Утро второго учебного дня начинается лучше. Как минимум потому, что я встаю сама по звуку будильника, а не от голоса матери, которая бросает названия лейблов в меня, как вишневые косточки.
Поднимаюсь с кровати, сразу же ее заправляю. В этом доме есть люди, которые могут это сделать за меня, но совесть не позволяет выйти из комнаты, оставляя бардак.
В ванной расставлены сотни баночек. И чего здесь только нет. На всех, понятное дело, одни громкие названия брендов. Непривычно. Но я провожу по ним пальцами, как на пианино играю. Они приятные на ощупь.
Я принимаю душ и после наношу какой-то лосьон с ароматом спелого яблока. Надев тонкий шелковый халат, выхожу из ванной. Даже песню под нос напеваю.
Шахов раскинулся на моей заправленной кровати, закинув одну руку под голову. Его мышцы выглядят напряженными и слишком рельефными для парня двадцати с лишним лет.
Выглядит бодрым, выспавшимся. Мне резко становится некомфортно в этой комнате, которую начала считать по-настоящему своей. Чуть душно и мало воздуха.
– Хороший выбор, – кивает на оставленные мной вещи, которые приготовила для учебы. И надо было это сделать именно до похода в ванную?
По ногам крадется влажный холод, и я проверяю, закрыто ли окно. Обещали дождь.
– Что ты здесь делаешь? – хрипловато спрашиваю, обращая внимание, как Шахов покачивает одной ногой, перекинутой через другую. Он босиком, и его стопы выглядят вполне себе ничего. Не то, что у парней на физкультуре в школе.
У этого Шахова хоть что-то есть непривлекательное?
О да. Есть! Душа.
Тонкая ткань халата кажется мне слишком прозрачной. Филипп задерживает свой взгляд на моей груди. Боюсь даже представлять, что именно он видит. Под халатом нет ничего. Только кожа, покрытая несколькими слоями мурашек.
Шахов подтягивается. Вскакивает, будто совершает сальто.
– Пришел сказать, что сегодня твоя подружка вернется.
Его взгляд оказывается на чулках, которые приготовила. Никогда такие не носила. Вдруг на свою голову достала упаковку и решилась надеть.
– Очень хороший выбор… – повторяет, – мне нравятся чулки на женских ножках. Даже на твоих.
Проглатываю очередной твердый ком обиды.
– Где она была? Что с Камиллой? Ты у Артема все узнал? – возвращаю тему в прежнее русло.
Готова вообще любой вопрос задать, лишь бы Фил прекратил разглядывать меня и мои вещи. Белье, уж если быть точным.
Помимо чулок там и новое нижнее белье. Простое, но и такого у меня никогда не было. Здесь кружево и застежка спереди.
Господи, я же перед ним почти голая. Поэтому он такой довольный. Ему нравится вводить меня в краску. Филу нужно каждый раз видеть мои алеющие щеки.
– Спросишь у нее сама, – отвечает, почесывая шею. Я долго была в душе. Если он все это время ждал, мышцы могли затечь.
Зачем-то об этом размышляю, когда нужно выставить этого наглого парня вон.
Шахов медленно идет к двери, толкая меня в плечо.
– Спасибо, – говорю, уставившись в пол.
Не знаю, как он выяснил все про Камиллу, но все же он это сделал. Как минимум нужно оставаться благодарной и надеяться, что Шахов не попросит ничего в обмен на оказанную услугу. Филипп опасен и хитер. Мне уже не нужно спрашивать ничего о нем, чтобы это понять. Спотыкалась о его хитрость несколько раз и всегда падала носом прямо к его ногам.
Фраза про глупого мышонка еще никогда так не ранила. Ведь глубоко внутри согласна с ней. К сожалению.
Шахов не отвечает. Он и не слышал моего скудного «спасибо» и высокомерно вышел из моей комнаты.
Я с удовольствием выдохнула. Все это время забывала дышать.
Глаза опускаются на мою кровать, где лежал Шахов. Боже, он занимал половину пространства, но вещи остались нетронутыми. Юбка, блузка, рядом новый бюстгальтер и чертовы чулки телесного цвета.
Нет лишь трусов.
Кидаюсь к двери, чтобы спросить, куда он их дел, но как же снова это будет выглядеть глупо. От злости на парня пар валит из ушей, и я вновь багровею, становлюсь как спелый помидор.
Проблема в том, что я не знаю, как ответить ему. Никогда прежде не сталкивалась с такими людьми и не была в таких ситуациях.
Даже совета не у кого спросить. Мама не поймет, бабушка… Будет переживать, что меня здесь обижают.
Цыкаю от отчаяния.
Это же надо, трусы мои стащил. Фетишист, блин!
Довольно быстро натягиваю чулки, достаю новые трусы из шкафа. Уже плевать, что на мне не будет комплекта. Раньше не было, поэтому переживу. Затем надеваю юбку и застегиваю блузку.
Волосы заплетаю в косу.
Хорошее утро. Ничего не скажешь.
На кухне застаю еще горячую кашу и ем, не чувствуя вкуса. Шахова здесь нет. И это к лучшему. Не представляю, как смотреть ему в глаза. И ударить хочется, и стыдно за произошедшее до кончиков волос.
Из дома выхожу, понимая, что задержалась сегодня. Вчера в это время уже ехала в сторону университета.
Неприятная ситуация.
Петра нет, как и его машины. Переминаюсь с ноги на ногу, рюкзак с одного плеча перебрасываю на другое. Шахов стоит в стороне и наблюдает за моим волнением.
Он не завтракает, что ль?
Его черная машина блестит на солнце. Каждый миллиметр моего тела застыл под его взглядом. Фил ждет чего-то и смотрит. От растерянности живот сводит и тошнота поднимается к горлу.
Зачем только ела эту кашу?
– Могу подвести, – громко предлагает, надевая на глаза солнечные очки в толстой пластиковой оправе.
Шахов успел переодеться, но все равно не могу понять, как такой широкоплечий и здоровый парень может еще учиться в институте. Филипп кажется взрослее, чем есть.
Черная футболка, такие же джинсы. Я же, наоборот, во всем светлом. Противоположности. И это не тот случай, когда они притягиваются.
Мы разные полюса. Плюс и минус, север и юг.
– Петр уже уехал, Лиззи, – снова его довольный голос.
Поджимаю губы, они немеют. С такой же злостью поджимаю пальцы на ногах и стискиваю ладони в кулаки.
Гитарная струна не имеет такого натяжения, как мое тело.
Поворачиваю голову, встречаюсь взглядом с Шаховым. В его глазах удовлетворенность своим превосходством. Этот гад такой напыщенный!
– Это ты сделал? – медленно иду по гравию. Он похрустывает под моими ногами.
– Я.
Хватает смелости сознаться.
– Поэтому садись. Если будет пропуск, на тебя пожалуются в деканат. Затем поступит звонок отцу. Он же платит за твое обучение, значит, и следит за каждым твоим вдохом в стенах университета.
Сажусь громко. Дверь хлопает, как взрывается.
– Зачем? – свожу колени вместе.
Салон маленький, тесный, а Шахов большой. Плечо опять соприкасается с моим, когда Филипп пристегивается.
Мужской аромат бьет в нос.
– По-прежнему глупый мышонок, который не догадывается… – говорит обо мне, а не мне.