Она открыла глаза и посмотрела на меня с такой усталостью, что у меня появилось ощущение, будто она стояла перед пропастью, готовая в любой момент упасть.
– Я болею, – прошептала она. Ее слова резанули по моему сознанию, как острый нож. Это не было просто плохим самочувствием или чем-то временным. В ее голосе звучало что-то глубокое, словно она тащила на своих плечах непосильный груз.
– Это что-то серьезное? У тебя какая-то неизлечимая болезнь? – я практически задохнулась от собственного вопроса. Внутри все сжалось, а руки начали дрожать.
– Угадала, – выдавила она, и на ее лице появилась горькая усмешка. Это была не усмешка человека, который любит шутить над другими. Это была усмешка человека, привыкшего смеяться над своей собственной болью.
Я замерла, не зная, что сказать. Мир вокруг меня рухнул. Лана, та, кого я видела сильной, хладнокровной и независимой, была смертельно больна. Как я могла этого не заметить раньше? Почему я никогда не задавалась вопросом, что скрывается за ее ледяной маской?
– Я могу чем-то помочь? – спросила я, не зная, что еще сказать.
– Помочь? Ты? Издеваешься? – Голос Ланы дрогнул, а лицо моментально стало серьезным. – Чем ты можешь мне помочь?
– Не знаю… – я опустила глаза.
– Тогда не надо лезть со своей помощью, когда тебя не просят! – ее голос был наполнен горечью. – Доступно объясняю или тебе более детально все по полочкам разложить? – Лана усмехнулась, но в ее глазах не было веселья. Там была только боль.
– Понятно… – пробормотала я, а потом посмотрела на нее. – Лана… Ты… зависишь от обезболивающих, но это из-за болезни, которую нельзя излечить? – мои слова прозвучали осторожно, но я чувствовала, что была близка к истине.
Лана молчала. Ее лицо менялось на глазах, как будто маска, которую она носила все это время, трескалась, и за ней проступала ее настоящая боль. В глазах, обычно холодных и отстраненных, вспыхнуло отчаяние, которое она так долго прятала от всего мира. Она была словно оголенным нервом, и я внезапно осознала, насколько тяжело ей это все признавать.
– А что говорят врачи? – спросила я, не в силах подавить тревогу, которая накатывала волной.
Лана, насмешливо дернув уголком губ, не ответила сразу. Ее молчание было таким красноречивым, что мне не нужно было больше слов. Ответ был очевиден. Она не ходила к врачам.
– Ты серьезно? – я едва не закричала, чувствуя, как внутри все переворачивается. – Ты пьешь таблетки без назначения врача и не лечишься при этом? А если это что-то серьезное?
Лана бросила на меня усталый, чуть ли не презрительный взгляд, как будто мои слова были для нее чем-то наивным.
– Что врачи? – сухо произнесла она, усмехнувшись. – Думаешь, они мне помогут? У них для всех одна панацея – больше лекарств, больше анализов, химиотерапия, а в итоге что? Я знаю, что со мной. И никто не сможет это исправить.
Я смотрела на нее, пораженная ее упрямством. Она буквально рушила свое здоровье, игнорируя реальную возможность помощи. Но что могло заставить ее так поступать? Страх? Или смирение перед неизбежным?
– Лана, – голос сорвался, и я не могла удержать гнев, который поднялся от ее слов. – Ты не можешь просто продолжать пить обезболивающие, как будто это решит все твои проблемы! Ты должна хотя бы попытаться. Вдруг это еще можно вылечить? Вдруг не все потеряно?
Ее лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление.
– Лана, ты сумасшедшая! – сказала я видя, что с ней бесполезно спорить.
– И что теперь? Ты побежишь рассказывать Лазареву? Думаешь, это даст тебе контроль надо мной? – она подошла ближе, ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствовала ее дыхание на своей коже.
– Нет, – я покачала головой, стараясь сохранять спокойствие. – Это твое дело. Твой выбор. – Я старалась говорить как можно мягче, хотя внутри меня все сжималось от страха и жалости.
Ее пальцы медленно разжались, и она отпустила меня. Она тяжело опустилась на пол, привалившись к стене, как будто больше не могла держаться на ногах. Я посмотрела на нее и поняла – Лана была сломлена.
– Думаешь, я этого хочу? – ее голос дрожал от эмоций. – Каждый день – это борьба, и боль становится только хуже. Эти таблетки – единственное, что держит меня на плаву. Без них я просто сдохну, – она закрыла глаза, словно пытаясь отгородиться от всего мира.
