Гертруда и Курт, прошу вас больше никогда не передавать Сабрине таких ужасных подарков, как в прошлый раз! Странная гитарка, что вы подарили, просто невыносима. Я ее возвращаю, если вам надо, играйте на ней сами. И еще: я больше не хочу видеть вас в своем доме! Ада
Письмо было четким, понятным, однозначным и не требовало ответа. Мой живот туго стянуло нервами, желудок скрутило в узел непрекращающимся спазмом. Это было начало конца моего мира. Это было крушение.
Я ошибся. Я не вернулся сейчас же из офиса домой, я не потребовал у Ады открытого разговора, я не остановил этот несущийся под откос поезд, в котором сидела моя семья.
Я ошибся.
От двери моего офиса до двери моего дома, где находилась Ада, всего 25 шагов. Я не нашел в себе сил пройти эти 25 шагов домой, чтобы немедленно разрешить ситуацию. Я проводил убитого горем отца, я продолжил разбирать деловые бумаги и счета, я закончил планировать установку антенны.
Я ошибся.
Нет, я даже не стукнул кулаком по столу за ужином. Я просто сам приготовил себе еды и зажевал свой нехитрый ужин прямо в офисе.
Эти 25 непройденных тогда шагов превратились в 25 лет непрекращающегося ни на день кромешного ада нашей совместной жизни. Я благодарен Аде за этот ад: она научила меня выживать на грани фола, осторожно ходить в собственном доме по лезвию ножа, проживая каждый день так, будто на карту поставлена вся жизнь.
Ада работала в детских яслях воспитательницей. Эта будничная история случилась в январе, через год после свадьбы, когда Сабрине еще не было и года. Малышка сидела в гостиной, на детском стульчике, неуклюже раскачивалась, хлопала в ладошки, что-то лепетала, тянулась к бутылочке с яблочным соком, но категорически отказывалась съесть хотя бы ложку кабачкового пюре, которым пыталась накормить ее Ада. И вдруг Ада со всего размаху ударила мою малышку по голове. Лучше бы она ударила меня! Голубые, как васильки, глаза Сабрины на секунду расширились от ужаса. Внутри меня что-то надорвалось, оборвалось, взорвалось, выстрелило.
Я ошибся.
Бежать! Бежать из дома прочь! Мне хотелось схватить рыдающую Сабрину, вызволить ее из этого ада и бежать. Но бежать было некуда. Вокруг Замочково распластались безбрежные, заледенелые от лютой стужи поля и луга; январская изморозь жестоко накрыла жухлые останки прошлогодней травы. Этот колючий холод захватил в двадцатипятилетний плен и мою душу.
Прошло много таких холодных, беспросветных лет моего брака. 1991 год принес еще одно потрясение. Холодным зимним утром к моему офису, ставшему к тому времени достаточно известным в нашем регионе, подъехала мама, чтобы передать письмо из Берна.
– Мартин, сынок, извини, что я без предупреждения, но это, кажется, срочно! Смотри, что они тут тебе из Берна пишут! На старый адрес прислали, вот я тебе письмо и привезла. Извини, не удержалась, распечатала, прочитала. Кто бы мог подумать, что тут, в Швейцарии, может случиться такое? Помнишь, в позапрошлом ноябре была публикация доклада Парламентской комиссии по расследованиям об отмывании денег? Все газеты, теле- и радиоканалы только и говорили о скандале с найденными досье швейцарских спецслужб, – взволнованно трепетал ее голос.
– Да, помню, мама, – спокойно ответил я.
– Помнишь, Мартин, была еще в позапрошлом ноябре публикация доклада Парламентской комиссии по расследованиям о телефонном разговоре между министром юстиции Элизабет Копп и ее мужем? Она тогда еще предупредила мужа о начале расследования об отмывании денег и посоветовала ему выйти из совета директоров подозреваемой компании? – продолжал трепетать голос мамы.
– Да, конечно, мама, – я совсем не понимал, какое отношение это все может иметь ко мне.
– Этот телефонный разговор в конечном итоге привел к отставке первой женщины – федерального советника! Помнишь? А потом этой Парламентской комиссии было поручено провести и общее расследование по всему департаменту в целом, а потом и Генеральной прокуратуры, и Федеральной полиции? И они случайно обнаружили огромную коллекцию досье и карточки в алфавитном порядке, помнишь? Ты помнишь, Мартин? – встревоженно щебетала мама.
Я был занят рабочими вопросами, и слова мамы воспринимал очень поверхностно. Да и какое мне дело до политических событий, когда тут в семье каждый день… Кроме того, в голове у меня притаилась и раскручивалась одна шальная идея: а что если попробовать установить эту спутниковую антенну на грузовую.
– Мартин, более 900 тысяч человек в Швейцарии были под постоянным наблюдением.
– Хорошо, мама, спасибо тебе за письмо, я обязательно прочитаю его, только позже, хорошо? Положи его, пожалуйста, в наш почтовый ящик. Давай я приеду к тебе сегодня после обеда на кофе, договорились?
А через полчаса маленькая хрупкая Ада огнедышащим вулканом ворвалась в мой офис, втиснув в комнату безграничное напряжение сталкивающихся тектонических плит ее жилистого, крепко сбитого тела – его как будто приводили в движение теплогравитационные течения мантии земли. Это бесцеремонное вторжение в плотный график моего рабочего дня, превратившееся уже в устоявшуюся традицию в нашей совместной жизни, не предвещало ничего хорошего.
– Ну, смотри, что тут тебе пришло из Берна! На, читай! Куда ты вляпался опять, тупой баран?