Второстепенный положительный персонаж романа «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, заведующий тайной службой при прокураторе Иудеи.
Описание Афрания дано в четырех главах: 2-й («Понтий Пилат»), 16-й («Казнь»), 25-й («Как прокуратор пытался спасти Иуду») и 26-й («Погребение»).
Анализ описания героя представлен в статьях «Афраний» на страницах «Михаил Булгков. Жизнь и творчество», Булгаковской энциклопедии и в Википедии.
Наименование персонажа
Мы полагаем, что имена даны автором персонажам не случайно, а несут существенную информацию о них.
Афраний (Афраний (лат. Afranius) – римское родовое имя), производное имени Африкан – «африканский».
В романе «африканцы» прислуживали Понтию Пилату, хотя они негры, т.е. чернокожие и черноволосые. А «негры» прислуживали на весеннем балу полнолуния, и они ни разу не назывались африканцами.
«Черное лицо африканца посерело…» (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
«Этот зал, так же как и лес, был совершенно пуст, и лишь у колонн неподвижно стояли обнаженные негры в серебряных повязках на головах». (Глава 23 «Великий бал у сатаны»)
А Афраний, несмотря на имя означающее африканский, белокожий и светловолосый. Поэтому у персонажа можно предположить заложенный комизм из-за противоположности имени и цвета кожи и волос.
«Остановившись у первого столба, человек в капюшоне внимательно оглядел окровавленного Иешуа, тронул белой рукой ступню…» (Глава 16 «Казнь»)
«Волосы его были какого-то неопределенного цвета. Сейчас, высыхая, они светлели». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
Кроме того, в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона», материалами из которой часто пользовался Михаил Булгаков, присутствует только одна статья об Афрании комедиографе. В этом случае должность и описание персонажа тоже представляются нам антиподами, что может заключать комичность.
Афраний (Люций, Аfrаnius) – римский писатель комедий, родился около 150 г. до Р. X., самый замечательный из представителей того направления, которое, свободно подражая образцам новогреческой комедии, создало национальную комедию в Риме, сюжеты которой брались из народной жизни (fabula togata).
Комедии Афрания считались утонченными, остроумными и превосходными по слогу; зато в тех, которые игрались преимущественно в средних кассах, не было недостатка в грубых выражениях и тяжелых оборотах. Его комедии держались на сцене в течение всего VII века (от основания Рима), но имели еще большой успех во времена Августа. Известны заглавия более сорока его комедий, от которых дошли лишь отрывки, собранные Рибеком в 1855 г. в его: «Comicorum romanorum reliquiae» (Лейпциг, 1855; 2-ое изд., 1873 г.)80.
Толмай – помощник Афрания, руководил погребением казненных.
Значение имени Толмай можно интерпретировать как «пальма», «высокий», «мощный». Это имя символизирует силу, уверенность и решительность.
В Библии упоминается человек по имени Толмай, который был одним из двенадцати разведчиков, отправленных Моисеем для исследования земли обетованной. Он был из племени Гада и отличался своей мудростью и смелостью.
В погребении казненных на Лысой горе участвовали пятнадцать человек из тайной стражи под руководством Толмая.
«…со двора казарм выехали три повозки, нагруженные шанцевым инструментом и бочкой с водою. Повозки сопровождали пятнадцать человек в серых плащах, верховые».
Толмай, как и его тезка, тоже отличился разумностью. Он не прогнал Левия Матвея, а дал ему присутствовать при захоронении тела Иешуа Га-Ноцри, а затем доставил самозваного ученика во дворец прокуратора. За что Толмай будет удостоин похвалы и награды от Понтия Пилата.
«Прошу вас завтра прислать ко мне Толмая, объявив ему заранее, что я доволен им…» (Глава 26 «Погребение»)
Описание персонажа
Афраний предстает человеком средних лет, который обладал высоким приятным голосом. Причем в романе только четверо персонажей получили оценку «приятный» своим голосам. Один из них Афраний.
Его бритое лицо с мясистым носом тоже было очень приятным округлым и опрятным. Такую оценку лица в романе получили только двое персонажей: артист-конферансье из сна Никанора Босого и начальник тайной службы.
