Поскольку лучшими пулемётчиками в этом мире являлись я, Данилыч и Трофим, то вот именно нам и выпало перемещаться на телеге. Так сказать, на тачанке. Понятное дело, телега, будь она хоть пятьдесят раз тачанкой, ростовчанкой, нашей красой и гордостью… да хоть чем, на полном ходу ей ни за что не догнать всадников.
Мы и не догнали. Мы вообще приехали к шапочному разбору. Основную массу бандюков парни покрошили из двустволок, а особо смышлёных, тех, которые смекнули, что надо валить со всех ног, когда поголовье их войска стало стремительно уменьшаться, тех Горшенев с Бабкиным перебили. Перещёлкали как в тире. Даже на самом быстром скакуне не уйти от трёхлинейной пули, пущенной из винтовки Драгунова, да ещё и умелой рукой.
Я боялся, что в горячке боя мне ни одного языка не оставят, но обошлось. Даже, можно сказать, повезло: пару рядовых бойцов живыми взяли и главшпана ихнего, того вообще всего-то и делов что легкораненым. Потом, правда, почти сразу пришлось его от сержанта Федулина спасать. Чуть не зарубил нашего пленного сержант. Нет, его, конечно, по-человечески можно понять, но именно этот курбаши нужен мне был живым, и даже здоровым, насколько это возможно при его ранении.
Сметанин тоже сначала наотрез отказался лечить нашего пленника. В итоге пришлось оставить главаря кочевников под охраной Русанова и Трофима, а самому отвести всех жаждущих его крови подальше, ибо чудилось мне, будто крендель этот по-русски очень даже неплохо просекает, хотя и не признаётся.
А между тем в моём плане ему отводилась ужасно важная и жутко ответственная роль. Планом этим с остальными я поделился лишь отчасти. Не сразу, но в итоге согласились с ним все. Федулин даже предложил, чтобы я ему картинно по морде съездил для большей натуральности. Так мы потом и сделали.
Часть наших бойцов изображали моих «сторонников», готовых выполнить любой мой приказ. Другая часть, в которую входили сержант Федулин и подпоручик Сметанин, изображала народных мстителей, желавших скорого суда над предводителем бандитов. Собственно, по этой причине я их и «отослал» обратно в острог. Отбитую у степняков скотину отправили туда же, но по-настоящему.
Сопровождать стадо я поручил Митрофану, приказав предварительно пристрелить раненых лошадей степняков. Нефиг животине мучиться. Оспаривать приказ бойцы не стали, и, кстати, раненых кочевников добили с бо́льшим энтузиазмом, чем их же скакунов.
Перед отъездом «отосланных», Сметанин подлатал нашего главного пленного, не забыв при этом пожелать тому поскорее сдохнуть, нисколечко не покривив душой. А Федулин снова «попытался» его прибить. Получил от меня заранее обговоренную оплеуху и отбыл вместе с остальными «десидентами».
Когда в нашем импровизированном лагере осталось восемь бойцов вместе со мной, я решил, что пора уже поговорить с пленником.
– Ну, что, Шайтан ока, понимаешь по-русски?
– Барлас-бей мало-мало понимай урус.
– Ага! А кто такой этот Барлас-бей?
– Моя Барлас-бей!
– Ага! И ты понимай урус, но мало-мало? А есть кто-нибудь, кто много-много урус понимай? – поинтересовался я.
– Ердос много понимай.
– Так, и где этот Едрос? Кирдык?
– Ердос не кирдык! Вона она Ердос, – и Барлас-бей показал в сторону парочки выживших бандюков.
– Трофим! – крикнул я. – Ну-ка, выясни, кто там у них по-русски балакает, и сюда его!
Долго ждать не пришлось, степняк со смешным именем Ердос был доставлен пред светлы очи поручика Кукушкина.
– По-нашему понимаешь? – на всякий случай уточнил я.
– Мало-мало понимай, – закивал тот.
– Мало-мало – это плохо, надо много-много. Много-много понимаешь?
– Много-много понимай, – снова согласился Ердос.
– Ну, тогда переводи.
