– Юлия, а я думал, что ты понимаешь и наш диалект. Ты же написала, что понимаешь своих мюнхенцев! А тот, кто понимает баварский, должен понимать и нас, местные рейнские диалекты попроще, – уверял меня Майк на следующее утро.
Когда завтрак с крендельками и булочками был закончен, Майк положил на стол список достопримечательностей Бонна, Кёльна и окрестностей. Он за несколько дней основательно подготовился к нашей встрече. Его список растянулся на пять страниц. Последним пунктом – на десерт – была обещанная «шепчущая скала» Лорелеи. Мелким убористым почерком Майка наш маршрут был расписан на целую неделю с точностью до минуты. Я и представить себе не могла, как можно успеть за неделю побывать в доброй сотне мест. Но Майк твердо и решительно убеждал меня, что именно так и нужно – для моего же блага.
– Юлия, чему ты удивляешься? У нас должен быть план. Ведь на Рождество и Сильвестр[3] почти все закрыто. Я составил план с учетом того, когда что работает, чтобы ты могла посмотреть за эту неделю как можно больше. Мы должны все успеть, – настойчиво и не допуская возражений, объяснил мне Майк.
Я поняла и должна была принять и признать, что свобода и экспромт не предусмотрены и что это действительно лучшее для меня. Седой эльф Грегор весело балаганил на своем рипуарском кёльнском или некёльнском диалекте, его мимика и выражение лица наполняли все его тело движением, руки ни на секунду не останавливались, он расходился все больше в потоке речи и выходил из берегов, как батюшка-Рейн в зимнее половодье. Казалось, что поток его диалектально окрашенного и эмоционального говора, движимый неведомой природной силой прибывающей воды, может снести все, что стоит на его пути. Мне оставалось лишь застенчиво улыбаться и кивать в знак понимания. Иногда мне даже казалось, что я понимаю самую суть этого бурного и кипящего речью человека с натруженными рабочими руками и горячим пульсирующим темпераментом. Но, внезапно возникнув, это чувство сразу же бесследно исчезало, оставив меня в полном смятении: я серьезно задумалась о своей профнепригодности и лингвистической тупости.
Худощавая Матильда с большими грустными глазами молчала, не оставляя мне никакого шанса для лингвистического анализа, встроенного по умолчанию в мой мозг за долгие годы учебы в университетах.
В Сочельник, 24 декабря, мы с низкого старта обошли семь церквей в Бонне, где полным ходом шли приготовления к вечерним рождественским службам. Следующий день, 25 декабря, стал еще более плодотворным: мы успели посмотреть уже одиннадцать церквей разных религиозных направлений в Кёльне. Кёльнский собор был закрыт.
– Юлия, тебе интересно? – поинтересовался Майк. – Тебе должно быть интересно! Я знаю, что русские всегда показывают туристам только церкви и монастыри.
Затем, 26 декабря мы обошли Музей современного искусства, Рейнский краеведческий музей и Немецкий музей. Кёльнский собор был закрыт.
А 27 декабря открылся Музей Бетховена, и мы должны были попасть туда на концерт. 28 декабря мы снова расширили географию в Кёльне. Кёльнский собор был закрыт. Но мы попали в Музей Людвига и в Римско-Германский музей. Объем моей оперативной памяти неумолимо таял, как только что выпавший снег под робкими лучами солнца. 29 декабря по плану был Немецкий музей спорта и Олимпийских игр и Музей прикладного искусства. Кёльнский собор был закрыт.
На следуюший день, 30 декабря мы были в Музее средневековых пыток, расположенном в одной из толстостенных крепостей на берегу Рейна. В этот же день мы успели добраться до скалы Лорелеи. Кёльнский собор был закрыт.
Мои вечера спасал Грегор, научивший меня играть в волшебные рейнские настольные игры-квесты за бокалом вина. Мне все чаще казалось, что я понимаю его исключительно интуитивно, искорками прозрения. Это не имело к словам никакого отношения. Я ухватывала его мысль, еще не до конца принявшую словесные очертания, прямо из воздуха. Тот факт, что он не понимает обычный немецкий язык, казалось, вообще не волновал Грегора. Ему это было не нужно. Он прекрасно обходился без этого знания. Оно скорее помешало бы, если бы ему вдруг пришлось запихивать свою бурляще-журчащую речь в строгий официальный немецкий.
На 31 декабря Майк приготовил для меня прощальный рейнский сюрприз. Новый год, или день святого Сильвестра, в Германии отмечают без особого размаха, но только не в Кёльне. К вечеру мы приехали на знаменитый мост Гогенцоллернов, который вместе с Кёльнским собором является визитной карточкой города. Кёльнский собор был закрыт.
Майк заговорщицки молчал. Было уже 10 часов вечера. Народу все прибавлялось. Уже шагу некуда было ступить. Мы оказались плотно прижаты к железным, дребезжащим от движения поездов перилам великого кайзеровского моста. Толпа шумела в ожидании.
– Майк, а почему тут скопилось так много теплоходов? Почему они стоят плотными рядами? Почему так тесно прижались друг к другу? – спросила я.