Уже около полугода мы с Радой занимались послушанием с кликером. Кликер выступил шлифовальной машиной для нашего и так неплохого ОКД, и Рада стала частенько уходить с соревнований с полным баллом. Канули в Лету и те веселые времена, когда Рада, уже уверенно шедшая на победу, вдруг начинала копать землю или лаять в небо на упражнении «Комплекс на расстоянии» (при этом не забывая выполнять требуемые смены положения). Интересно то, что, самозабвенно занятая подобным творчеством, Рада избегала смотреть мне в лицо. Именно это и выдавало ее злонамеренность больше всего.
Но теперь настали другие времена, поблескивающие самоварным золотом кубков и медалей. Именно в такой «наш» день нам и подарили чайный фарфоровый сервиз – он полагался собаке-победителю в случае, если та финиширует со ста баллами. Кто знал, какой драмой это обернется!
По дороге к метро я радовалась – вон сколько собак идет вместе с нами, не одни будем пробиваться сквозь турникеты. Однако в какой-то момент собачки, как заговоренные, стали одна за другой сворачивать к своим машинам. До метро мы с Радой дошли уже в гордом одиночестве. В этом сквозила какая-то несправедливость – лучшая собака сегодняшнего дня едет домой в наихудших условиях. Сервиз тихонечко бренчал в пакете, мол, ну зато у вас есть я.
Надев собаке намордник, я отработанной уверенной походкой последовала внутрь.
Но не тут-то было: наша милиция нас бережет. Ну, или всех, кроме нас: мы милиции не понравились, и она приняла немедленное решение вытурить из подземки девочку с собакой и тяжелой сумкой.
– Девушка, стойте! – и пронзительный свист, будто впивающийся в мозг через уши.
Я даже хотела заткнуть их, но тут опомнилась: свободных рук нет. Пришлось решать вопрос радикально. Тем более что у меня не было ни денег на такси, ни возможности доехать до дома на наземном транспорте, а телефон разрядился на морозе.
Не медля ни секунды, я бросилась бегом по длинному неработающему эскалатору, наводя вокруг ужас громыханием сервиза и стараясь не отставать от Радки. Пассажиры, ставшие свидетелями погони, столько же путались, сколько затем радовались не в меру экзотичному экшену: «Овчарка, девка, два мента» – на ваших экранах в высоком качестве!
– Стоять! А ну стой! – враждебность милиции возрастала прямо пропорционально нашему с Радой ускорению. Ничто не предвещало таких масштабов.
Милиционеры тем временем будто бы множились делением прямо на эскалаторе. Вот их было двое, а тут уже четверо.
– Стой, зараза! – особенно отличалась молодая милиционерша, и я действительно чуть не остановилась. Чтобы спросить: а почему, собственно, такая метафора? И вообще, у меня собака на поводке и в наморднике. Ничего святого для них нет!
Пытаясь общими с Радой усилиями унести ноги от этой обезумевшей стаи охотничьих псов, я грешным делом чувствовала себя рисковым травоядным, которого тащит за собой на веревочке крайне целеустремленный волк. Так себе чувство, хочу сказать: где-то в районе солнечного сплетения противно жжет, а через позвоночник бежит электрический ток.
Нам оставалось метров двадцать эскалатора, когда распахнул двери прибывший на платформу поезд. Милиционеры уже нагоняли нас во главе со своей гончей.
– Стой, стой, сто-о-ой! – она вся аж тряслась от вида такой желанной добычи.
– Рада, вперед! Давай, давай, давай! – моей любительнице открытых дверей дважды повторять не пришлось.
– Осторожно, двери закрываются! – вещал приятный, спокойный голос диктора, контрастировавший с криками героев боевичка. Он звучал вкрадчиво и примирительно, будто бы призывая: ребятки, не ссорьтесь, давайте жить дружно.
– Стой, стерва! – репертуар гончей не отличался разнообразием.
Я теперь, как в замедленной съемке, видела только двери поезда, уже закрывающиеся прямо перед нами. Волей-неволей осознаешь исключительную силу времени – всего одна секунда, такая маленькая и невидимая, решала все. Будет ли на платформе холивар с милицией или же мы окажемся на мягком сиденье в тишине вагона.
Легкий удар по спине выдернул меня из транса, в который я вошла на бегу под монотонное бренчание сервиза. Рада вела меня к свободному месту в вагоне. В тихом полупустом вагоне. В завораживающе тихом вагоне.
Тот самый толчок пришелся на спину как раз от закрывающейся по касательной двери. Поезд поехал; на дверь прыгала обезумевшая милиционерша, а ее коллеги пытались отдышаться, согнувшись пополам и опершись руками в колени.
И точно в ту секунду, когда я облегченно плюхнулась на свободное место, у пакета с многострадальным сервизом оторвалось дно. Все чашки, блюдца и вазочки высыпались из раскрывшейся коробки на мягкое сиденье. По всей видимости, пакет не выдержал нервного напряжения. Но ведь держался буквально до последнего!
Я не спешила собирать чашки; вместо этого гладила Раду. Ведь я бежала ради нее – кто знает, чем могла обернуться для собаки близкая встреча со столь радикально – что выяснилось уже в процессе – настроенными милиционерами. А в итоге она и затащила меня в вагон, выиграв решающую секунду и вытянув из закрывающихся дверей.
Этот сервиз до сих пор стоит в шкафу, и каждый раз, доставая его, я мысленно благодарю Радку. Нет, не за сто баллов на соревнованиях. А за сто баллов верности и сто километров в час скорости на эскалаторе.