Начался экспресс-допрос в полевых условиях. По результатам оказалось, как я и предполагал, что попавший к нам в руки Барлас-бей у себя там какая-то шишка, если не врёт, конечно. Нет, я, понятное дело, не рассчитывал пленить шейха, принца или кого-то их уровня. Мне нужен был именно такой вот незадачливый полевой командир, по возможности слегка родовитый. С тем, чтобы за него можно просить выкуп.
Даже думать нечего, что за этого засранца мне кто-нибудь золотишка полной мерой отсыплет, ну да, авось я в нём не ошибся.
Я как мог, старался изобразить себя алчным типом, который хоть и объясняет выкуп необходимостью пополнения казны, но сам едва ли туда хотя бы половину отдаст. Собственно говоря, отсылание большей части отряда производилось с целью укрепить нашего «гостя» именно в этой мысли.
Судя по клятвенным заверениям, что золото через два раза по два дня будет здесь, клюнул наш Барласбейчик. Я предложил ему написать письмо, но тот начал убеждать меня, что и на словах там все всё поймут правильно. Хорошо бы.
Барлас-бей настоял, чтобы за выкупом поехал второй оставшийся в живых бандюган. Типа этот и как наездник получше будет, да и ему самому тут переводчик понадобится. Понятное дело, Барлас-бей давал своему бойцу наставления на ихнем родном языке. Я иногда переспрашивал у Ердоса, про что говорят, тот смущаясь, отвечал, что Барлас-бей очень просит передать всем родственникам, чтобы те не волновались за него, а скорее золото на выкуп собирали. Ну-ну.
Посланца посадили на коня и отпустили.
Барлас-бей несказанно удивился тому факту, что развязывать его никто не собирался, а спустя два часа, он и вовсе загрустил. Ну, ещё бы! Вернулся его заклятый друг – сержант Федулин. Само собой не один, а вместе с теми, с кем вроде бы должен был сейчас направляться в острог.
Те из наших бойцов, кого я не посвятил в свой план, пребывали в лёгкой озадаченности, но не долго. Я приказал перебазироваться. Примерно в версте от нашего текущего местоположения я углядел небольшой курган. Вот на нём мы и расположимся. И то сказать, нам тут ещё дней пять куковать, а перебитые кони и люди скоро начнут нехило так пованивать.
Хорошо, что мы зашли на земли не слишком плодородные. Селения уже не встречаются, лишних людей не будет. Одно слово – степь.
Напрягать своих бойцов захоронением убитых бандитов я не собирался. Степь, она большая, места в ней много, а вид горы трупов кочевников, пришедших в наши земли убивать и грабить, может остудить чьи-то шальные головы. Надежда, конечно, слабенькая. Ну, а вдруг?
Переживать из-за того, что подмога, вызванная «хитроумным» Барлас-беем может нас не найти, не имело никакого смысла. Во-первых, здесь в степи всё как на ладони, и верста влево, верста вправо никакой роли не сыграют, а во-вторых, они наверняка будут искать нас изо всех сил. Очень удивлюсь, если эти ребятишки не захотят поквитаться с русскими солдатами. Тем более, что значительная часть этого и без того небольшого отряда уже отослана жадным, но недалёким мною в острог и прийти на помощь не сможет.
Да если бы и смогла? Полевой командир Барлас-бей наверняка предупредил в своём послании о наличии у нас хитрых и очень опасных ружей, так что освобождать его припрётся сотни полторы отъявленных головорезов.
Каковы наши шансы устоять против них в чистом поле?
С двумя десятками двустволок и пятью пулемётами?
Вы бы сами на кого поставили?
Ну, а если, паче чаянья выкуп действительно привезут, то тогда придётся применить план Б.
Потянулись долгие дни ожидания. Отважный степной батыр Барлас-бей коротал их с кляпом во рту. Ну, и связанный, конечно. Поначалу он пробовал возмущаться и грозил разными карами на головы неверных шайтанов, но получив с десяток увесистых пинков и затычку в рот, поутих. Раз в день его развязывали и под конвоем отводили метров на семьдесят от кургана. Там ему разрешали оправиться и вытряхнуть из штанов накопившееся дерьмо.
Процедура не особо приятная для конвоиров, поэтому подобная честь выпадала бойцам за нерадивость. Да. Дисциплина у меня в отряде ещё не такая железная, как хотелось бы, но я работаю над этим.