Возможно, указывая на тип носа Афрания, автор хотел еще раз отметить приятную деталь в портрете персонажа. Большой и мясистый нос – это носы, имеющие узкое основание, и постепенно расширяющиеся к кончику. Переносица большого носа может быть как короткой, так и длинной, однако, ноздри, как правило, широкие. Он отличается от носа картошкой, для которого характерен большой округлый кончик. Полагают, что мясистый, объемный нос обычно принадлежит добрым, терпимым и приятным людям.
Несмотря на свое имя, означающее африканский, он светловолос и белокож. С прокуратором разговаривал по-латыни. А с Низой по-гречески.
Афраний добродушен, о чем трижды будет указано. Больше ни к кому в романе это определение не будет применено. А добродушие – это положительное нравственно этическое качество личности, проявляющееся у человека с добрым характером и добрым сердцем81.
В его маленьких глазах под как будто припухшими веками светилось незлобливое лукавство, что, видимо, отражало его лукавый ум. Не случайно указано, что лукавство Афрания без злобы и, следовательно, будет являться только хитростью, но ни как не коварством или неискренностью82.
Его взгляд имел особенность, объяснение которому дано, по нашему мнению, артистом-конферансье во сне Никанора Босого.
«Но по временам <…> гость широко открывал веки и взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор <…> Это продолжалось одно мгновение…»
«…язык может скрыть истину, а глаза – никогда! Вам задают внезапный вопрос, вы даже не вздрагиваете, в одну секунду овладеваете собой и знаете, что нужно сказать, чтобы укрыть истину, и весьма убедительно говорите, и ни одна складка на вашем лице не шевельнется, но, увы, встревоженная вопросом истина со дна души на мгновение прыгает в глаза, и все кончено. Она замечена, а вы пойманы!» (Глава 15 «Сон Никанора Ивановича»)
Несмотря на добродушие, лукавый ум помогает Афранию на императорской службе. Он уже пятнадцать лет на работе в Иудее и начинал службу при Валерии Грате.
Можно предположить, что Афранию приятно принимать заслуженную похвалу.
«Второй – ваши громадные заслуги на труднейшей работе в должности заведующего тайной службой при прокураторе Иудеи дают мне приятную возможность доложить об этом в Риме.
Тут лицо гостя порозовело, он встал и поклонился прокуратору, говоря:
– Я лишь исполняю свой долг на императорской службе! (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
А также Афраний был склонен к юмору. Проявлением такого юмора нам представляются ответы Афрания на вопросы Понтия Пилата.
«– Так что можно ручаться, что беспорядки более не угрожают?
– Ручаться можно, – ласково поглядывая на прокуратора, ответил гость, – лишь за одно в мире – за мощь великого кесаря». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
Или же о смерти Иуды из Кириафа.
«– Так что он, конечно, не встанет?
– Нет, прокуратор, он встанет, – ответил, улыбаясь философски, Афраний, – когда труба мессии, которого здесь ожидают, прозвучит над ним. Но ранее он не встанет!» (Глава 26 «Погребение»)
Одежда начальника тайной службы
Афраний постоянно носит плащ с прикрывающим наполовину лицо капюшоном. Во дворце по распоряжению прокуратора он переобулся из сапог в сандалии и надел багряный военный плащ. Затем в казарме тайной охраны на территории дворца Афраний снова переоделся в темный поношенный хитон.
После убийства Иуды на дороге появлися третий в плаще с капюшоном. Он отдавал распоряжения первым двум. По капюшону и приказу можно предположить, что это Афраний.
«…человек в капюшоне остановил лошадь, слез с нее на пустынной дороге, снял свой плащ, вывернул его наизнанку, вынул из-под плаща плоский шлем без оперения, надел его. Теперь на лошадь вскочил человек в военной хламиде и с коротким мечом на бедре».
Подтверждает, что указанный третий был Афранием две детали, во время его посещения дворца – хламида и меч.
«Афраний вынул из-под хламиды заскорузлый от крови кошель, запечатанный двумя печатями».
«Афраний поклонился, пододвинул кресло поближе к кровати и сел, брякнув мечом».
Вошел в сандалиях, а вышел в сапогах
В главе 25-й («Как прокуратор пытался спасти Иуду») заведующий тайной службой пришел на доклад к прокуратору Иудеи. По приказу Понтия Пилата Афраний переоделся и переобулся. Поэтому на балконе под колоннами во дворце Ирода Великого он трапезничал и беседовал с прокуратором в сандалиях, а вот вышел оттуда уже почему-то в сапогах.
