Прошло пять лет.
За это время Катя повзрослела и многое поняла: на самом деле мама желала только добра своим детям. Вдоволь насмотревшись, как Ирина устаёт после работы, с хозяйством и воспитанием своих отпрысков, Катюша решила никогда не осуждать мать. Многие живут подобным образом в Починке, отдаваясь полностью труду и не уделяя должного внимания своим детям. Трудности закаляют, дают повод лишний раз подумать и обрести цель, чтобы крепко встать на ноги и не знать голода и лишений.
– Машка приехала! – заметив из окна сестру, Катя выбежала на улицу. – Ма-аша-а!
– Тише, раздавишь, – улыбаясь, Маша обняла Катю. – А ты за последний год ни капельки не изменилась.
– Ты тоже, – шепнула на ухо девушка и прижалась ещё сильнее. – Красивая какая.
– Нравится? – Маша отпрянула от Кати и взялась за подол цветастого платья. – Сама сшила.
– Ну ты и мастерица! Умница, – похвалила сестрёнку Катюша. – Я тоже научусь, – почувствовав, как кто-то схватил за ноги, обернулась. – Ой, Валечка! Напугала.
Подняв на руки темноволосую девчонку, потрепала её за щёчку и сказала:
– Видела, как Валя подросла?
– Ага, – не обращая внимание на младшую сестру, Маша подняла чемодан и вошла в дом.
Катя немного оторопела. Устала, наверное, поэтому ведёт себя отстранённо. Ну, ничего, сейчас отдохнёт и снова-здорово: на речку и… и с Гришей на свиданки.
– А где все? – не поворачивая головы, спросила Маша.
– Мамка с отцом на работе, а Егор и Федя помогают в колхозе, – отпустив ребёнка, Катя присела на табурет. – Ты голодная?
– А есть жареная картошка? – улыбнулась Маша, разглядывая новые занавески на окнах.
– Конечно, есть! – Катя включила керогаз. – Сейчас подогрею.
Маша жуть как любила жареный картофель с луком. Ничего не надо, даже конфет, подавай картошку, и всё тут.
– С каких это пор Егор таким работягой стал? – занырнув в горницу, Маша решила проверить, что изменилось за год в родном доме.
– Да давно уже… – помешивая поджарки, отвечала Катя. – Он и папке помогает в сарае и…
– Папке, – с ехидством повторила Маша, выглянув из-за штор, разделяющих комнату от кухни. – Помню-помню, как я им восхищалась, письма писала… А в ответ – тишина.
– Маш, – отключив керогаз, Катя взяла тарелку. – Зачем ты так? Он ведь и правда писал, я сама видела.
– Значит, не отправлял, – утверждала девушка. – Одна видимость отцовской любви. Всё с ним ясно.
Поставив на стол полную тарелку жареной картошки, Катя позвала сестру ужинать. Маша уселась за стол, ещё раз осмотрела кухню и вздохнула.
– М-да, хоть бы ремонт сделали, – взяла вилку и, переведя взгляд на чемодан, крикнула. – Не лезь! Тебе кто разрешил?
Маленькая Валюша отпрыгнула в сторону в тот момент, когда чемодан раскрылся, и несколько вещей упали на пол.
– Напугала ребёнка, – сложив одежду на место, Катя обняла девочку. – Ты чего так кричишь?
– Что за привычка совать свой нос куда ни попадя? – положив в рот вкуснющие жареные брусочки, Маша закатила глаза. – Каждый день бы её ела.
– Какая-то ты злая стала, – Катя, пожалев ребёнка, усадила девочку за стол. – Будешь молоко пить?
– Буду, – обиженно взглянув на Машу, Валя застучала снизу по столешнице.
– Ты можешь хоть минутку посидеть спокойно? – занервничала Маша. – Только приехала, уже обратно хочется!
– Хватит тебе, – Катя налила молока в кружку из крынки. – Я всё спросить хотела, ты почему зимой не приезжала?