И вот, наконец, день «Ч» настал: разведка донесла о приближающейся к нам «орде» приблизительно из сотни всадников.
Всего-то?
Я, признаться, в глубине души рассчитывал, что на выручку Барласбейке придёт отряд в двести бойцов. Ну, хотя бы полтораста, что ли… Ну, ладно, что выросло, то выросло. Будем работать с тем, что имеем.
Основным силам своего отряда я приказал укрыться за курганом. Не надо раньше времени пугать долгожданных гостей, а то ещё, чего доброго, повернут назад, не доехав.
Главного героя дня, наоборот, развязали и поставили на всеобщее обозрение на вершине кургана. Его поручили заботам Федулина. Не завидую я сейчас сержанту: от курбаши разит как от выгребной ямы. Но самому Федулину я предложил сделку, от которой он не смог отказаться, поэтому и терпит он эту вонищу.
Нас заметили. Ждём.
Я стою наверху. У моих ног на земле примостился пулемёт с коробом на двести патронов. Такой же у Данилыча. Старшина стоит у меня за спиной. Открывать огонь он должен только по моей команде. Справа Трофим, свой ПэКа он держит в руках. Хотя короб у него всего на сотню патроном, но вот сам пулемёт поувесистей будет. Слева – Горшенев и Бабкин с оптикой. У них своя задача: они должны выявить и спешить вожака этого войска. А лучше ещё и ногу ему прострелить, чтобы упал и под шальную пулю не угодил, он мне живой нужен.
Сметанин тоже здесь с нами. У него АКаэС. Он будет стрелять, только если другого выхода не останется. Это у него задача такая. Типа последний резерв. На самом деле не последний, конечно…
Остальная часть отряда скрыта от глаз приближающихся кочевников. Левым флангом командует Русанов, правым – Ситный. У Русанова есть Харитон, а у Ситного – Тит, этим двоим сегодня выпала честь пострелять из эРПэКа. По одному диску должно хватить, глядишь, и стволы не перегреются, а то ведь ребятки в горячке боя весь бубен одной очередью выпустить могут.
Примерно в километре степняки, не снижая скорости, развернули строй. Всё, теперь никаких сомнений для чего они тут не осталось. Я достал телефон, включил камеру на запись и сунул в нагрудный карман. Пусть господин полковник самолично увидит, для чего нужны и что могут в реальном бою пулемёты Калашникова.
Семьсот метров.
– К бою! – кричу я и хватаю пулемёт.
С обеих сторон холма выбегают и встают цепью драгуны. Барлас-бей начинает что-то кричать и махать руками. Вряд ли он советует соплеменникам спасаться, потому что те переходят на самый быстрый галоп.
Пятьсот метров. Четыреста…
– Снайперы!
Им ещё далеко, но Горшенев уже стреляет. Лошадь под одним из всадником падает, сам же наездник на полном ходу вылетает из седла. Вот он, гавшпан!
Всё! Пора!
– Пулемёты! Огонь!
Первой очередью попадаю только я, но это не беда: расстояние быстро сокращается, сейчас и остальные внесут свой вклад.
Я даю веером длинную очередь, Трофим тоже. А вот уже и Корягин с Пеньковым принимают участие в общем празднике жизни.
От врагов остаётся меньше половины. Мы стреляем по лошадям, это сразу уменьшает количество атакующих, а спешенные всадники от нас всё равно никуда не денутся. Некуда им тут от нас деваться: степь, в ней не спрячешься.
Трофим опускает свой пулемёт. Лента кончилась. Смолкает и пулемёт Корягина, наверное, тоже пустой. Конники поворачивают в его сторону, угрожая обойти нас справа. Я, признаться, не сильно надеялся на то, что степные воины при первых же очередях дадут дёру, но и особого героизма от них не ожидал. А сейчас…
– Огонь! – кричит Ситный, и залп из двух десятков стволов останавливает попытку флангового охвата. Сметанин тоже стреляет. Без команды. Я ему потом вставлю!
Кто-то из степняков начинает командовать, но Бабкин это моментально пресекает. Кочевники, которых уже едва ли с четверть осталась, разворачиваются и пытаются свалить. А вот хрен вам! У нас тут ещё один пулемёт припасён.
– Данилыч! Давай! Вали шахидов!