«– Прокуратору здравствовать и радоваться. – Пришедший говорил по-латыни.
– Боги! – воскликнул Пилат, – да ведь на вас нет сухой нитки! Каков ураган? А? Прошу вас немедленно пройти ко мне. Переоденьтесь, сделайте мне одолжение.
Пришедший откинул капюшон, обнаружив совершенно мокрую, с прилипшими ко лбу волосами голову, и, выразив на своем бритом лице вежливую улыбку, стал отказываться переодеться, уверяя, что дождик не может ему ничем повредить.
– Не хочу слушать, – ответил Пилат и хлопнул в ладоши. Этим он вызвал прячущихся от него слуг и велел им позаботиться о пришедшем, а затем немедленно подавать горячее блюдо. Для того чтобы высушить волосы, переодеться, переобуться и вообще привести себя в порядок, пришедшему к прокуратору понадобилось очень мало времени, и вскоре он появился на балконе в сухих сандалиях, в сухом багряном военном плаще и с приглаженными волосами».
Во время разговора с прокуратором начальник тайной службы больше не переодевался и не переобувался. Тем не менее, выходил Афраний от Понтия Пилата, стуча сапогами.
«– Имею честь, – сказал начальник тайной службы и, повернувшись, пошел с балкона. Слышно было, как он хрустел, проходя по мокрому песку площадки, потом послышался стук его сапог по мрамору меж львов. Потом срезало его ноги, туловище, и, наконец, пропал и капюшон».
Выявленное противоречие можно удалить, заменив сапоги на сандалии. «Слышно было, как он хрустел, проходя по мокрому песку площадки, потом послышался стук его сандалий по мрамору меж львов».
Роль в романе
По гласному приказу прокуратора руководил казнью трех разбойников, приговоренных к смерти на столбе с перекладиной. По негласному приказу Понтия Пилата организовал убийство Иуды из Кириафа и возвращение полученных им денег обратно первосвященнику с угрожающей запиской.
За свою службу получил от прокуратора похвалу, обещание представления в Рим, но с просьбой остаться в Иудее, и перстень с черным камнем.
«– Но я хотел бы просить вас, – продолжал игемон, – если вам предложат перевод отсюда с повышением, отказаться от него и остаться здесь. Мне ни за что не хотелось бы расстаться с вами. Пусть вас наградят каким-нибудь иным способом». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
«– Благодарю вас за все, что сделано по этому делу. Прошу вас завтра прислать ко мне Толмая, объявив ему заранее, что я доволен им, а вас, Афраний, – тут прокуратор вынул из кармана пояса, лежавшего на столе, перстень и подал его начальнику тайной службы, – прошу принять это на память». (Глава 26 «Погребение»)
Самый положительный персонаж
В романе Афраний единственный, кто удостоился самого большого количества положительных эпитетов: приятный голос, очень приятное лицо, трижды добродушен, незлобливый взгляд, а, значит, и такая же душа. Возникает вполне резонный вопрос: за что, за какие дела такая ему похвала? На его счету всего три дела: руководство казнью трех разбойников и их погребение, а также организация убийства Иуды из Кириафа и возвращение денег полученных менялой обратно первосвященнику с угрожающей запиской. Получается, что Иешуа Га-Ноцри и Иуда из Кириафа настолько отрицательные персонажи, что казнь бродячего философа и убийство менялы являются очень хорошими поступками?
В отношении Иуды с негативной оценкой еще можно согласиться. Он и как персонаж романа отрицателен из-за роли провокатора, причем за деньги. И как историческая фигура он тоже отрицателен, как ученик, предавший учителя, Иисуса Христа. В обоих случаях жертвы Иуды были казнены.
Но в романе про Иешуа Га-Ноцри вроде бы ничего подобного сказать нельзя. Из-за своего заблуждения он попался на удочку провокатора и за крамольные мысли его казнили по римскому закону. Из-за заблуждения первосвященника, подозревавшего в нем самом провокатора, в честь праздника иудейской пасхи помиловали другого. Но именно Иешуа Га-Ноцри представил Воланд в качестве реальной исторической фигуры вместо Иисуса Христа.
Получается, что убийство предателя Иуды из Кириафа и участие в казни лже-Христа, пусть и не самозваного, а другими названного, делает Афрания самым положительным героем в романе.
