Семьдесят пять лет назад ушел из жизни поэт Александр Блок. С ним вместе уходили в историю и эпоха Серебряного века русской литературы, и времена, когда в российской столице шумели, кружились, блистали ночными огнями многочисленные театры-кабаре, сады развлечений, клубы, рестораны. Блок часто посещал эти увеселительные заведения. Его влекли театры миниатюр, садовые эстрады, цирки, где «можно встретить иногда такие блестки дарований, такие искры искусства, за которые иной раз отдашь с радостью длинные „серьезные” вечера, проведенные в образцовых и мертвых театрах столицы…».
Блок наблюдал самоуверенные компании «золотой молодежи», денежных воротил, женщин всех сословий, слушал цыганские хоры – непременных участников эстрадных представлений, французских шансонетных певичек.
Помните, у Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…».
Иногда приезжал он в Озерки, садился на скамью у широкого венецианского окна вокзала и смотрел на перронную суету. Паровозные гудки, свистки кондукторов, лязг железа сливались в грустную и тревожную музыку расставаний. И однажды случилось чудо. Когда очередной поезд тронулся и белесые клочья пара полетели назад, в опущенном окне вагона мелькнуло прекрасное женское лицо. И шляпа с траурными перьями. И в кольцах узкая рука. Видение возникло на миг – и исчезло.
А вечером он сидел за ресторанным столиком с бокалом вина и снова увидел Ее. Как могла Она очутиться здесь, в этом чаду, среди возбужденных и пьяных людей?.. Тогда, в апреле 1906 года, родились знаменитые строки:
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух…
Так вошла в русскую поэзию Незнакомка.
Через некоторое время в тех же Озерках Блок увидел афишу цыганского концерта. Остался послушать. Потом записал: «…Они пели Бог знает что, совершенно разодрали сердце; а ночью в Петербурге под проливным дождем та цыганка, в которой, собственно, и было все дело, дала поцеловать свою руку <…>. Потом я шатался по улицам, приплелся весь мокрый в „Аквариум”, куда они поехали петь, посмотрел в глаза цыганке и поплелся домой…».
Так явилась ему еще одна Незнакомка.
В 1907 году Александр Блок забрел в один из столичных паноптикумов – музей восковых фигур на Невском, во дворце княгини Юсуповой (ныне – Дом актера). Среди экспонатов находилась раскинувшаяся на ложе египетская царица Клеопатра. Некоторые восковые фигуры были снабжены механическим устройством, которое приводило их в движение. Хозяин заводил где-то под ложем механизм, и грудь Клеопатры начинала вздыматься, глаза ее раскрывались, змея на ее груди выпрямлялась и выпускала жало. В тот день Блока увидел в этом зале К. И. Чуковский. «Меня удивило, – писал позднее Корней Иванович, – как понуро и мрачно стоит он возле восковой полулежащей царицы с узенькой змейкой в руке, – с черной резиновой змейкой, которая, подчиняясь незамысловатой пружине, снова и снова тысячу раз подряд жалит ее голую грудь к удовольствию каких-то похабных картузников. Блок смотрел на нее оцепенело и скорбно».
Тогда появилась блоковская «Клеопатра»:
Открыт паноптикум печальный
Один, другой и третий год.
Толпою пьяной и нахальной
Спешим…
В гробу царица ждет.
Она лежит в гробу стеклянном,
И не мертва, и не жива,
А люди шепчут неустанно
О ней бесстыдные слова…
В 1910 году Блок задумал большую поэму «Возмездие». Предгрозовая атмосфера накануне мировой войны связалась в воображении поэта… с расцветом французской борьбы, которую он наблюдал в петербургском цирке «Модерн» (на Петербургской стороне, в Александровском парке): «…Среди борцов были истинные художники; я никогда не забуду борьбы безобразного русского тяжеловеса с голландцем, мускульная система которого представляла из себя совершеннейший музыкальный инструмент редкой красоты».
В годы жизни на Петербургской стороне, на Малой Монетной улице (1910–1912), Блок часто приходил в Александровский парк. Он восхищался эстрадными эксцентриками, мерялся силой у пружинных автоматов и без конца катался на «американских горах». В парке находился Народный дом императора Николая II, а в нем – маленькая обсерватория; ее обслуживал студент, астроном и поэт. Поздними вечерами смотрел Александр Александрович сквозь телескоп на звезды, рассматривал фигуру ангела на шпиле Петропавловского собора.
А столичные рестораны! Как-то в 1910 году Блок обедал в ресторане Виллы Родэ, который, кстати сказать, К. Чуковский назвал «великолепным притоном». И появились знакомые всем строки:
Я сидел у окна
в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе
черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
В доме № 57 по Офицерской улице – последнее пристанище поэта. А по соседству на той же улице располагалось одно из популярных увеселительных заведений столицы – Луна-парк. Александр Александрович приходил сюда регулярно. Снова и снова катался на здешних «американских горах» – до самого закрытия кассы. Нередко приводил сюда и друзей. Смотрел постановки драматических трупп на сцене здешнего театра. Присутствовал и на скандальном спектакле – постановке трагедии В. Маяковского «Владимир Маяковский», после которой публика устроила исполнителям и автору, игравшему центральную роль, обструкцию.
Не раз приезжал Блок и в «Привал комедиантов» – клуб художников, писателей, актеров на Марсовом поле. Слушал здесь, как читает жена, Любовь Дмитриевна, профессиональная артистка, только что впервые опубликованную в газете его поэму «Двенадцать». В зрительном зале он стоял у задней стены, чтобы лучше видеть реакцию слушателей.
А на эстраде уже звучали и его строки, и здесь же, в маленьких театрах-кабаре, возникали новые – от впечатлений, даримых чужим, не всегда понятным и доступным весельем. Сколько его стихов родилось на торжище веселящегося Петербурга!
И все эти годы в дневниках и письмах поэта мелькали имена столичных ресторанов: «Донон», «Малый Ярославец», «Крыша» Европейской гостиницы.
После одного из обедов на «Крыше» он писал матери: «…там занятно: дорожки, цветники и вид на весь Петербург, который прикидывается оттуда Парижем…».
«Наследие» № 33 (389) опубликовано 10.08.1996 в № 151 (1327) «Санкт-Петербургских ведомостей»