Всадники удаляются, но дальнобойности пока хватает и у Прокопова, и у Бабкина с Горшеневым. Убегающих всё меньше и меньше. Лошадь – мишень хоть и подвижная, но крупная. А выжившими всадниками сейчас займутся:
– Русанов! Догнать!
– По коням! – кричит сержант, и вот уже за пытающимися спастись бегством отправляется дюжина хорошо вооружённых и очень злых драгунов.
– Горшенев! Бабкин! Вожака мне сюда! – ору я.
Единственный, кто сегодня не принял участия в бою, это Федулин. У его ног скуля, валяется некогда грозный воин – Барлас-бей. Если командир только что перебитого отряда выжил, то сержанту сейчас выпадет возможность выплеснуть свою ярость. Нет, не на него, для выплёскивания ярости будет использован командир предыдущего отряда.
Я оглядываю поле боя. А недобитков-то, оказывается, хватает!
– Ситный! Давай этих всех сюда! Кто тяжёло ранен, того в расход!
Я ещё с этими сволочами возиться буду? Да вот хрен! В расход!
Заснимем для товарища полковника пленных, а потом телефон выключим. Ни к чему высокому начальству смотреть на то, что будет после.
Вот Бабкин с Горшеневым волокут ко мне богато одетого кочевника. Похоже, не ошиблись – он командовал.
– По-русски понимаешь? – первым делом поинтересовался у пленника я.
– Моя русский понимай.
– Хорошо. Кто ты такой? – спросил я, не выпуская из рук пулемёта.
– Моя есть Ёгерёк Джирон ага.
– Ух ты! Тот самый Ёгерёк Джейран, которого столько лет никак поймать не могли?
– Твоя не поймай Ёгерёк Джирон. Твои шайтаны ранил Ёгерёк ага.
– Ну да! Ты ещё скажи, что так не честно.
– Твоя трус, сам не биться, твоя солдат посылай биться.
– А твоя прямо герой! Кто с безоружными воевал? Скажешь не ты?
– Они плохой воин быть. Моя победил они.
Так себе риторика.
– Слышь ты, Быстрый Олень, это ты командовал отрядом?
– Ёгерёк Джирон ага – балшой человек. Ёгерёк Джирон хан к себе приглашай, хан много воин под рука давай. Ёгерёк Джирон – балшой камандыр.
– Понятно. Сколько у тебя, большой командир, воинов было?
– Сто. Ещё три десяток.
Помнится мне, Спиридоныч сказывал, что у этого Быстрого Оленя и до службы хану своя банда не меньше была. Что изменилось?
– Сто тридцать, стало быть. Не мало? Нет?
– Зачем мало? Много воин. Ёгерёк – балшой камандыр.
– Ну, как же много? Видишь, победили мы вас, а тебя даже в плен взяли.
Я почесал подбородок:
– Но нас всё-таки больше. Две дюжины драгунов намного больше, чем сотня глупых и жадных бандитов. Вот мы и победили.
– Моя не понимай, где твой воины?
– Как где? Все здесь. Ты же их видел.
– Моя видел мало-мало воин. Другой воин где?
– В остроге. Скоро поглядишь.
– Моя не над острог! – зуб даю: испугался балшой камандыр. – Моя выкуп давай! Моя много золото давай!
Что ж, начинается самое интересное.
– Значит, говоришь, много золота дашь? Ну-ну! – я повернулся назад. – Федулин, а давай-ка нам сюда твоего друга.
Сержант схватил Барласбейку за шиворот и, притащив к нам, бросил мне под ноги. Грозный воин мелко дрожал, тихо скуля.
– Вот смотри, Быстрый Олень, вот это чмо тоже мне за себя выкуп обещало, – я кивнул на валяющегося в пыли и воняющего сильнее обычного Барлас-бея. – Ты, кстати, привёз его? Выкуп-то?
Ёгерёк ага молчал.
– Если привёз – так и скажи, а то, может, мы зря твою банду перестреляли?
– Твоя плохо сказать, – подал голос Резвый Сайгак. – Банда нет! Мой воин – отряд!
Я поморщился:
– Да плевать! Выкуп привёз?
– Нет выкуп. Воин сказать, Барлас-бей плен, солдат мало, отбить легко. Жанболат бек моя посылай.