– А зачем? – пережёвывая пищу, спросила Маша. – Чтобы ещё раз услышать от матери: «Сидела б ты в интернате, чего сюда таскаешься?» Приехала пару раз, с меня хватит.
– Это она не подумавши сказала – выгораживала маму Катя. – Ты же сама видела, как она ангиной болела. Боялась, что и тебя заразит.
– Ой, да ну! – стукнув пальцами по столу, Маша отодвинула тарелку. – Наелась. Спасибо.
Приподнявшись, поправила поясок на талии, взялась за чемодан и громко объявила:
– Я сейчас ухожу. Буду поздно.
– К Грише?
– Какая разница? К Вере с Нинкой, – вильнув бёдрами, скрылась за шторой. – Матери скажи, что ночевать буду на сеновале. Сейчас тепло и дождей нет.
– Хорошо, – наблюдая, как Валя с удовольствием потребляет молоко, Катя вдруг вспомнила. – А ты куда после интерната? Сюда, в деревню?
– Ага, сейчас, – зажав зубами шпильки, Маша закручивала волосы на затылке. – Есть шанс попасть на завод ученицей. А там и получу квартиру, статус и уважение.
– А институт?
– Сдался мне ваш институт. Я и без институтов удачно устроюсь. Терять пять лет за книжками? Нет уж, дудки. Сами пыхтите. Я и так начальником стану. Это уж точно.
– А нам Агриппина Марковна говорила, что без высшего образования не попасть в руководители, – задумчиво произнесла Катя.
– Ваша Агриша – старая и недалёкая. Сейчас другое время. Не надо иметь диплом или родню в верхах, чтобы стать кем-то. Работай на совесть, и тебя заметят. Правильно Светка говорит, слушай поближе, смотри подальше – авось выгорит.
– До сих пор удивляюсь, как вы с ней подругами-то стали.
– Она умнее меня, хоть и взбалмошная. С детства знает, как нужно дорогу прокладывать, – хихикнула Маша. Натянув модные туфли, выбежала на улицу.
– Даже тарелку за собой не помыла, – нахмурила брови Катя. – Нет, не обвыкнется. Изменилась моя сестрёнка и очень сильно.
Подходя к плакучей иве, Маша остановилась, прислушалась, а после чуть слышно спросила:
– Гри-иш, ты тут?
– Тут, – отозвался молодой парень, лёжа на траве. – Почему так долго?
– Я не кобыла, чтоб через всё поле галопом бежать, – Маша присела рядом и улыбнулась. – На танцы-то пойдём?
– Пойдём, – юноша привстал на руку, разглядывая лицо подруги. – Не передумала ещё оставаться в городе? А то у нас тут работы хватает. Да и вообще, бежать из родных мест – это как-то…
– На предательство похоже? Ты это хотел сказать? – Мария подобрала колени под себя и нахмурилась. – Моя жизнь. Где хочу, там и живу.
– Никто и не спорит, – Гриша отвернулся, перевернувшись на живот. – А я думал, мы с тобой дом здесь справим, поженимся и…
– Что? – Маша ощутила холодок в горле. – Ничего себе…
– А что? Не пошла бы за меня? – повернул голову Гриша и сощурил глаза.
– Я даже не знаю, – щёки девушки налились румянцем. – Рано ещё думать об этом.
– Ничего не рано, – вскочил на ноги Григорий и упёрся вытянутой рукой в иву. – Через два года тебе восемнадцать. Уже можно будет подать заявление.
– Иди ты, – расхохоталась Маша, откинув голову назад.
– Что смешного? – Гриша сложил руки на груди и, обиженный, отошёл в сторону.
Поднял несколько мелких камней, прицелился и запустил их по водной глади один за другим. Маленькие гладкие «пули» четыре раза проскальзывали по прозрачному полотну, подныривая под тонкий слой воды, и, теряя силу толчка, на пятый – тонули, опускаясь на дно.