«…Так кто ж ты, наконец?
– Я – часть той силы,
что вечно хочет
зла и вечно совершает благо».
Гете. «Фауст»
В ответе четко не указано, является ли сила однородной или же нет. Если она состоит из разных частей, объединенных общей идеей, то кто-то в ней может вечно хотеть зла, а кто-то может этого совсем не хотеть, но при этом все-таки частью являться.
Как и многое в романе, полагаем, что и эпиграф имеет двойной смысл. Если Воланд желал, что бы его таким воспринимали, то Афраний таким являлся. Хотя он добродушен, но находится на императорской службе и безукоризненно выполняет приказы прокуратора, который желает зла и бродячему философу первоначально, и затем первосвященнику, и, наконец, меняле. Выполняя приказы, Афраний организует казнь и похороны трех разбойников и убийство Иуды из Кириафа.
«…вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: «Повесить его».»
«– Побереги себя, первосвященник. <…>
Так знай же, что не будет тебе, первосвященник, отныне покоя! Ни тебе, ни народу твоему…» (Глава 2 «Понтий Пилат»)
«– Так вот в чем дело – я получил сегодня сведения о том, что его зарежут сегодня ночью». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
Во время казни на Лысой горе он находился в благодушном настроении и от скуки играл прутиком.
«Тот человек в капюшоне поместился недалеко от столбов на трехногом табурете и сидел в благодушной неподвижности, изредка, впрочем, от скуки прутиком расковыривая песок». (Глава 16 «Казнь»)
«Это был тот самый человек, что перед приговором шептался с прокуратором в затемненной комнате дворца и который во время казни сидел на трехногом табурете, играя прутиком». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
Благодушный, прил. 1. Расположенный к людям; мягкосердечный, доброжелательный. 2. Находящийся в хорошем расположении духа; довольный. отт. Проникнутый умиротворённостью, снисходительностью. (Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000.)
Странно, конечно, для положительного персонажа сохранять хорошее расположение духа и играть прутиком от скуки, когда трое пусть и разбойников, распятые на столбах, мучаются под палящим солнцем и от укусов мух.
К выводу, что действия Афраний соответствуют эпиграфу, подошли, но его не сделали в статье «Афраний» из Википедии. «В романе Булгакова Афраний и Понтий Пилат стремятся сделать доброе дело, не порывая со злом. Пилат желает помиловать Иешуа Га-Ноцри, но утверждает смертный приговор. Афраний по долгу службы руководит казнью Иешуа, затем убивает доносчика Иуду из Кириафа».
В данном взгляде содержится противоречие. Если Афраний действует по долгу службы, то нельзя утверждать что он стремится. Стремиться – означает проявлять собственную инициативу. Он же следовал приказам Понтия Пилата. Самостоятельность проявил его помошник Толмай, когда не прогнал Левия Матвея, а взял того на погребение казненных и затем доставил во дворец. Так что из этой оценки имя Афрания следует вычеркнуть.
А он точно отказался?
После возвращения в «последний приют» Маргарита читала главы из романа, написанные мастером, который ранее был историком, т.е. тем кто получил историческое образование. Это не помешало мастеру допустить очередную ошибку, на этот раз с напитком, притупляющим боль.
Напиток предоставлялся осужденным по Талмуду, а не по римскому закону. «Римский закон не знал снисхождения к распинаемым и казнимым, и по этому закону, не полагалось давать распинаемым напиток, который ослаблял бы их страдания». Озаботиться предоставлением напитка обязан был первосвященник иудейский, а прокуратор, как представитель Рима, наоборот, мог спокойно проигнорировать83. Следовательно, на месте казни напиток преступникам должен был предлагать начальник храмовой стражи. Афрания, как начальника тайной службы, этот вопрос не касался.
Итак, в 25-й главе («Как прокуратор пытался спасти Иуду») начальник тайной службы докладывал прокуратору о том, как проходила казнь трех осужденных на Лысой горе. В разговоре, хотя это не входило в его обязанности, Понтий Пилат осведомился у Афрания о напитке для казненных. Этот интерес прокуратора можно трактовать, как пусть и запоздалое и ничего по существу не меняющее, проявление его внимания к бродячему философу.
«– А скажите… напиток им давали перед повешением на столбы?