– Ясно. То есть о выкупе речь даже и не шла?
– Воин сказать, Барлас-бей твоя обмануть, твоя золото ждать для свой хан. Твоя солдат мало-мало.
Надо же: Барлас-бей моя обмануть! Кто бы мог подумать? Какое вероломство!
– Да кто бы сомневался! Этот твой Барлас-бей убивал и грабил, меня вот обманул, тебя в засаду заманил. Таких людей не должно быть! Как считаешь, Резвый Сайгак, ничего, если мы его прямо щас и убьём?
Быстрый Олень ага, замешкался, но всё же ответил, с пренебрежением так ответил:
– Твоя сам думай!
– Федулин! Поквитайся, браток с ним за всё!
Сержант помолчал с полминуты, а потом спросил:
– Прямо вот за всё, за всё?
– Ну, а чего стесняться? За брата, за семью его, за других… Поквитайся. От души поквитайся.
– Тока Вы, Вашбродь, ежели чаво не так… Вы уж лучше потом… в остроге с господином майором сами… в каторги, ай как… а сейчас не взыщите, Вашбродь, отойдите в сторонку и не мешайте… Мне с йим и впрямь поквитаться надо.
Я тогда ещё не понимал, как это будет выглядеть, а когда увидел…
Да у меня бы даже просто представить себе такое, никакой фантазии бы не хватило…
Я всяких зверств насмотрелся, но чтобы один человек другого живьём саблей на куски рубил…
Самое удивительное, что никто не пытался остановить сержанта, все как заворожённые смотрели на казнь. Жутковатое зрелище. Когда ярость вырывается наружу, нет места состраданию. Всё правильно. Око за око. Получите той же монетой.
Когда всё кончилось, я посмотрел на Резвого Сайгака. Тот лежал на земле с полными ужаса глазами. Я кашлянул, отгоняя подступивший было к горлу комок и, обращаясь беку, спросил:
– Я надеюсь, ты-то не собираешься меня обманывать?
Тот замотал головой с такой силой, что казалось, она вот-вот оторвётся.
– Сметанин! – позвал я.
Позеленевший от увиденного подпоручик медленно подошёл ко мне.
– Так, Дима, этого почини, чтобы до острога доехал, – велел я, указав на белого как мел Джейран-ага.
– Андрей! – обратился ко мне Сметанин. – Можно, не здесь?
Глянув на место казни, я кивнул:
– Конечно, Дима. Пров, Василий, перетащите вот этого, – я указал на Ёгерёка ага. – Куда подпоручик укажет.
Горшенев с Бабкиным подхватили пленного подмышки и поволокли вслед за удаляющимся Сметаниным. Я поглядел на Федулина. Сержант стоял тут же и молча взирал на дело своих рук. С ног до головы он весь был забрызган кровью.
– Ну, что, Никанор Терентич, полегчало тебя?
Он не ответил, просто немного покивал, и всё.
– Сходи тогда, умойся что ли.
Я оглянулся посмотреть, как там остальное моё воинство. Кто-то из них ходит по полю боя и саблями раздаёт жесты милосердия, а кто-то ведёт сюда сбитых в кучу пленных. Пленных у нас теперь хватает, на глаз, я бы сказал, что с полсотни, да как бы не больше. И вот что мне с ними теперь делать? С пленными?
– Пеньков! Корягин! Ко мне!
Надо парням новые диски поставить, а то мало ли что… Да и нам с Трофимом тоже короба заполнить не помешает.
Пока мы перезаряжали имеющиеся в наличии пулемёты, мне не давала покоя одна мысль. Вернее, мыслей было много, но все они на одну тему: что нам дальше ждать от кочевников? Сколько их? Далеко ли они? Пойдут ли спасать теперь уже Игорька-Джейрана? Что они вообще тут делают?
А пойду-ка я и прямо спрошу у Быстрого Оленя, какого хрена им тут надо.
Сметанин уже закончил латать Джейрана ага и сделал это довольно профессионально, хотя, наверное, с бо́льшей радостью пристрелил бы его.
– Ну, что, ага, скажешь мне правду, или соврёшь? – начал я диалог.
– Моя врать нет! – с жаром заверил меня пленник.
