. Пусть уходит, везёт её куда хочет.
Чё ты её присваиваешь, Ворон? Это теперь чужая жена. Ты отпустил её. Вот и сейчас отпусти. Какая тебе, на хрен, разница, с кем она трахается? С мужем, с любовником.
За Мироном закрывается дверь, я разворачиваюсь и с размаху врезаюсь кулаками в уже истерзанный за сегодня боксёрский мешок. Люплю по нему без перчаток, чувствуя, как на костяшках лопается кожа. Меня глушит звоном цепей. Под потолком раздаётся треск. Мощные крепления вылетают из пазов. Отскакиваю в сторону, а тяжёлый мешок с грохотом и скрежетом металла падает на пол, поднимая в пространство облако пыли.
– А я, пожалуй, достану свою любимую «лопату» и копну глубже, – ухмыляюсь, глядя на вырванные крепления. – Что-то мне подсказывает, где-то меня наебали.