– Да. Но он, – тут гость закрыл глаза, – отказался его выпить.
– Кто именно? – спросил Пилат.
– Простите, игемон! – воскликнул гость, – я не назвал? Га-Ноцри».
Итак, Афраний, в чьи обязанности как императорского служащего не входило предоставление казненным напитка смягчающего боль, почему-то не сказал правду, а доложил Пилату, что перед повешением на столб Иешуа отказался от напитка. А чтобы правда не выскочила в глазах, начальник тайной службы благоразумно прикрыл их.
Пилат принял ответ Афрания за чистую монету и эмоционально осудил Иешуа за его отказ от напитка.
«– Безумец! – сказал Пилат, почему-то гримасничая. Под левым глазом у него задергалась жилка, – умирать от ожогов солнца! Зачем же отказываться от того, что предлагается по закону?»
Во-первых, в этом высказывании ошибку допустил или Пилат, или мастер. Римский закон ничего не предлагал казненным. Об этом должны были знать прокуратор, начальник тайной службы и мастер.
Во-вторых, обратим внимание, что «принципиальность» перед повешением будет противоречить поведению Иешуа, спустя четыре часа. Перед смертью бродячий философ не отказался от последнего глотка воды. Более того, он с радостью его принял. Подчеркнем – с радостью.
«– Пей! – сказал палач, и пропитанная водою губка на конце копья поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула у того в глазах, он прильнул к губке и с жадностью начал впитывать влагу». (Глава 16 «Казнь»)
Вот и возникает сомнение в правдивости слов Афрания, что напиток предлагался, но от него Иешуа отказался. Если же начальник тайной службы солгал прокуратору, то, следовательно, не предложив напиток бродячему философу, он сознательно хотел усилить муки казненного.
В-третьих, в 16-й главе ничего не показывает на ослабление мук двух других повешенных, вроде бы от напитка не отказавшихся. Наоборот, сообщается, что Иешуа оказался счастливее других. Он уже через час потерял сознание и, следовательно, перестал мучиться. Другие же страдали еще два часа, и только затем Гестас сошел с ума, а Дисмас продолжал мучиться в одиночестве.
«Повешенный на нем Гестас к концу третьего часа казни сошел с ума от мух и солнца и теперь тихо пел что-то про виноград, но головою, покрытой чалмой, изредка все-таки покачивал, и тогда мухи вяло поднимались с его лица и возвращались на него опять.
Дисмас на втором столбе страдал более двух других, потому что его не одолевало забытье, и он качал головой, часто и мерно, то вправо, то влево, чтобы ухом ударять по плечу.
Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме».
Получается, что и им не предлагался напиток, чтобы смягчить страдания. Оба повешенных три часа находились в сознании и явно страдали от мук, которые им причиняли мухи, слепни и солнце. Затем Гестас сошел с ума, а Дисмас продолжил мучиться.
Согласно именам Гестас и Дисмас были греками. В ершалаимских главах много деталей, указывающих на присутствие греческого божества Вакха или Диониса. Плющ во дворе Низы, имя ее подруги Энанты, песенка Гестаса про виноград, который был символом божества. Восстание греков в Ершалаиме под руководством Гестаса и Дисмаса создавало угрозу власти Рима в городе. Поэтому мучительная казнь двух разбойников могла послужить суровым предупреждением другим грекам, выступать против римской власти.
Таким образом, муки, которые испытывали трое разбойников на столбах, ставят под сомнение правдивость слов начальника тайной службы о том, что им предлагался напиток, от которого только Иешуа отказался. Мы полагаем, что напиток не предлагался никому по разным причинам. Гестасу и Дисмасу, чтобы запугать их приспешников. А Иешуа, за взгляды, в которых не нужно бороться со злом, раз все добрые.
Действия Афрания не противоречили целям Воланда, и поэтому дух зла попустительствовал им. Во-первых, Воланд желал выдать Иешуа Га-Ноцри за Иисуса Христа. А тот действительно отказался от напитка, потому что сам выбрал свой крест. Во-вторых, но якобы отказ Иешуа от напитка, а отказ был для него нехарактерен, должен был усилить страдания Пилата, утвердившего смертный приговор бродячему философу.
В заключение, еще раз подчеркнем, что подобный взгляд на Афрания возможен, если мы соглашаемся с оправданностью положительных оценок в его адрес. Ранее все положительные оценки начальника тайной стражи пропускались или игнорировались.