– Замуж и остаться в деревне, – поднявшись на ноги, девушка отряхнула подол платья. – Завести хозяйство и идти работать… Кем? Дояркой?
– А что здесь такого? – не поворачиваясь, парень спустился к песчаному берегу. – Другие работают, и ничего.
– Угу, и мне, значит, тоже надо, – Маша последовала за другом. – А может, я не согласна.
– Почему? – Гриша продолжал запускать камни в воду.
– Может, я хочу быть, как твоя мама – бухгалтером.
– И в чём же дело? – бросив последний камень, Гриша повернулся. – В райцентре есть ПТУ. Иди, учись.
– Ты не понял, Гриш, – взяв любимого за руку, Маша зашептала. – Я в городе останусь.
– А я? – округлив глаза, парнишка прижался грудью к Маше. – А что делать мне? Я не хочу переезжать из Починка.
– Либо со мной, либо без меня, – хитрый взгляд девушки заставил Гришу вытянуть губы вперёд. При виде нелепой рожицы Маша вновь расхохоталась. – Ты такой смешной! Догоняй!
Отпустив руку парня, метнулась вверх по склону. Гриша махнул рукой и побежал за подругой.
– Стой! – погоня развеселила парня. – Стой, говорю!
– Не догонишь! – дразнила разгорячённого Гришку Маша, петляя по поляне. – Силёнок маловато!
– Ма-ашка! – услышала девушка издалека знакомый голос и остановилась. – Ма-аша! Иди домо-ой! Ма-амка зовё-от!
– Ну что ещё? – тяжело дыша, прошептала Маша, приглядываясь к женскому силуэту. – Сказала же, не ждите.
Разглядев в молодой девчонке сестру Катю, Маша попросила Гришу сопроводить до дома.
– Накрылись танцы, – откашливаясь, Григорий медленно шёл рядом с подругой. – Не пустят, да?
– Куда они денутся, – в горле пересохло, и Маша почувствовала першение. – Я им не нянька. Наверняка за малой попросят приглядеть.
Катя, отмахиваясь косынкой от надоедливых мошек, шла навстречу.
– Что надо? – недовольным голосом спросила Маша.
– Мать просит в сарае помочь.
– Ого! – опешила девушка, бросив короткий взгляд на Гришу. – А ребята где?
– Уставшие они. Поели и на боковую.
– А отчим? Или ты, наконец? Не можешь помочь? – голос Маши был настолько удивлён, что сестре стало не по себе.
– Маш, я весь день на хозяйстве и за Валей приглядываю. Мать устала, а ты…
– А что я? Нянька, что ли? – Маша изменилась в лице. – Вы ж как-то справлялись весь год без меня и сейчас справитесь, – схватив друга под руку, громко объявила. – Я гость в этом доме и сегодня намерена отдыхать!
– Маш, корову надо доить, а мне ещё крапиву цыплятам и свиньям рубить. Помоги, пожалуйста. Лишние полчаса ничего не решат.
– Угу, сейчас. Полчаса ещё как решат. Может, сегодня моя судьба решается. Поняла? – развернув Гришку в сторону дороги, Маша зашагала бравыми шагами.
Всё-таки отдохнуть не получилось. Как только медленный танец закончился и Маша с Гришей решили проветриться на улице, на пороге клуба появились Ирина с огромным прутом в руках.
– Выросла, как я погляжу? – запыхавшаяся мать сжимала в правой руке хворостину. – А ну! Бегом до хаты!
– Мам, ты чего? – от страха у Маши задрожал голос.
– Кому говорю? Домой! – замахнулась на девушку мать. – Отец спасу не даёт, ещё и ты кобенишься!
– Видимо, опять твой отчим напился, – шепнул Гриша, стоя за спиной напуганной Маши.
– Я долго буду ждать? Бегом! – грозным голосом приказала Ира. – Сейчас отхожу как Сидорову козу!
