Сборы начались за день до отъезда. Агнес металась между сундуками, складывая вещи под чутким руководством Мари, а я сидела на кровати, наблюдая, как моя прежняя жизнь, разобранная по ларям, постепенно обретает новый порядок.
– Госпожа, платья уложены в два больших сундука, – Мари сверяла опись, которую мы составили накануне. – Агнес, добавь ещё пару комплектов нижних юбок и сорочек. Шкатулку с украшениями я возьму к себе в дорожный короб.
– А в мой короб что прикажете, леди Мари? – служанка замерла с охапкой белья в руках.
– Умывальные принадлежности и отвар Ниты от желудочных колик, – на этой фразе я поморщилась, вспомнив рассказы о придорожных тавернах. – И побольше чистых тряпиц.
Агнес понятливо кивнула. Женская гигиена в дороге – та ещё морока, но у нас был отработанный ритуал с травяными отварами, которым Нита научила меня.
К рассвету два тяжёлых сундука и два дорожных короба уже стояли во дворе. Джульетта лично проследила за их погрузкой в телегу, на которой устроилась Агнес – всё же она простолюдинка, и путешествовать в одной повозке со мной ей не пристало. Я же пока промолчала, попозже пересажу её к себе, в экипаже места на троих хватит с лихвой. Вторая телега с припасами и двумя мужчинами-слугами, пристроилась в самом конце обоза.
Отец в дорожном костюме и высоких сапогах оглядел сборы, одобрительно кивнул. Десять его верных рыцарей, закованных в кольчуги, уже восседали на могучих боевых конях. Моя каурая прекрасная лошадка Ария, подаренная отцом на пятнадцатилетие, спокойно стояла неподалёку в ожидании, когда я на неё усядусь. Но я даже и не подумала лезть в седло: во-первых, ездить верхом не умела, во-вторых, страшно боялась. Хотя животное выглядело смирным и дружелюбным.
Матушка крепко обняла меня на прощание, украдкой смахнув слезу.
– Мама, береги себя, пожалуйста, – я многозначительно посмотрела на её плоский живот. – Тебе теперь не только о себе и отце заботиться надо.
– Ох! – всплеснула руками она, покраснела, даже дыхание сбилось. – Правда?
– Да, – шепнула я.
– А почему раньше не сказала?
– Приберегла радостную весть к своему отъезду, чтобы ты сильно за меня не переживала и не грустила. Отцу можешь сказать, а вот остальным пока знать вовсе необязательно, – добавила я и поцеловала её в щёку. От мамы пахло… мамой. Этот запах ни с чем не спутать, он хранится в памяти сердца у каждого.
– Белла, – графиня взяла себя в руки, в её голосе явственно проступили строгие нотки, – ты обещала! Быть осторожной и не геройствовать!
– Я помню, матушка, – вздохнула я.
– Сдержи слово, милая. Я так хочу, чтобы ты была счастлива до глубокой старости, – Джульетта ещё раз крепко меня обняла и отступила в сторону, чтобы я попрощалась с Нитой, ставшей мне не просто наставницей, но и подругой.
Травница тоже не стала сдерживать эмоционального порыва и мы крепко обнялись. Знахарка горячечно прошептала мне на ухо заговор-обережение. От переполнявших меня чувств к горлу подкатил комок, едва сдержалась, чтобы не расплакаться.
Забравшись в экипаж, я помахала на прощание всем провожающим, и дверца за мной с тихим скрипом закрылась. Слёзы стояли перед глазами, всё размывалось я едва сдерживала всхлипы.
Я понимала, что прощаюсь с привычной жизнью, и впереди меня ждёт неизвестность. Но делать было нечего – сейчас я смиренно иду туда, куда скажут.
Мари мягко коснулась моего плеча, пытаясь подбодрить. Благодарно улыбнувшись компаньонке, откинулась на жёсткую спинку сиденья.
Повозка тронулась, со скрипом переваливаясь на выбоинах. Сквозь щель в занавеске я смотрела, как замок и люди удаляются и исчезают из вида.
Первый день пути оказался настоящим испытанием. Повозку немилосердно трясло, к полудню у меня ныла каждая косточка, а ведь это только начало! Когда солнце перевалило за полдень, обоз остановился на привал.
– Миледи, хотите отвару? – Мари достала глиняный кувшин с водой, разбавленной вином.