По мнению Б.М. Гаспарова, который поверил в правдивость слов Воланда, что тот присутствовал в Ершалаиме инкогнито, Воланд скрывается именно под маской Афрания. С этой версией соглашаются И.З. Белобровцева и С.К. Кульюс. По их мнению, в пользу этого довода говорят всезнайство и всемогущество начальника тайной полиции, сама пространственная схема его появления в 25-й главе (он поднимается откуда-то снизу, как будто из бездны, и удаляется туда же), особая отмеченность голоса (пусть даже голоса у них разные – у Воланда бас, а у Афрания «высокий приятный голос»)84. Конечно, аргументация так себе. Утверждать, что Афраний также всемогущ как Воланд, можно, если не читать роман. Появление Афрания сравнить с появлением из бездны, можно, если одолевает склероз и забылось, что внизу находилась площадка, на которой Понтий Пилат беседовал с Иософом Каифой, а еще ниже казармы, в одной из которых располагалась тайная стража. А «особая отмеченность голоса»? Ничего, что у одного высокий тенор, а у другого бас профундо, т.е. тембры находятся на разных краях мужского диапазона. А для исследователей они оказывается имеют сходство.
Антипод в романе
Антипод (др.-греч. ἀντίπους, мн. число ἀντίποδες – противоположные, противостоящие, букв. «противостоящие»; от ἀντι- – против + πούς – нога) – человек, противоположный кому-нибудь по убеждениям, свойствам, вкусам; антиподы – парная альтернатива, пара противоположных, противолежащих объектов.
Нам представляется, что антиподом Афрания будет Иван Савельевич Варенуха. Он не двойник, а именно антипод. Эту противоположность мы наблюдаем при сравнении многих деталей их биографий в романе. Никаких общих черт персонажи не имеют. Зато герои являлись яркими антиподами друг другу.
Главной противоположностью Афрания и Ивана Савелевича Варенухи будет результат выполнения распоряжений начальства.
Прокуратор трижды отдавал распоряжения Афранию, и начальник тайной службы трижды безукоризненно их выполнил: организация казни разбойников, погребения их тел и убийства Иуды из Кириафа. За что заслуженно получает высокую оценку прокуратора.
«– Считаю вас одним из выдающихся знатоков своего дела. Я не знаю, впрочем, как обстоит дело в Риме, но в колониях равного вам нет».
«Я вообще начинаю немного теряться, Афраний, я, по-видимому, имею дело с человеком, который никогда не делает ошибок. Этот человек – вы». (Глава 26 «Погребение»)
В день выступления иностранного черного мага бесследно исчезает директор театра Варьете Степан Лиходеев. По поручению финансового директора Римского администратор Варенуха сначала безуспешно разыскивает директора, а затем ему поручается доставить переписку с Ялтой в соответствующие органы. Но Иван Савельевич не справляется ни с одним из заданий.
По первому заданию администратор звонит по всем известным ему номерам, но безуспешно. Но Степан Лиходеев находится сам, телеграфируя из Ялты.
«Независимо от сообщения о Ялтинском самозванце, Варенуха опять принялся по телефону разыскивать Степу где попало и, натурально, нигде его не нашел». (Глава 10 «Вести из Ялты»)
По второму заданию финдиректор Римский даёт Варенухе задание лично отвести «куда следует» полученные телеграммы из Ялты от Лиходеева.
«Римский же тем временем сделал следующее: аккуратно сложил все полученные телеграммы и копию со своей в пачку, пачку вложил в конверт, заклеил его, надписал на нем несколько слов и вручил его Варенухе, говоря.
– Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези. Пусть там разбирают».
«– Это вздор! Его собственные шуточки, – перебил экспансивный администратор и спросил: – А пакет-то везти?
– Обязательно, – ответил Римский».
Наконец, в обоих случаях, с Афранием и с Варенухой, присутствуют деньги. Но есть различие. Понтий Пилат сам выдал деньги Афранию, якобы как возврат за полученные ранее от начальника тайной службы. А у Григория Римского, наоборот, Степан Лиходеев попросил денег на билет самолетом.
В летней уборной около Варьете Варенуха подвергается нападению Бегемота и Азазелло, которые доставляют его в «нехорошую квартиру» № 50 дома № 302-бис, где Варенуху целует Гелла и он становится вампиром-наводчиком.
