От одной этой мысли у меня падает сердце и по спине начинает стекать нервный пот. Но, если мое краткое пребывание в Кэтмире меня чему-то и научило, так это тому, что сверхъестественным существам ни в коем случае нельзя показывать, что ты их боишься… во всяком случае, если ты надеешься выбраться из передряги живым.
Поэтому вместо того, чтобы завопить во все горло – а этого части меня отчаянно хочется, – я смотрю на него с прищуром и, готовая к любому развитию событий, говорю:
– Похоже, дьявол в самом деле носит «Гуччи».
Он фыркает:
– Я же уже сказал тебе, что я вампир, а не дьявол, – хотя, думаю, тебе можно простить эту ошибку, поскольку тебя угораздило связаться с моим непутевым младшим братом. И, чтобы ты не путалась, это не «Гуччи», а «Армани».
Это последнее слово он произносит с почтением, которое я приберегаю для вишневого печенья «Поп-Тартс» и газировки «Доктор Пеппер», которые спасают меня во время интенсивной учебы.
Я едва не прыскаю от смеха и, наверное, и впрямь бы рассмеялась, если бы до сих пор не была в шоке от осознания того, что этот парень в самом деле Хадсон. Во плоти. А значит, тот момент в коридоре Кэтмира, когда я подставила себя под удар меча, вовсе не был глюком. План Лии сработал – Хадсон в самом деле вернулся в мир живых. И по какой-то неведомой мне причине я заперта вместе с ним в этой комнате, которую как будто скопировали из каталога магазина Pottery Barn.
В моей голове проносятся воспоминания обо всем том, что я слышала о нем в последние несколько недель, и я выдавливаю из себя:
– Ну и что ты рассчитываешь получить в итоге?
– Я уже говорил тебе, что это твоя вечеринка, а не моя. – Он с презрением оглядывается по сторонам. – И, похоже, тут не так уж и весело, ты не находишь?
– Господи, какой же ты придурок. – Меня охватывает злость, порожденная ощущением бессилия и перекрывающая страх, который я, вероятно, должна ощущать. Я знаю, что этот малый – хладнокровный убийца, но он к тому же ужасный зануда. – Ты не мог бы на секунду забыть, что ты психопат, и сказать мне, чего ты хочешь?
Сперва у него делается такой вид, будто он собирается продолжить пререкаться со мной, но затем его лицо становится непроницаемым, и он отвечает:
– Разве не ясно? Я хочу устроить чаепитие. – Он произносит это с явным британским акцентом. – Очень надеюсь, что тебе нравится чай «Эрл Грей».
Мне ужасно хочется сказать, куда он может засунуть свой «Эрл Грей» – и свой сарказм. Но у меня есть дело поважнее.
– Если ты воображаешь, что я помогу тебе причинить вред Джексону, то этого не будет. – Я скорее погибну от его рук, чем позволю ему превратить меня в оружие, направленное против парня, которого я люблю.
– Я тебя умоляю. Если бы я хотел причинить вред этому недоумку, он бы уже был мертв. – Его голос звучит бесстрастно, и у него делается скучающий взгляд, когда он вынимает из нагрудного кармана платок кобальтового цвета и начинает полировать стекло своих дорогущих часов.
Ну да, конечно, сейчас нет ничего важнее, чем полировка дорогих часов.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – говорю я, бросив на него скептический взгляд. – Но разве не он убил тебя?
– Значит, вот что этот придурок всем говорит? Что он убил меня? – Он насмешливо фыркает: – Черта с два.
– Поскольку дней десять назад я приняла участие – прошу заметить, против своей воли – в обряде, целью которого было твое воскрешение…
– Так вот откуда взялся весь этот шум? – перебивает он меня, зевнув. – А я-то все это время думал, что ты участвовала в прослушивании на самый выразительный вой среди человековолков.
В ответ на это оскорбление я щурю глаза:
– Знаешь, ты еще больший мудак, чем мне говорили.
– А какой смысл быть меньшим мудаком? – спрашивает он, вскинув одну бровь. – Моя дорогая мамочка всегда учила меня, что уж если я за что-то взялся, то надо стараться быть в этом деле самым первым и самым лучшим.
– Та самая «дорогая мамочка», которая напала на Джексона, когда ты умер? – ехидно отзываюсь я.
Он замолкает.
– Значит, вот откуда у него взялся этот шрам? – Он все так же не отрывает взгляда от своих часов, но сейчас в его голосе впервые за время нашего разговора не звучит сарказм: – Ему следовало бы быть умнее.