– Лучше помоги выбраться, – простонала я. – Мне нужно уединиться.
– Агнес! – позвала Мари, стоило нам обеим покинуть транспорт. – Неси свой короб и помоги миледи.
Пока рыцари рассёдлывали лошадей, а слуги готовили походный обед, мы с Агнес, прихватив узелок с чистыми тряпицами и травяным отваром, отправились в ближайшие кусты. Мари осталась караулить, следя, чтобы никто не приблизился. Служанка держала плащ, пока я пыталась справиться со всеми слоями одежды.
– Вот ведь напридумывали тряпья! – не сдержалась я.
– Истинно так, госпожа, – поддакнула Агнес. – А в столице, бают, и того хуже – по пять юбок сразу носят.
К вечеру добрались до постоялого двора. Смрад ударил в ноздри, едва переступили порог: прокисшее пиво, немытые тела, чад из кухни и что-то ещё, неопределимое, но тошнотворное.
– Агнес, проверь постель, – скомандовала Мари, когда нас проводили на второй этаж и показали комнату с единственной кроватью и тюфяком на полу.
Служанка деловито встряхнула тощий соломенный матрас, и я поморщилась от характерного запаха.
– Клопы, миледи, – преспокойно констатировала Агнес. – Сейчас я их быстро сброшу.
– Ну уж нет, – помотала головой я, – эту ветошь выбрось в коридор, а лучше в костёр. Я буду спать на досках. Подложи что-то из моих вещей.
– Хорошо, госпожа, – закивала девушка и принялась за работу: она достала из своего короба мешочки с полынью и разложила по углам, затем щедро посыпала доски кровати травяной смесью от Ниты. Мари поморщилась, глядя на убогое убранство помещения, но промолчала – она понимала, что выбора у нас нет.
– Госпожа, – в дверь постучал один из рыцарей отца. – Ужин подан в общем зале. Ваш отец ждёт вас там.
– Хорошо, скоро спущусь, – откликнулась я. – Мари, ты не можешь спать на полу, – повернулась я к девушке. – На этой лежанке мы вполне поместимся вдвоём. Агнес…
– А я пойду на сеновал, – не дала мне договорить бойкая служанка. – Я ко многому привычная. Не волнуйтесь за меня. Питер не даст меня в обиду.
Питер – один из слуг графа. Ладно, Агнес взрослый человек, сама разберётся. Оставив её прибираться в номере, мы пошли вниз.
Общий зал мне не понравился: ни когда я впервые перешагнула порог этого трактира, ни сейчас, когда мне предстояло здесь ужинать. В свете чадящих плошек я рассмотрела и грязную солому, устилавшую пол, и блестящие от въевшегося в столы жира вперемешку с грязью. Постояльцы разговаривали громко и заливисто ржали, демонстрируя чёрные гнилые зубы. У каждого в руках была внушительная щербатая кружка с кислым пивом. На нас с Мари смотрели, но не пристально – каждый из них знал, чья я дочь. Нарываться на гнев аристократа с такой боевой мощью не желал никто из них, даже будучи вдребезги пьяным.
Мари села по правую от меня руку, всем своим видом демонстрируя благородное происхождение даже в такой обстановке.
Откуда ни возьмись рядом с нами материализовалась крупная подавальщица с весьма глубоким вырезом на грязном платье, она смачно грохнула перед нами миски с жирным рагу и поплыла дальше, отчаянно покачивая бёдрами. Я от неожиданности невольно вздрогнула. Перевела растерянный взгляд с нахалки на блюдо, плавающие в мутном бульоне куски мяса, вызывали подозрение. Я решила ограничиться хлебом, но и он оказался чёрствым.
– Миледи, – тихо произнесла Мари, – не смотрите в левый угол. Там… неприличная сцена.
Я, конечно же, тут же скосила глаза: пьяный неплохо одетый мужчина, возможно, купец, пытался усадить на колени хихикающую служанку. Отец тоже смотрел в ту сторону, его широкие брови грозно нахмурились.
– Поели? – прогудел Мортимер. – А теперь вам обеим пора к себе, – добавил он.
Мы поспешили в свою комнату, почти преодолели узкую, тёмную скрипучую лестницу, как в обеденной завязалась потасовка из-за той самой женщины, что сидела на коленях у торговца.
