Прямо на меня, пыхтя, на всех парах неслась мужская рубашка. Ее накрахмаленные рукава беспорядочно развевались, будто пытаясь в панике хоть за что-то зацепиться. Но было уже поздно – какая-то неведомая, неукротимая сила крутила рубашку волчком, заставляя выписывать в воздухе невиданные пируэты. Вдруг рубашка совсем взбеленилась – зарычала, а затем и звонко залаяла. Наконец из-под нее по полу потекла желтая струйка, и довольное «ня!» огласило квартиру. Моя собака, которая еще вчера виделась далекой мечтой, бросилась мне на руки, оставляя рубашку мокнуть в свежей лужице. Наше знакомство длилось всего несколько минут, но по ощущениям – всю жизнь. А может, так оно и было?
…О собаке, а точнее, о немецкой овчарке, я мечтала очень давно. В тринадцать лет даже казалось, что как минимум целую вечность. Эта порода олицетворяла не столько «легендарный ум, силу и преданность», воспетые в книгах, сколько собаку вообще. Собаку с большой буквы. Немецкая овчарка как синоним собаки. Мама лелеяла мечту той же породы, и ее воображаемая овчарка вовсю готовилась отмечать юбилей 30 лет.
Бабушка же с непоколебимым упорством не разделяла наших чаяний.
Месяцы тончайшей дипломатии с редкими вкраплениями шантажа. Полностью иссякший запас неопровержимых аргументов. Наша кампания не приносила ровно никаких результатов…. пока на дачу среди ночи не влезли воры.
«В чем дело, господа?!» – рявкнула бабушка из темноты, да так, что двух здоровых мужиков сдуло с нашего окна, как комаров сквозняком. Воры успели унести только ноги да лопату из сарая, который сиротливо высился на пути отступления. Ребята, конечно, заблудшие, но я до сих пор желаю каждому здоровья, мешок денег и десять жен в придачу. Ведь добро на собаку мы с мамой получили буквально в ту же минуту. А ровно неделю спустя в этот мир пришла и наша будущая собака.
Дверь открыла невысокая худощавая женщина с толстой пшеничной косой почти в половину ее роста. Светлане было около сорока. В ее глазах читалась живая заинтересованность вперемежку с грустной усталостью. Едва женщина прекращала улыбаться, как стремительно набегавшая грусть тучей затеняла ее лицо, а в глазах гасло небо. Светлана попросила подождать секундочку, пока она спрячет щенка в кухню подальше от уличной обуви. Я успела заметить ее широкую улыбку, обращенную к щенку, пока еще скрытому от нас стеной коридора. Улыбка снова на миг осветила лицо теплым мягким светом, и даже пшеничная коса будто засверкала. Светлана напоминала летний ветреный день, когда тени от туч скользят по полям, сменяя друг друга и лишь иногда открывая солнце.
Из кухни донеслись звуки возни, шарканье, топот, шуршание, скрип миски о пол и, наконец, звонкое задорное «ня!». Я сбросила ботинки, даже не развязав шнурков, и с разбегу впрыгнула в домашние тапочки, перепутав правый и левый. Мы с мамой, переглянувшись и сделав глубокий вдох, проследовали в сторону кухни. То была последняя секунда той, старой жизни. Секунда, которая казалась гораздо длиннее, чем все предыдущие годы.
Едва завернув за угол прихожей, я замерла: на меня смотрело Чудо. Жаркий всполох обжег грудь изнутри; я стояла, не в силах пошевелиться и совершенно забыв дышать. Светлана держала Чудо под толстые передние лапы, в то время как задние стояли на полу. На голове Чуда красовался высокий домик из ушей. Чудо также неотрывно, но вместе с тем и чуть строго смотрело на нас с мамой большими бусинами карих глаз, забыв про возню на кухне. Стоп-кадр из какого-то фантастического фильма, не иначе!
В квартире воцарилась тишина. Но уже не та тишина, какая была пару месяцев назад в питомнике бедной Асы – тогда осенний воздух сотрясался от лая десятков собак, а в моей душе было глухо. Сейчас же в абсолютной тишине квартиры мой внутренний голос не то что говорил, а просто горланил, как лихой казак, заглушая даже стук сердца: «Это она! Она! Моя собака! Моя Рада!»
Рада начала вырываться из рук, и Светлана опустила ее на пол. Две секунды – и мы вместе. Трудно назвать нашу встречу знакомством – мне казалось, что я знаю Раду всю жизнь. Просто воссоединились мы именно в тот день. Только сейчас мне стало ясно: мои просьбы о собаке не имели ничего общего с какой-то гипотетической собакой. Да, это я скучала по Раде – своей подруге, которую знала всегда, – и ждала нашего воссоединения.
Я смотрела на Раду и не могла поверить. Это же она – та, которую я видела в стольких снах; та, которую каждый день представляла себе. У нас уже было столько общих приключений! Неважно, что пока всего лишь в моей голове. Сказал бы мне кто-нибудь, сколько еще впереди!
Я проснулась. Проснулась для настоящей жизни. Обнулила прошлое. Доброе утро, рассвет новой реальности. Еще немного сонная, пытаюсь осознать, сон это или явь.
Так мы и сидели посреди кухни – новая я и моя старая знакомая Рада. И маленькая тесная кухня, и весь остальной мир в те секунды будто кружились вокруг нас.