После сеанса черной магии в Варьете администратор является в кабинет к Римскому, причем тот замечает, что гость не отбрасывает тени. Выступая в роли «вампира-наводчика», Варенуха дожидается Геллу, пытающуюся открыть снаружи окно кабинета; однако крик петуха заставляет их отступить, и Варенуха вылетает в окно.
Следующие отличия между персонажами. Если Иван Варенуха экспансивный, бурно проявляет свои чувства, и к тому же крикливый, то Афраний говорит спокойно и тихо.
«Варенуха проделал все, что полагается человеку в минуты великого изумления. Он и по кабинету пробежался, и дважды вздымал руки, как распятый, и выпил целый стакан желтоватой воды из графина, и восклицал:
– Не понимаю! Не по-ни-ма-ю!» (Глава 10 «Вести из Ялты»)
«Прежде чем начать говорить, Афраний, по своему обыкновению, огляделся и ушел в тень и, убедившись, что, кроме Банги, лишних на балконе нет, тихо сказал:
– Прошу отдать меня под суд, прокуратор. Вы оказались правы. Я не сумел уберечь Иуду из Кириафа, его зарезали. Прошу суд и отставку».
«– Ни в коем случае не допускаю мысли, – говорил негромко Афраний…» (Глава 26 «Погребение»)
Иван Савельевич выказывает желание изобличить и стремится стать центром внимания.
«Администратор был возбужден и полон энергии. После наглого звонка он не сомневался в том, что хулиганская шайка проделывает скверные шуточки и что эти шуточки связаны с исчезновением Лиходеева. Желание изобличить злодеев душила администратора, и, как это ни странно, в нем зародилось предвкушение чего-то приятного. Так бывает, когда человек стремится стать центром внимания, принести куда-нибудь сенсационное сообщение». (Глава 10 «Вести из Ялты»)
Афраний же добродушен, о чем трижды будет указано в романе, и всегда старается скрываться в тени, оставшись незамеченным.
«Прежде чем начать говорить, Афраний, по своему обыкновению, огляделся и ушел в тень и, убедившись, что, кроме Банги, лишних на балконе нет, тихо сказал:» (Глава 26 «Погребение»)
Администратор полнокровен, имел здоровый и цветущий вид до встречи с Геллой. Начальник тайной службы белокож и светловолос.
Оба имели округлые бритые лица, только у начальника тайной службы выделяется мясистый нос.
Варенуха носит толстовку и кепку с утиным козырьком. Афраний постоянно носит плащ с прикрывающим наполовину лицо капюшоном.
Администратор двадцать лет работает в различных рода театрах. Начальник тайной службы уже пятнадцать лет в Иудее и начинал службу при Валерии Грате.
Варенуха часто лгал по телефону, чтобы отделаться от контрамарочников:
«– Кого? Варенуху? Его нету. Вышел из театра…»
Афраний трижды солгал прокуратору.
В первый раз, что у Иуды из Кириафа есть только одна страсть и это страсть к деньгам. «– У него есть одна страсть, прокуратор. – Гость сделал крохотную паузу. – Страсть к деньгам». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
Во второй раз, что приговоренным к казни предлагали напиток, от которого отказался только Иешуа Га-Ноцри.
«– А скажите… напиток им давали перед повешением на столбы?
– Да. Но он, – тут гость закрыл глаза, – отказался его выпить». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
И в третий раз, когда Афраний отрицал, что в деле убийства Иуды из Кириафа замешана женщина.
«– Действительно, загадочно! В праздничный вечер верующий уходит неизвестно зачем за город, покинув пасхальную трапезу, и там погибает. Кто и чем мог его выманить? Не сделала ли это женщина? – вдруг вдохновенно спросил прокуратор.
Афраний отвечал спокойно и веско:
– Ни в коем случае, прокуратор. Эта возможность совершенно исключена». (Глава 26 «Погребение»)
Таким образом, при сравнении черт двух персонажей, за небольшим исключением (округлые бритые лица), можно говорить, что они антиподы.
Общие черты
По нашему мнению, безымянный следователь имеет общие черты с Афранием, заведующий тайной службой при прокураторе Иудеи.
Во-первых, оба положительные персонажи в романе.
