Салфетки исчезали с пугающей скоростью. Глядя на это, я вспомнила о старых домашних методах и решила поделиться.
– Знаешь, моя бабушка всегда заставляла меня закапывать нос луком. Жуткая штука, но действенная.
Лана остановилась, бросив на меня полный недовольства взгляд.
– Лук? – она фыркнула, еле сдерживая раздражение. – Серьезно? Можешь засунуть свои бабушкины советы куда подальше.
Я тихо рассмеялась, стараясь не обращать внимания на ее грубость.
К вечеру Лане стало хуже. Она отказалась от ужина, снова ограничившись только чашкой горячего кофе. Ее тело содрогалось от непрекращающихся чиханий.
– Может, Артура попрошу? Он за лекарствами сгоняет, – предложила я, глядя, как Лана пытается справиться с простудой.
– Да пила я уже все, что можно, – буркнула она, еле сдерживая раздражение. – Скоро полегчает.
– Может, ноги попаришь? – осторожно продолжила я, не желая ее раздражать.
Лана подняла на меня усталый, раздраженный взгляд.
– Ты что, из бабкиных рецептов не вылезешь, а? – огрызнулась она, вытирая очередную салфетку о свой нос. – Иди куда-нибудь, пока сама не заразилась, врачиха недоделанная.
Ночью я тихо пробралась к ней в спальню. Вдруг у Ланы жар, а помочь некому. Наклонилась над ней, хотела прикоснуться ко лбу рукой, но увидела, что она не спит. Лана скрутилась на кровати, укутываясь в одеяло, дрожа всем телом. Я не решилась дотронуться – страх что-то испортить был сильнее. Сходила к себе за одеялом и осторожно накрыла ее.
– Что не спишь? – шепотом спросила я, пытаясь не тревожить ее еще больше.
– Не спится, – ответила Лана так же тихо, но ее голос был полон усталости и раздражения.
– Хочешь, чтобы я что-то сделала? – предложила с готовностью, надеясь помочь хоть как-то.
Она долго не отвечала, а потом, чуть повернув голову, прошептала:
– Сделай доброе дело… Свали отсюда. Не заслоняй мне тут солнце, ладно?
– Какое еще солнце, ночь же. – пробормотала я.
– Просто свали уже!
Эти слова, холодные и отталкивающие, больно ударили по сердцу. Я молча кивнула, проглотив обиду, и ушла к себе, чувствуя, как тяжесть на душе только усилилась.
Утром Лана снова сидела на кухне, потягивая свой любимый крепкий кофе. После отъезда Наташи Артур здесь больше не появлялся, и мне это казалось странным. Жаль, Артур мог бы вправить Лане мозги и заставить ее нормально лечиться.
– Поешь. Я сделала бутерброды, – предложила я, надеясь хоть как-то помочь.
– Не хочу, – пробурчала она, отводя взгляд.
После очередного глотка кофе Лана вдруг резко прикрыла рот рукавом, как будто сдерживала рвотный позыв, и пулей вылетела из-за стола. Дверь туалета она не прикрыла, и я стояла рядом, слыша, как ее мучит рвота.
Внутри меня закралось странное подозрение: "А вдруг она беременна?"
Скоро шум воды в раковине дал понять, что Лана прополоскала рот и умылась.
Выходя из туалета, Лана криво, почти вымученно улыбнулась, прежде чем медленно направиться к себе. Весь день она курсировала из комнаты в уборную, и я слышала ее тяжелые шаги даже через стены своей спальни. Наконец, не выдержав напряжения, я решила выйти. Как раз вовремя. Лана, согнувшись пополам и держась за живот, снова скрылась за дверью туалета. Щелчка замка не последовало – ей явно было не до того.
Я осторожно приоткрыла дверь. Лана сидела на унитазе, бессильно откинувшись спиной к холодной стене. Вид у нее был жалкий: волосы слиплись от пота, и на лбу блестела испарина. Лицо исказилось в мучительной судороге, как будто каждая мышца сжалась от боли. Ее руки дрожали, судорожно сжимая рулон туалетной бумаги, будто это было последнее, за что она могла ухватиться.
– Какого ты сюда приперлась? – даже ее голос звучал слабо, как будто она потеряла последние силы.
Я колебалась, прежде чем заговорить, но ее состояние заставило меня отбросить все сомнения.
– Я… я хотела сказать, может, скорую вызвать? У тебя, наверное, кишечная инфекция. Это очень серьезно, Лана.
Она посмотрела на меня через полуприкрытые глаза, едва удерживаясь от того, чтобы снова согнуться пополам от боли. Ее дыхание было прерывистым, резким. На мгновение я подумала, что она действительно согласится, но вместо этого ее лицо исказилось от раздражения.
– Задолбала ты своей заботой! – процедила она, не сдерживаясь, и с силой бросила в меня рулоном туалетной бумаги, попав прямо в грудь. – Сдрыстни на хрен!
От удара я отшатнулась назад, чувствуя, как гулко колотится сердце.