– Вовремя мы, – выдохнула я. – Лишь бы никого не ранили, – добавила себе под нос, но была услышана.
– А чего о них переживать, госпожа? – мигом откликнулась Мари. – Тёмные люди, такие долго не живут, – равнодушно пожала плечами она.
Ночь выдалась не менее запоминающейся. Снизу доносились пьяные крики, звон разбитой посуды, визг подавальщиц. Где-то в углу возилась крыса. Я ворочалась на жёсткой постели, страдая от боли в спине. Благо хоть нас никто не кусал. Спасибо Агнес и Ните.
В итоге я не выспалась, чувствовала себя просто отвратительно и была зла на весь свет. На завтрак подали жирную яичницу и какую-то склизкую кашу. Я снова ограничилась куском чёрствого хлеба и водой, разбавленной вином.
Мелькнула мысль, что уж лучше спать в лесу, чем в таком месте, и тут же здравый смысл ввернул мне картинку, где на нас нападают разбойники или дикие звери. Нет уж, пусть лес идёт лесом, а я как-нибудь перетерплю в придорожных трактирах.
– Не понравилось тебе тут, Белла? – проницательно спросил отец, сидевший во главе грубо сколоченного стола. – Еда не сравнить с домашней, тут не поспоришь.
– Да, папенька, – кивнула я.
– Но всё же, крыша над головой и какая-никакая кровать куда лучше узкой лавки в карете, или холодной земли на лесной поляне, Белла, – нравоучительно добавил он. – И безопаснее. Мы, конечно, несколько раз будем ночевать под открытым небом, но когда этого можно избежать, не вижу смысла зазря рисковать. Нас много, мы отобьёмся от разбойников, но ведь всякое случается во время схватки, и кого-нибудь могут ранить, а то и убить. А я дорожу нашими жизнями.
– Согласна, папенька, – а то ж, ещё бы я возражала! Я точно так же считаю, как и ты. А клопы, сальные взоры украдкой, отвратительная еда – всё перетерплю.
Следующие дни слились в однообразную череду: тряска в повозке, короткие привалы, мучительные поиски укромных мест для справления нужды, ночёвки в тавернах или – если везло – в замках отцовских знакомых. В последних хотя бы можно было нормально помыться.
На четвёртый день разразилась гроза. Дорогу развезло так, что пришлось заночевать прямо в лесу. Наш экипаж поставили под сенью деревьев, чтобы хотя бы отчасти защитить от непогоды. Я зябко куталась в плащ и слушала, как ветер голодным зверем воет в кронах.
– Мари, расскажите что-нибудь, – попросила я шёпотом. – Страшно как-то.
В темноте было слышно, как Агнес сопит на своём тюке с одеждой, пристроенном у задней стенки нашей повозки – отец разрешил служанке ночевать с нами, от волков подальше.
Компаньонка начала рассказывать о своём детстве в родовом замке, пока их семья ещё не разорилась, о пышных праздниках и турнирах, о коих ей поведала её матушка… Под тихий голос помощницы я незаметно уснула.
Последние дни пути показались легче – то ли мы привыкли к дорожным тяготам, то ли близость цели придавала сил.
На седьмой день отец объявил, что к вечеру будем в столице. Я как-то вяло откликнулась на эту весть – устала так, что даже на эмоции не хватало энергии.
– Агнес! – скомандовала Мари. – Доставай парадное платье госпожи. Нельзя въезжать в город в дорожном наряде.
Пока служанка помогала мне переодеться, а Мари укладывала волосы, обоз въехал в предместья. Вдали показались башни крепостной стены. То и дело мимо нас проносились всадники в богатых одеждах.
– Агнес, – шепнула я, заметив, как служанка таращится по сторонам, – закрой рот, не то муха залетит.
Мари неодобрительно покачала головой – не пристало благородной даме так разговаривать с прислугой, но я заметила, как дрогнули уголки её губ.
– Это Кингстон, – произнёс отец, поравнявшись с нашей повозкой. – Теперь это твой новый дом, Изабелла.
Я молча кивнула, глядя, как закатное солнце играет на каменных стенах. Вот впереди показались главные ворота, всё ещё широко распахнутые.
Я на пороге новой жизни – со своими интригами, опасностями и, надеюсь, возможностями.