Прошло много холодных лет. Не стало отца. Крепкий лед наших отношений с Адой все же дал глубокую трещину. Я балансировал на льдинах, раздираемых мощным глубинным течением бурлящего потока, пытаясь удержаться на плаву, пытаясь собрать их воедино, пытаясь скрепить то, что удерживать уже не было никаких сил. Мне было некуда отступать. За моей спиной были дети. В январе 2008 года мы поехали с Адой в «Икею» купить новую кровать для шестилетней Алины. Уже в магазине я почувствовал легкий дискомфорт в животе, а затем резкий жесткий спазм пронзил спину и скрутил все мое тело. Сначала легкий озноб, а затем ледяная лихорадка сковала мне спину, ноги, руки, я не смог сесть за руль.
– Вечно с тобой одни проблемы, даже в магазин съездить нормально не можешь, – процедила сквозь зубы Ада.
Приехал мой знакомый, забрал нас, а потом отвез меня к домашнему врачу.
– Все будет в порядке, не переживайте, господин Либгут, все показатели крови в норме, – сказал мне наш приветливый врач.
– Спасибо, вам, господин Капеллер, вы меня успокоили, – с облегчением выдохнул я.
– Вот вам антибиотик на неделю, два раза в день, утром и вечером. Диета, продукты с низким содержанием клетчатки и побольше пейте воды, два литра в день уже хорошо. Спокойная жизнь и никакого стресса! И, конечно, обращайтесь к нам при необходимости. Что еще я могу сделать для вас? – спросил меня доктор Капеллер.
Он действительно ничего больше не мог для меня сделать. Если бы его естественные правила были так просты в исполнении! Но я верил, что все будет хорошо.
Я ошибся.
Уже через несколько месяцев, воскресным апрельским вечером, часов в 11, пронзительная острая боль в правой части живота проткнула меня насквозь. Я дополз на четвереньках до дивана в гостиной. Дети были на каникулах у родителей Ады. Я попросил Аду позвонить врачу «скорой помощи».
Она нехотя набрала номер, недовольно бубня, что завтра у нее рабочий день и ей надо спать. Рано вставать в ясли.
Женский голос на другом конце трубки, казалось, был не особо рад ночному звонку. Я не помню, что убедило ее приехать к нам домой.
– Это похоже на аппендицит, господин Либгут, или какое-то отравление, надо понаблюдать ночью, а сейчас я вам сделаю укол. Если завтра лучше не будет, то поезжайте к своему домашнему доктору, – сказала строгая врач и, сделав укол, уехала в ночь.
Я не помню, спал ли я в ту ночь. Притупившаяся боль сосредоточилась где-то чуть выше паха, она скребла меня изнутри, лихорадила снаружи, мои мышцы сводило щемящей судорогой.
– Теперь я еще и на работу должна на поезде ехать, – услышал я сквозь дымку своего ночного бреда голос Ады из соседней комнаты.
Хлопнула дверь. Встать с дивана я не смог. Но смог дотянуться до телефона.
– Берите такси и приезжайте к нам, – автоматически ответил мне кто-то.
Я смог вызвать такси. Я смог доплестись до входной двери, смог сползти по лестнице, держась руками за шершавые ступеньки. Таксист довез меня до домашнего врача.
– О Боже мой, что с вами приключилось, господин Либгут? – склонилась надо мной медсестра, когда я на полусогнутых ногах с трудом втащился в приемную.
– Лейкоциты многократно выше нормы, в больницу нужно его срочно, они там с ним быстро разберутся, – сквозь пелену бессмысленных образов пронеслось в моей голове.
Кто-то отвез меня в больницу. Много светящихся приборов вокруг, проводки, кабели, размеренно мерцающие дисплеи. Все почти так, как в моей комнате в доме моего детства под Замочково. Но зачем тут так много людей? Я весь в проводах. Что они все суетятся надо мной?
– Господин Либгут, господин Либгут! Вы слышите меня? – тормошит меня кто-то за плечо, – сейчас будет экстренная операция. Хирург скоро подъедет. Мы срочно вызвали его из отпуска.