– Это мы сейчас посмотрим. Значит, ты говоришь, что у тебя большой отряд был? Сто и ещё три десятка воинов?
– Балшой отрят.
– Ага! А у Жанболат бека сколько теперь осталось?
Этот вопрос заставил его задуматься.
– Сколько воинов у Жанболат бека?
– Восемь отряд сто воин.
– То есть восемьсот. Это с твоими?
Опять тишина.
– Жанболат бек послал тебя сюда, дал тебе воинов. У него сколько отрядов осталось?
Резвый Сайгак начал загибать пальцы, что-то при этом бормоча.
– И-и-и? – поторопил я его.
– Шаш.
– Че-во-о-о?
– Шесть, – твёрдо сказал Ёгерёк ага.
– Шесть?
– Шесть.
Восемьсот минус сто тридцать – это шестьсот семьдесят. Ну, предположим…
– А где они сейчас?
– Туда, – пленник указал рукой в направлении, из которого прибыл.
– Далеко?
– Два дни.
Пока похоже на правду. Что нам это даёт? Врёт он или не врёт, но ситуация могла и поменяться. С другой стороны: если Жанболат бек послал Быстрого Оленя освободить Барласбейку, то должен дождаться его возвращения. Это было бы логично. А вот будет он его дожидаться на месте, или у них какой-нибудь другой вариант предусмотрен? Например, они договорились встретиться где-то… где-то… а где? Не думаю, что такая прорва народу сейчас просто так в степи сидит и, ничего не делая, ждёт пока Игорёк-Джейран взад-вперёд мотаеся. Кстати, два раза в оба конца – это больше недели выходит.
– Он тебя прямо в степи ждёт? Или поедет куда-нибудь?
– В степи ждать.
Врёт. Вот зачем в безводной степи лишнюю неделю торчать? Да ещё покойный Барлас-бей тоже… время потратил…
А может быть, всё не так? Ведь когда Барласбейка гонца посылал, тот, как и обещалось за два дня доехал до основного отряда, и те тоже за те же два дня прибыли сюда… И сам Быстрый Олень говорит про два дня… Что это означает?
– Слышь, ага, а вы чего, в поход какой пошли, или что?
– Наш земля.
– И-и-и?
– Кони пасти.
Не скажет.
– Слышь, а ты золото мне обещал, не передумал?
– Моя выкуп давать, золото давать.
– Много?
– Много.
– Сколько?
– Много.
– Много – это сколько? Сколько сам весишь?
– Моя не понимай.
– Твоя весы знать?
– Весы знать.
– На весы тебя один сторона класть, на другой – золото класть, – для наглядности я изобразил руками процесс взвешивания.
– Хорошо.
Что-то быстро согласился. И ещё вопрос: а за каким в походе возить с собой столько золота? Вряд ли в разграбленных ими деревнях золото было вообще, а уж в таких количествах тем более. Купеческие караваны? Вариант. Значит, всё-таки поход.
– Вот что, Игорёк! Если золота будет меньше, чем ты весишь… Понимаешь, про что я говорю?
Быстрый Олень закивал.
– Если золота будет меньше, чем ты весишь, тогда придётся тебе руку отрубить, или ногу, – я подождал, пока Резвый Сайгак сообразит, о чём я толкую, и продолжил: – Чтобы одинаково было. Понимаешь?
Быстрый Олень закивал. Сначала расстроился, конечно, но всё равно закивал.
– И вот ещё что, – я сделался очень суровым. – Если золота будет слишком мало, придётся тебе голову отрубить. А если опять подстава выйдет, как у Барлас-бея… тогда… – я сделал вид, что раздумываю, как наказать за вероломство ещё страшнее.
– Вашброть, пленных куды? – прервал мои размышления Ситный.
А, правда, куда?
– Сам что думаешь?
– Да на кой ляд они сдались?! Перебить, и вся недолга!
Хорошая мысль. Мне она нравится. Не таскать же их, в самом деле, с собой. Ещё разбегутся, чего доброго. А пускай! Пускай разбегаются! Вот пусть прямо сейчас и начинают! Скажем, что при попытке к бегству нам пришлось уничтожить почти всех пленных, ну, и раненных тоже вынуждены были добить. Патроны только жалко.