Я стояла рядом, не зная, что сказать. Внутри меня все переворачивалось. Лана, та, которую я считала ледяной и бесчувственной, на самом деле была человеком, разрушающимся от боли, отчаяния и страха. Она не была той безупречной девушкой, которой я ее видела. Все это было лишь фасадом, за которым скрывалась настоящая трагедия.
– Лана… ты должна поговорить с врачом. Тебе нужно больше, чем просто таблетки, – я попыталась предложить ей помощь, хотя знала, что она не примет ее.
Лана долго молчала, прежде чем наконец ответила.
– Не лезь в это, – ее голос снова стал холодным. – Мне не нужна жалость. Никто не будет решать за меня, – ее взгляд снова стал острым, но я видела, что внутри нее все горит.
Я понимала, что больше ничего не могу сказать. Я увидела Лану настоящей, но понимала, что она никогда не позволит мне приблизиться к ее боли. Это был ее бой, и она должна была справиться с ним сама.
Я смотрела на Лану, видя, как она страдает, и не знала, чем могу помочь. Она тяжело дышала, ее лицо кривилось от боли, словно каждая секунда существования была невыносимой.
– Я сдохну от этой боли, если не выпью что-то обезболивающее, – Лана говорила едва слышно, ее голос был пропитан усталостью и отчаянием.
Я метнулась к себе и порылась в аптечке, найдя там несколько упаковок обычных таблеток от головной боли. Предложила их, но она покачала головой, с болезненной усмешкой.
– Это все – мертвому припарка. Мне нужно что-то серьезное. Что-то настолько сильное, что используют при операциях или ранениях. Боли просто нереальные.
– А врачи? – я не могла сдержать тревогу. – Почему ты не обращаешься к врачам?
– Ты думаешь, я не знаю, что они скажут? – Лана закусила губу, ее глаза сверкнули злостью. – Они не могут помочь. Мне никто не может помочь. Я умираю, Даша, это ты можешь понять? Я не знаю, сколько мне осталось, но я хочу остаток жизни прожить нормально, а не под капельницей!
Я замолкла на несколько секунд, пытаясь сообразить, что можно сделать. И вдруг меня осенило:
– Я знаю, что тебе поможет.
– Неужели подорожник на одно место? – Лана кривовато ухмыльнулась, скептически прищурив глаза.
– Нет, не подорожник. Висариум. Он точно облегчит твою боль. Обезболивает пусть не так сильно, как ты хочешь, но зато спать будешь как младенец. Просто у него такой эффект, даже если тебя резать будут, ты не проснешься!
Лана смотрела на меня, словно сомневаясь, стоит ли вообще меня слушать.
– И откуда такие глубокие познания? – в ее голосе сквозил нескрываемый сарказм.
– В дурке просветили, – я пожала плечами, чувствуя, как внутри все напрягается от ее недоверия. – И мне прописали его для сна. От кошмаров… Артур мне каждый день выдает по одной…
– Дай угадаю. Мы сейчас пойдем к Артуру и попросим его поделиться, – она усмехнулась, ее лицо на мгновение утратило ту злую маску боли.
– Не надо к Артуру. У меня есть немного, – призналась я неохотно, чувствуя неловкость. – Правда, они уже немного поюзанные и не совсем чистые. Я раньше обсасывала их, чтобы снять тревогу.
Лана посмотрела на меня прищурившись сквозь густые ресницы, и я заметила, как ее скептицизм отступил на миг. Потом она махнула рукой.
– Черт с ним. Давай! – ее голос прозвучал устало, как будто уже не осталось сил спорить.
Лана медленно встала, кивнула и выжидательно посмотрела на меня, давая понять, что готова идти в спальню за таблетками. Я чувствовала себя ужасно виноватой, зная, что то, что найду, вряд ли поможет ей так, как она надеется. Мы молча зашли в мою комнату. Я подошла к подоконнику, где стоял горшок с давно засохшими цветами, и на секунду замерла, собираясь с мыслями.
– Вот, – пробормотала я, вытаскивая горшок и ставя его перед собой. Лана молча следила за каждым моим движением, и я буквально ощущала ее взгляд спиной.
Наклонившись, я осторожно начала выковыривать землю, где прятала таблетки. Но когда мои пальцы наконец нащупали то, что искали, я достала из земли влажную, скользкую массу, которая никак не напоминала лекарство. Сердце ухнуло вниз – таблетки давно успели размякнуть и превратиться в мерзкое месиво, смешавшееся с землей.