– Да иду я, иду, – опустив голову, Маша поплелась в сторону дома.
«Опять отчим напился», – промелькнули в голове слова Гриши. Как напился? Он же трезвенник. Или? Да ну, не может быть.
Друг не пошёл провожать Машу. Он остался в клубе. Да ну его, не хватало ещё попасть под горячую руку тёти Иры. Вон, какая злющая прибежала. Прутом размахалась. И чего она так взъелась на Машку? Хорошая девчонка, красивая.
– Иди, иди, – подгоняла мать, шоркая калошами по пыльной дороге. – Совсем от рук отбилась. Ни совести, ни желания помочь. Тебе что Катя сказала, а?
– Корову подоить, – опустив голову, Маша плелась впереди и бурчала себе под нос. – И ещё чем-то помочь…
– Чем-то, – корявым голосом повторила Ира. – И не стыдно тебе? Ускакала на гулянки, а дома дел по горло. За сестрой хотя бы присмотрела, Кате тяжело одной и в огороде, и с Валюшкой.
– С Валюшкой, – прошептала Маша, передёрнув плечами. – Меня Машенькой ни разу не называла.
– Говори громче, – услышав обрывки слов, прошипела мать. – Хватит бубнить.
Маша ничего не ответила. Дойдя до дома, переоделась и пошла в сарай.
– О, пришла уже? – Катя закончила с дойкой. Повесив маленький табурет на гвоздь, поволокла полное ведро молока на улицу. – Всё, уже не надо. Я сама справилась. Лучше огород полей.
– Кать, – перегородив сестре дорогу, Маша проверила, что матери позади нет. Убедившись в её отсутствии, тихонько спросила. – Отчим пить начал? Это правда?
– Ничего не начал, – девушка отодвинула сестру в сторону. – Было пару раз…
– А чего это он? – Маша хотела узнать всё до подробностей. – И давно?
– Недавно, – нехотя ответила Катя, поставив тяжёлое ведро на пенёк для рубки дров.
– Как недавно? А в деревне говорят, что давно, – слукавила Маша, пытаясь выпытать правду.
– Ну, с осени, а что?
– Так что случилось-то?
– Сестра его нашлась, – Катя махнула головой, приглашая пойти следом. Подняв ведро, понесла к крыльцу. – Банки вынеси.
Маша резво вбежала в сени, схватила пару трёхлитровых банок и выбежала на улицу. Накрыв чистую банку куском марли, Катя зашептала:
– Год назад после того, как ты уехала, к нам заявилась женщина и сказала, что она сестра дядь Мити, – наклонив ведро, девушка следила, чтобы молоко не пролилось мимо. – Он так обрадовался. Видела бы ты его лицо…
– Ну? И что дальше-то было? – не терпелось Маше.
– Пьющая она оказалась. Старая и пьющая. Побыла у нас два дня, и мамка её выгнала, – наполнив банку, Катя перекинула марлю на следующую. – Отец сначала ругался, а потом и сам начал: раз в месяц, потом в неделю и далее по нарастающей.
– Ничего не поняла, – Маше надоело стоять, и она присела на ступеньку. – И кто ж с этого пить начинает? Глупость какая-то.
– У него ж из родни никого. На войне пропали, а тут – сестра, – продолжая наполнять стеклянную тару, Катя объясняла суть вопроса. – Первый раз с ней выпил, а после её отъезда с соседом наловчился «чаёвничать».
– С дядь Толей?
– Ага. Сама знаешь, как соседский муж по выходным отдыхает.
– А-а, за баян и с песнями по деревне? – догадалась Маша.
– Да. Но самое странное – мамка его не ругает. Молча укладывает спать и уходит убираться в сарае. Сейчас работы в колхозе много, поэтому нам приходится самим всё делать.
– Подожди. А куда он на работу-то устроился?
– В колхозе помогает: сено косить-ворошить, где сторожем позовут, коров попасти и коз. Халтурщик, одним словом, – закончив процеживать молоко, Катя бросила марлю в ведро и подошла к бочке с водой.