Светлане тяжело давалось расставание с Радкой. Она успела привязаться к этой маленькой затейнице, которая виртуозно включала свет на Светланином лице. Но Рада уже сошла с ее орбиты. Она тоже давно нас ждала, и это было видно невооруженным глазом.
Наконец наша компания переместилась в гостиную. Светлана порылась в шкафу, и перед нами предстали фотографии и награды Радкиных родителей. Сейчас я бы посмотрела их с огромным интересом, но тогда… Светлана подкладывала все новые и новые папки, а я, зажав в руке один из дипломов Радкиной матери и приговаривая: «Очень красивый портрет», завороженно глядела на Раду – мою собаку. Мне очень нравилось, что она не просто бесится, а придумывает одну веселую затею за другой. На коленях тем временем высилась уже целая гора документов и фотографий. Мама, заметив, что дочь кивает и комментирует чисто машинально, экстренно перетащила гору на свою сторону.
Не успели мы произнести вслух, что Радки давно не видно, как что-то зловеще скрипнуло, вслед за чем послышалось еще более зловещее оханье и шелест надеваемых тапочек. Из соседней комнаты вылетела мужская рубашка и бросилась вперед по коридору. Мы присмотрелись: нет, даже целых две рубашки! – и покатились со смеху, когда из-под них, гордо выпятив угловатую щенячью грудь, показалась Радка. Наступая на накрахмаленные воротнички и манжеты, которые тормозили ее победоносное движение, она все же явно опережала мужа Светланы, выскочившего из комнаты в одном тапочке. На финише Радка еще как следует поборолась со Светланой за рубашки, изрядно помяв их в процессе вытягивания из рук хозяйки. Впрочем, оставленная без занятия, Рада недолго скучала. Скоро она уже доставала из открытой ею дверцы шкафа пачку печенья для щенков, которое мы привезли с собой. Раду совершенно не смутило, что печенье лежало на большой высоте и по всем законам физики было ей недоступно. Она пировала от души – тут уж не до точных наук.
Муж Светланы молча, с раздраженным видом поднял рубашки и, скомкав, снова бросил на пол в ванной. В его присутствии сразу все притихли: не только Радка, но и мы с мамой, и Светлана. Почему-то невозможно было даже отхлебнуть чая из чашки, пока он не скрылся в коридоре. А ведь это именно он подвозил нас с автобусной остановки и с большим удовольствием занимал интересными разговорами о своих прежних собаках.
Светлана первая нарушила тяжелую тишину.
– Ну как, Оксан, будешь с собакой заниматься? Я бы ее себе оставила, но никакой возможности… вообще никакой. Так что теперь это твоя ответственность.
Светлана называла меня исключительно Оксаной, а я не считала нужным исправлять ее. Кроме щенка ничто не имело значения. В тот момент я была бы не против, даже если бы меня называли Изольдой или Крармией. Зато имя Рада нам с мамой понравилось, и мы не собирались его менять. Очень уж символичное. Кстати, одно из его значений – «сильный ветер, вихрь».
Светлана чуть придвинулась ко мне, задев локтем ложку в чашке, и продолжила:
– Радку бы на выставки поводить, а еще в спорте она, думаю, очень хорошо бы себя проявила.
– Ой, да мы для себя берем… – затянула я как-то испуганно.
Светлана пристально и будто с обидой посмотрела на меня:
– Такую собаку нельзя скрывать от мира. Это будет преступлением.
Я улыбалась, а сама думала: да я же создана для того, чтобы просто любить свою собаку! Зачем нам выставки и тем более соревнования? Так, для себя воспитаю, чтобы слушалась, защищала, ну и, конечно, выполняла команды вроде «Голос!» и «Дай лапу!». Больше ничего для счастья и не надо.
– Ну на выставку хоть раз ты ее сводишь?! – Светлана выдернула меня из мятежных дум.
– Да, хорошо… – промямлила я. А сама подумала: «Ладно, выставки – так и быть. Один раз. Но соревнования – никогда!»
Жизнь в этот момент буквально поперхнулась даже не самой фразой, а ее безапелляционностью. Нет, жизнь не злопамятна, но память у нее хорошая.
Сейчас я понимаю, что Светлане стоило многих сил доверить нам эту собаку. И, возможно, она подыскала бы более убедительную кандидатуру на владение перспективным щенком. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Семейные обстоятельства Светланы не оставляли ей простора для выбора. А может, она все-таки увидела в нас что-то, о чем еще не подозревали мы сами?..
Спустя неделю машина Светланы затормозила перед нашей станцией метро. Я вышла на проезжую часть и сразу же по щиколотку провалилась в снежную жижу – впрочем, совершенно этого не заметив. Даже если бы в тот день прошел ураган, он остался бы без внимания.
– Ну, всего вам! В добрый путь! – Светлана прикрывала нахлынувшую грусть искренней радостью за нас и собаку, а беспокойство – трогательно-неуместной суетой.
– Спасибо вам огромное! Я вас услышала.
С этими словами я зашагала, все также по щиколотку в воде, в сторону дома. На руках я держала десять килограммов ушастого, удивленного счастья. Каждый шаг давался непросто, но я категорически не отдавала свою ношу маме, несмотря на то, что Радины задние лапы уже смешно свисали вниз, как у игрушечного зайца. Увязая в снежной жиже под тяжестью щенка, я шла вперед походкой астронавта. А все вокруг – космос, не иначе. И в нем теперь горела моя яркая путеводная звезда. Рада.
Сейчас пора рассказать, кто такая Аса и почему мы смогли забрать Раду домой только через неделю после нашей первой встречи.