– Что с тобой? – спрашиваю я. – У тебя такой вид, будто ты вот-вот потеряешь сознание.
– Я в порядке, – бормочет он, но у него отсутствующий взгляд. – Все в порядке.
– Это будет больно?
Судя по всему, этот вопрос помогает ему снова сфокусировать внимание, и он улыбается мне:
– Конечно, нет. Узы сопряжения созданы не для того, чтобы причинять боль. – Он качает головой: – Если бы они причиняли боль, никто бы не захотел быть сопряженным.
– Я говорю не об узах. А о том, не больно ли тебе будет проверять, в каком они состоянии.
– А, это. – Он ласково улыбается – так ласково, что это совсем на него не похоже, и в эту минуту я могу думать только об одном: я выгляжу еще хуже, чем полагала. – Нет. Я уже проверил.
– Уже? – У меня екает сердце. – И что ты там увидел? – Он отвечает не сразу, и меня охватывает ужасное волнение. – Скажи мне, что ты обнаружил.
Это не вопрос, и, похоже, Хадсон это понимает, потому что он вздыхает. Не колеблясь, он отвечает:
– Их больше нет.
– Их нет?.. – Я качаю головой, пытаясь вытрясти из нее туман. – Как это? Я не понимаю.
– Узы твоего сопряжения исчезли, Грейс. Раньше они были там – едва заметные, – но теперь пропали. Как будто и не появлялись.
Эти слова бьют меня наотмашь с силой стального шара, которым разрушают здания, они сносят меня с лица земли.
– Я не понимаю.
– Как и я, – говорит он, и сейчас у него такой испуганный вид, какого я еще не видела. – Но они исчезли. И есть еще кое-что…
– Я тебе не верю. – Эти слова вырываются из самой глубины моей души.
Он отшатывается, как будто я ударила его по лицу.
– Что?
– Извини, но я тебе не верю. Джексон моя пара. – Вообще-то я не совсем понимаю, что это значит, но мне известно, что такие вещи не могут просто взять и исчезнуть. Если узы сопряжения так легко рвутся, то какой в них смысл? – Вы все с пеной у рта уверяете, что узы сопряжения – это навсегда. Как же они тогда могут исчезнуть всего лишь потому, что я на время отлучилась?
– Не знаю. – Теперь он так же раздражен, как и я сама. – Я просто сказал тебе, что видел.
– Или то, в чем ты хочешь меня убедить. – Эти слова вырываются у меня до того, как я осознаю, что собиралась их произнести. Но, когда это происходит, я о них не жалею. То, что Хадсон вместе со мной готовил тыквенный пирог, еще не значит, что он неким волшебным образом превратился в моего лучшего друга. И это определенно не означает, что я должна верить всему, что он говорит – особенно когда то, что он говорит, лишено смысла.
– Послушай, это же ты сказала, что больше не чувствуешь Джексона. Я просто…
– Это неправда. Я сказала, что не могу вспомнить его голос, – я не говорила, что не чувствую его. – Я сердито смотрю на него: – А это совсем не одно и то же.
– Да ну? – Он вскидывает одну бровь: – Стало быть, ты можешь чувствовать его?
– Я… я просто… я не… В общем, это сложно, понятно?
– Понятно. – Он смеется, но в его смехе нет ни капли веселья. – Так я и думал.
– Ты не понимаешь… – начинаю я.
– Вообще-то я понимаю многое. – Звенит таймер на духовке, и он, встав с дивана, направляется на кухню.
– Не забудь надеть рукавицу-прихватку, когда будешь вытаскивать форму, – кричу я ему вслед. Потому что, хотя я и зла на него, это не значит, что я хочу, чтобы он обжегся.
Он поднимает руку, и поначалу мне кажется, что этот жест означает «я тебя понял», но судя по тому, как напряжены его плечи, это может быть какой-то чисто британский жест, означающий «иди ты в жопу».
– Ты это серьезно? – спрашиваю я. – Какого черта? Что ты хочешь этим сказать?
Он оборачивается и бросает на меня взгляд, ясно говорящий, что я сама должна это знать.
И вот так просто наше краткое перемирие летит в тартарары.
– По-моему, это справедливо, что я сомневаюсь в том, что ты говоришь, – замечаю я, вставая с дивана.
– А ты действительно сомневаешься? – Он ставит пирог на варочную поверхность. – Тогда какого хрена ты попросила меня посмотреть, как там дела, если не собиралась верить мне?
Это хороший вопрос, и, похоже, у меня нет на него ответа.
– Не знаю. Думаю, мне просто хотелось, чтобы ты меня успокоил, заверив, что между мной и Джексоном все в полном порядке.