– Ты хочешь сказать – ему не следовало убивать тебя, несмотря на все, что ты сделал?
– Ему не следовало подпускать ее близко, – бормочет он так, будто мыслями улетел далеко-далеко. – Я пытался… – Он замолкает на середине предложения и трясет головой, будто желая прояснить мысли.
– Пытался сделать что? – спрашиваю я, хотя это не важно. Ведь не могу же я в самом деле верить чему-то из того, что он говорит.
– Теперь это уже неважно. – Он пожимает плечами и снова принимается полировать свои часы и ухмыляться с таким видом, что мне хочется одновременно закричать и утереть ему нос.
Я засовываю руки в карманы – чтобы не попытаться придушить его, – и моя правая рука нащупывает то, от чего мое сердце охватывает радость. Я выхватываю телефон и торжествующе поднимаю его:
– Я просто позвоню Джексону, чтобы он забрал меня и разобрался с тобой раз и навсегда!
Хадсон что-то бормочет, но я не обращаю на него внимания. Мое сердце бешено колотится, когда я открываю мессенджер. Поверить не могу, что мне не пришло в голову использовать телефон раньше. Я прикусываю губу, раздумывая над тем, что написать. Я совсем не хочу, чтобы Джексон переживал из-за моей безопасности, но мне очень хочется, чтобы он появился сюда. И в конце концов я решаю написать короткое сообщение.
«Со мной все в порядке. Но я где-то заперта вместе с Хадсоном. Присылаю координаты».
Я нажимаю на кнопку «отправить», затем прокручиваю вниз и нажимаю «поделиться геопозицией». И жду.
Через несколько секунд смартфон сообщает мне, что отправить сообщение не удалось, и я едва не плачу, обнаружив, что мобильный сигнал отсутствует. Сморгнув слезы, я засовываю телефон обратно в карман и говорю то единственное, что может иметь значение:
– Я хочу вернуться в Кэтмир.
– Само собой. – Должно быть, Хадсон понимает, что мой телефон не работает, потому что он рукой указывает на украшенную затейливой резьбой деревянную дверь в нескольких футах: – Дерзай.
– Ты привел меня сюда не через эту дверь. – Я не понимаю, откуда мне это известно, ведь все обстоятельства моего путешествия сюда выпали из памяти, но откуда-то я это знаю.
– Повторяю – я тебя сюда не приводил, – отвечает он все с той же самодовольной ухмылкой.
– Не лги мне, – скрежещу я. – Я знаю, что это сделал ты.
– Да ну? – Он приподнимает одну безупречную бровь: – Что ж, раз ты знаешь все, просвети меня. Пожалуйста. Как именно я, по-твоему, смог сделать все это?
– Откуда мне знать, как тебе это удалось? – говорю я, чувствуя, что ногти так впились в ладони, что еще немного – и выступит кровь… что вызовет кучу новых проблем. – Я просто знаю, что это твоих рук дело. Ведь ты же вампир.
– Верно, я вампир. И что из этого следует? – На сей раз он вскидывает обе брови.
– А то, что это у тебя есть сверхъестественные способности. Что еще?
– Вот именно – что еще? – В его тоне звучит презрение: – Вот только я тебе уже объяснил – вампиры не могут делать такие вещи.
– Но ты же не ожидал, что я поверю тебе?
– Это почему? – Взгляд, который он бросает на меня, одновременно и снисходителен и полон обвинений: – Ах, ну да. Потому что, если случается что-то необычное, в этом, конечно же, виноват вампир.
Ну нет, я точно не попадусь на эту удочку, не дам ему выставить себя жертвой. Я отлично знаю, что он сделал – и скольких людей это коснулось.
Включая Джексона.
– Я не доверяю тебе не потому, что ты вампир, – говорю я ему. – А потому, что ты психопат, страдающий манией величия и воображающий себя богом.
Это вызывает у него смех, и он весело отвечает:
– Давай, говори. Скажи мне все, что ты обо мне думаешь.
– О, я только начала. – Я стараюсь придать своему тону как можно больше дерзости: – И, если ты попробуешь удержать меня здесь, обещаю, что заставлю тебя пожалеть об этом.
Это, конечно, пустая угроза, ведь я едва ли могу причинить Хадсону вред.
И он это понимает – это видно и по его взгляду, и по его ухмылке, когда он отходит от книжного шкафа и выпрямляется в полный рост.
– Что ж, скажи мне, Грейс. Как именно ты планируешь это сделать?