Мое тело, натренированное такими регулярными налетами и внезапными набегами, как обычно, осталось спокойным снаружи. Но внутри, где-то в области живота, нагнеталось нечеловеческое напряжение между точками А и В электрической цепи натянутых до предела нервов, электрическое поле в 25 шагов между офисом, ставшим за долгие годы моим укрытием и спасением, и домом, превратившимся в душную клетку. Это было адское, нестерпимое напряжение, готовое разорваться миллиардами электронов, отнятых у атомов и стремящихся притянуть миллиарды других таких же электронов, выдрать их с корнем из моей накаленной до беспредела души. Мой внутренний вольтметр зашкаливал. Разность потенциалов была настолько очевидна, что предпринимать что-либо просто не имело ни малейшего физического смысла. Электрическое поле пришло в неистовое движение. Ни материал проводника, ни подключение нагрузки, ни температура больше не оказывали никакого влияния на это напряжение, ставшее запредельным.
– Доброе утро, Ада. Ты уже позавтракала? Что написано в письме? – спокойно спросил я.
Казалось, что мое внутреннее спокойствие вызвало у Ады еще больший приступ ярости.
– Там написано, что на тебя есть досье в Берне. И что каждому разрешено запросить и проверить личную информацию в досье. Ее многие годы собирали спецслужбы! Что ты там натворил, безголовый идиот? – голосила Ада.
Воздух судорожно сжался. Мое сердце подкосилось, защемленное компрессией. Силовое воздействие разрушительной энергии привело к уменьшению объема воздушного пространства, атмосферное давление подскочило, температура каждого нового слова повышалась. Ада, стоящая в рамке стеклянной входной двери офиса, внезапно сделала несколько шагов к моему столу, где я сидел с горой рабочих бумаг. Я спокойно привстал. Расстояние между нами резко начало сжиматься, стягиваться, скручиваться в упругую пружину. Маленькая хрупкая Ада собрала свои крепкие жилистые руки в кулачки. Я снова сел в кресло. Тектонические плиты, движимые высвобождаемой энергией ее тела, рвались наружу, на свободу. Я отложил в сторону ручку и в изнеможении опустил ладони на холодную и гладкую поверхность стола. Я видел, как Ада, словно в замедленной съемке, тягуче приближалась ко мне, ее мускулистые руки с маленькими стиснутыми кулачками взмахнули в воздухе, как крылья грозной хищной птицы, готовящейся взлететь. Теперь между нами была лишь пара шагов.
– Ада, я сделаю запрос и узнаю, что они там насобирали про меня в досье, – медленно, размеренно и твердо ответил я.
Внезапно пружина расслабляется, атмосфера разряжается. Ада бросает мне испепеляющий взгляд, силы которого могло бы хватить на вспышку света от электрического разряда грозы, и выбегает из офиса. Воздух стремительно разжимается, но молнии еще долго искрят в обесточенном пространстве. Я остаюсь на обед и ужин в офисе, глотаю холодный бутерброд, возвращаюсь домой лишь за полночь. В доме тихо.
…И снится мне, как будто я снова маленький, мне лет пять или шесть, и мы с мамой Труди и папой Куртом в Венеции. Весна. Апрель. Я кормлю итальянским хлебным мякишем бесстыжих священных голубей на площади Святого Марка. Потом мы плывем на длинной гондоле с ее вечным гондольером, получившим свою профессию в подарок по наследству и рассказывающим нам легенды этого прекрасного города, где сбываются все задуманные мечты. Мы медленно проплываем под мостом Риальто, мама и папа смотрят друг на друга и улыбаются. Наш гондольер рассказывает об алой розе, символе вечной любви в Венеции.
– Сегодня как раз 25 апреля! – удивленно щебечет мама, вопросительно глядя на папу.
– Да, сегодня в Венеции день влюбленных! – тараторит балагур-гондольер.
– Это мой маленький подарок для тебя! – Папа протягивает маме жестяную табличку «По средам закрыто». – Дорогая Гертруда, теперь мы сможем еще больше времени проводить вместе, бродить по холмам, путешествовать, ходить в горы.
– Милый Курт, это самый лучший подарок, который ты мне когда-либо дарил! – Мама улыбается, на глазах ее блестят слезы радости.
Я ничего не понимаю в этом разговоре и больше не слушаю их, а просто восхищенно разглядываю бесчисленные водные такси, яхты, прогулочные катера и теплоходы, ожидающие своих туристов. У меня настоящий теплоход! Папа купил мне в подарок игрушечный кораблик! Я гордо несу его перед собой, его огоньки горят, мерцают и отражаются в вечных венецианских каналах. Как только мы вернемся в Замочково, я сразу же испробую его в нашем ручье. Я верю, что теплоход обязательно поплывет!