– Но, когда выяснилось, что это не так, ты решила пристрелить гонца?
Когда он так ставит вопрос, я начинаю чувствовать себя виноватой.
– Извини. Я не говорю, что ты лжешь. Я просто хочу сказать, что ты, возможно, ошибся. Возможно, ты не знал, куда смотреть…
– Я знаю, куда смотреть.
– Хорошо, ладно. Но ты либо ошибся, либо ты мне лжешь. Потому что Джексон… – Мой голос пресекается. – Джексон моя…
– Твоя пара. Ладно, я понял. – Он швыряет прихватку на рабочую поверхность. – Наслаждайся своим пирогом. – И он шествует к своей кровати.
Тем временем его слова об узах моего сопряжения начинают отдаваться в моей голове, звуча все громче, все настойчивее. Уз моего сопряжения больше нет. Их нет. Их нет.
Страх, что его слова могут быть правдой, переполняет меня, теперь я могу думать только об этом. И внезапно я теряю контроль над своими эмоциями, которые я постоянно держала в узде с тех пор, как очутилась в этом месте.
Мое сердце начинает колотиться.
Мои мысли путаются.
По моей спине течет пот.
– Эй, что с тобой? – спрашивает Хадсон с другого конца комнаты, и в его голосе звучит тревога.
– Я… в порядке, – выдавливаю я из себя, чувствуя, как меня накрывает паника, и я едва могу выдавить из себя эти слова, потому что в них нет ни капли правды. Я не в порядке, и у меня такое чувство, будто я больше никогда не буду в порядке.
Я наклоняюсь, упираюсь ладонями в колени и пытаюсь втянуть воздух в легкие, отчаянно требующие его, но не получающие. Ощущение у меня такое, будто на моей диафрагме стоит огромный грузовик и чем больше я силюсь сделать вдох, тем это труднее.
Я вся дрожу, комната кружится, пока я приказываю себе дышать. Просто дышать. И говорю себе, что это всего лишь паническая атака. Что я в порядке. Что все в порядке.
Но это неправда. Потому что в эту минуту в моей голове заперт Хадсон, мы с ним оба заперты черт знает где. Прошло уже больше года с тех пор, как погибли мои родители, прошло больше года с тех пор, как я разговаривала с моим дядей, Мэйси или Джексоном. И вот теперь узы нашего сопряжения – единственное, что поддерживало меня во всей этой кошмарной ситуации – возможно, исчезли?
Мэйси говорила, что узы сопряжения рвутся только тогда, когда твоя пара умирает.
Значит, либо Джексон мертв, либо мертва я сама, во всяком случае, в том смысле, что я мертва в том мире. Лия говорила, что потеря пары очень мучительна, поэтому я не думаю, что Джексон умер. Я уверена, что я бы почувствовала, как он умирает, почувствовала через эти узы. Что означает… что мы никогда не выберемся из этого места. Для Джексона, в мире Джексона я умерла.
Я этого не вынесу.
Я силюсь сделать вдох, чувствую себя так, будто меня душат, и стараюсь доставить воздух в сжавшиеся легкие. Но даже это еще не худшее. Потому что этот чертов дракон вернулся. Опять.
Я слышу, как он кричит, слышу, как хлопают его гигантские крылья, когда он кружит над крышей, ища уязвимое место. До сих пор нам удавалось восполнять урон, который он наносил, но рано или поздно – и думаю, скорее рано – наступит время, когда мы ничего не сможем сделать. Пока что мне удавалось чинить стены и крышу, но в конце концов они станут такими хлипкими, что их невозможно будет поправить. И тогда дракону ничто не помешает проникнуть внутрь и поджарить нас заживо.
Сейчас он все еще находится снаружи, говорю я себе, ощущая спазмы в желудке и чувствуя, как по моей спине течет пот, как зрение застилает серая пелена. Он не сможет проникнуть сюда. Он не сможет причинить мне вред.
Но теперь поздно уверять себя в этом. Паника уже охватила меня целиком. У меня подгибаются колени, я чувствую, что начинаю падать и не могу ничего сделать, чтобы спастись. Паника слишком всеобъемлюща, угроза слишком реальна, и я не могу убедить себя, что это не так.
– Эй! – Теперь в голосе Хадсона слышится уже не тревога, а паника.
Нашего полку прибыло, хочу сказать я ему, но страх стянул мои голосовые связки удавкой, и я не могу произнести ни звука. Он переносится ко мне – во всяком случае, так он называет свои передвижения, когда движется невероятно быстро – и, хотя я вскидываю руки в тщетной попытке защититься, он уже во второй раз подхватывает меня за секунду до того, как я падаю на пол.