Во-вторых, их род занятий и качество службы.
Прокуратор Иудеи Понтий Пилат считал Афрания лучшим начальником тайной службы в колониях Римской империи.
«– Считаю вас одним из выдающихся знатоков своего дела. Я не знаю, впрочем, как обстоит дело в Риме, но в колониях равного вам нет».
И безымянный следователь был «один из лучших следователей Москвы».
В-четвертых, округлые лица персонажей.
Афраний «был средних лет, с очень приятным округлым и опрятным лицом».
Безымянный следователь «молодой, круглолицый».
В-пятых, добродушие Афрания и ласковость безымянного следователя.
Добродушие – это положительное нравственно этическое качество личности, проявляющееся у человека с добрым характером и добрым сердцем85.
Ласка – это проявление нежности, любви, доброе, приветливое, нежное отношение.
Отличительными чертами Афрания и безымянного следователя будут:
Во-первых, у Афрания больше положительных эпитетов. У него приятный голос, приятное лицо, видимо, приятный нос, он добродушен. Безымянный следователь только искренне ласков.
Во-вторых, возраст. Афраний средних лет, а следователь молод.
В-третьих, взгляд. Афраний обладает пронзительным взглядом, а следователь нет. Кроме Афрания им обладают профессор Стравинский, Воланд, безымянный артист и Федор Васильевич, но у последнего он слабый.
Конферансье из сна Никанора Босого объяснил важность и ценность этого качества.
«Ведущий программу уставился прямо в глаза Канавкину, и Никанору Ивановичу даже показалось, что из этих глаз брызнули лучи, пронизывающие Канавкина насквозь, как бы рентгеновские лучи. <…>
…основная ваша ошибка заключается в том, что вы недооцениваете значения человеческих глаз. Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза – никогда! Вам задают внезапный вопрос, вы даже не вздрагиваете, в одну секунду овладеваете собой и знаете, что нужно сказать, чтобы укрыть истину, и весьма убедительно говорите, и ни одна складка на вашем лице не шевельнется, но, увы, встревоженная вопросом истина со дна души на мгновение прыгает в глаза, и все кончено. Она замечена, а вы пойманы!»
И Воланд тоже обладал пронзительным взглядом.
«Два глаза уперлись Маргарите в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый – пустой и черный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней». (Глава 22 «При свечах»)
«Ведущий программу уставился прямо в глаза Канавкину, и Никанору Ивановичу даже показалось, что из этих глаз брызнули лучи, пронизывающие Канавкина насквозь, как бы рентгеновские лучи». (Глава 15 «Сон Никанора Ивановича»)
Повествователь обращает внимание, что профессор Стравинский «с приятными, но очень пронзительными глазами». И позже Александр Николаевич показывает силу взгляда.
«Тут что-то странное случилось с Иваном Николаевичем. Его воля как будто раскололась, и он почувствовал, что слаб, что нуждается в совете. <…>
Стравинский и завладел обеими руками Ивана Николаевича. Взяв их в свои, он долго, в упор глядя в глаза Ивану, повторял: – Вам здесь помогут… Вы слышите меня?.. Вам здесь помогут… вам здесь помогут… Вы получите облегчение. Здесь тихо, все спокойно. Вам здесь помогут…
Иван Николаевич неожиданно зевнул, выражение лица его смягчилось.
– Да, да, – тихо сказал он». (Глава 8 «Поединок между профессором и поэтом»)
Начальник тайной стражи Афраний также обладал подобным взглядом.
«Но по временам, совершенно изгоняя поблескивающий этот юмор из щелочек, теперешний гость широко открывал веки и взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор, как будто с целью быстро разглядеть какое-то незаметное пятнышко на носу у собеседника. Это продолжалось одно мгновение, после чего веки опять опускались, суживались щелочки, и в них начинало светиться добродушие и лукавый ум». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)
Взгляд врача Федора Васильевича похож на взгляд профессора Сперанского, но слабее по воздействию.
«– Помилуйте, куда же вы хотите идти? – заговорил врач, вглядываясь в глаза Ивана, – глубокой ночью, в белье… Вы плохо чувствуете себя, останьтесь у нас!»
Если после действия взгляда Сперанского Иван Бездомный согласился с мнением профессора, то Федору Васильевичу пришлось сделать укол поэту, чтобы тот успокоился.