Я попятилась, не сводя с нее глаз, и, выскользнув из туалета, плотно прикрыла за собой дверь. Едва она захлопнулась, я услышала приглушенные ругательства Ланы, перемежаемые с болезненными стонами. Ну и пусть. Будет умирать – пусть хоть оборется, не подойду. Я стояла в коридоре, прислушиваясь к ее жалким звукам, и одновременно чувствовала как злость и беспомощность поднимаются во мне волной.
«Пусть сама разбирается», – твердило мне упрямое внутреннее «я», но в глубине души это было всего лишь защитой от той боли, что она мне нанесла.
Вечером я все-таки решила проверить, что с Ланой. Она не спустилась на ужин. Может, опять чувствует себя плохо, или… кто знает. Дверь в ее комнату была приоткрыта, и я увидела, как Лана металась по комнате, расхаживая взад-вперед. В ее руках был телефон, и она говорила на повышенных тонах. Я остановилась на пороге, не желая подслушивать, но ее слова доносились до меня четко.
– Куда ты пропал, чтоб тебя! Три дня не могу до тебя дозвониться! – голос Ланы дрожал от ярости. – Я не могу больше терпеть. Мне нужны эти чертовы таблетки. Нет, это не может ждать!
Я сжала пальцы, не зная, что делать. Лана казалась словно чужой, раненый зверь, загнанный в угол. Ее лицо, обычно спокойное и холодное, исказилось от боли и отчаяния. Я слышала ее дыхание, прерывистое, словно каждый вдох давался ей с огромным усилием.
– Да у меня совсем нет денег, представляешь? – ее голос дрожал, как если бы она боролась со слезами, но не давала им выйти наружу. – Все трачу на эту дрянь!
Она остановилась посреди комнаты, сжала руку в кулак, и я увидела, как ее плечи задрожали от напряжения. На мгновение мне показалось, что она сейчас разрыдается, но нет, Лана была слишком сильной для этого. Она не позволяла себе слабости.
– Ты должен помочь, не подводи меня сейчас, – в ее голосе звучала такая боль, что мне стало не по себе. Я словно подсматривала за чем-то, чего не должна была видеть, открывая то, что никогда не должна была знать.
Я ощущала, как у меня пересохло в горле, и в тот момент мои собственные страхи и сомнения показались ничтожными. Я всегда видела Лану сильной и холодной, но вот она, передо мной, практически разрушенная.
– Завтра? – она зажала телефон сильнее, как будто тот мог дать ей облегчение. – Я не протяну до завтра, – ее голос сорвался, и я почувствовала, как у меня сжалось сердце.
Лана резко отключила телефон, шумно выдохнула и, наконец, обратила на меня внимание. Ее взгляд был тяжелым и острым, как нож. В два шага она оказалась передо мной и вжала меня в стену.
– Ты давно тут стоишь? – ее голос был холоден, но я чувствовала скрытую за ним ярость.
Я не знала, что сказать, и это привело ее в еще большее бешенство. Ее пальцы вцепились в мою толстовку, натягивая ворот так, что мне стало трудно дышать.
– Ну и что ты слышала? – Лана смотрела на меня так, будто готова была разорвать меня на части. Ее глаза, обычно спокойные, сейчас блестели от страха и боли. Страх был новым для нее, я это видела.
В этот момент я осознала, что у меня в руках был ее секрет. Секрет, который делал ее уязвимой. Она больше не была тем холодным и недоступным человеком, каким я ее видела все эти дни. Она страдала. И ее страдания были реальными.
– У тебя не простуда, и не кишечная инфекция, и ты не беременна… – мои слова прозвучали слабее, чем я хотела, но они были правдой. – Ты зависима от каких-то сильных лекарств?
– Какая проницательная девочка! – воскликнула Лана довольно злобно. – И что, я должна перед тобой отчитываться что ли? Тебе-то какое дело, от чего я зависима? Чего ты лезешь не в свое дело?
– Я… Просто я… хотела помочь… – еле слышно пробормотала я.
– Чем мне может помочь полоумная девчонка? – почти с отчаянием сказала Лана.
Ее пальцы ослабли, но Лана все еще держала меня, как будто я могла исчезнуть, если она отпустит. В ее взгляде появилось что-то отчаянное, словно на грани срыва. В этот момент я решилась задать вопрос, который крутился в голове с тех пор, как я увидела ее в таком состоянии.
– Что ты употребляешь, Лана? – голос сорвался, и я почувствовала, как внутри все напряглось в ожидании ответа.
Она тяжело вздохнула, убирая с лица прядь потных волос. В ее глазах сверкнула усталость, но в то же время на мгновение проскользнуло нечто похожее на желание все бросить и рассказать правду. Лана закрыла глаза и сдавленно ответила:
– Обезболивающее… очень сильное. Мне нужно что-то, что заглушает боль.
Я моргнула, не веря своим ушам. Это было не просто лекарство от головной боли. Боль должна быть настолько сильной, что обычные средства не справлялись. Но зачем ей это?
– Зачем ты пьешь такие сильные обезболивающие? – задала я вопрос, который отчетливо обозначился в моей голове.