– Ха! Действительно, халтурщик, – усмехнулась Маша, не услышав, как Ирина вышла в сени.
– Чего расселась? Огород сам себя не польёт! – грубо отреагировала мать на бездействие дочери. – Хватит лясы точить! Бегом за работу!
Мария нехотя поднялась, взяла лейку и набрала воды.
– Не ругается, значит, на отчима. А батьку гоняла на сеновал, – прошептала себе под нос, поливая грядку с огурцами.
Проснувшись утром от разговоров в кухне, Маша обратила внимание, что Кати уже нет.
– Ох, эта деревенская жизнь, – потянулась девушка и зевнула. – Сейчас начнётся: «Чего разлеглась, петухи давно пропели…»
– Проснулась уже? – в комнату заглянула Катя. – Посиди с Валюшкой. Я сейчас дела доделаю и в магазин. А хочешь, сама сходи.
– Ой, нет. Лучше уж ты, – Маша чувствовала усталость в теле. – А где все?
– Ребята убежали в поле. Мать – на дойку, а отец… – наклонив голову сказала вполголоса. – Сидит на крыльце, взявшись за голову.
– Чего это он?
– Ему всю ночь плохо было. Я слышала, как его тошнило. Видимо, бодяги какой-то обпился.
– А-а, – Маша встала и ещё раз потянулась. – Так ему и надо.
Катя сделала вид, что не слышала последние слова. Задвинув шторы, позвала младшую сестру.
– Валечка, ты покушала? Иди сюда. Побудь пока с Машей, а мне отлучиться надо.
Маленькая девчушка отодвинула пальчиком край шторы и сунула голову.
– Привет, – негромко поздоровалась и улыбнулась. – А у меня вот что есть.
Вытянув руку вперёд, девочка показала кусок цветной ткани.
– Это платочек для куколки.
– Угу, – сквозь зубы процедила Маша и остолбенела. Вглядевшись в огрызок ткани, выхватила его у девочки. – Ты где это взяла?
От хамоватого тона Валя замерла.
– Там, – показывая под кровать пальцем, девочка отошла назад, понимая, что сейчас будут ругать.
– Где? – у Маши вытянулось лицо. Наклонившись, она вытащила из-под кровати чемодан, который оказался открытым.
Заглянув внутрь, начала раскидывать платья и блузки, разглядывая на предмет порчи.
– Тебе кто позволил сюда лезть? – закричала Маша, тряся испорченными вещами. – Когда ты успела?
Опустошив чемодан, девушка скинула в кучу несколько платьев. Схватив Валю за ухо, дала увесистый шлепок по попе.
– Дрянь такая! Кто разрешил лазить в чужих вещах? – кричала Маша, не отпуская ухо. – Да я тебя сейчас…
Девчушка завизжала от боли.
– Ты что делаешь? – шторы раздвинулись, и в комнату вошёл Митя. Увидев плачущую дочь, двинулся на падчерицу. – Тебя не учили, что младших обижать нельзя?
Подхватив Валю на руки, попытался успокоить.
– Тише-тише, моя хорошая, – устремив взгляд на Машу, громко спросил. – За что ты её так? Чем не угодила?
– Она мне одежду порезала, – показав рукой на валяющиеся у чемодана платья, Мария сама чуть не расплакалась. – Говорила же не трогать. Четыре платья испортила.
– Ох, – разобравшись в причине недовольства падчерицы, Митя поставил Валюшку на ноги, опустился на колено и вопросительно посмотрел ей прямо в глаза. – Зачем ты это сделала?
Девочка держалась за раскрасневшееся ухо и всхлипывала, глядя то на отца, то на сестру виноватыми глазёнками.
– Я больше не буду, – выдавила из себя, пуская маленькими ноздрями прозрачные пузыри.
– И зачем ты туда полезла? – покачал головой папа. – Нельзя брать чужое, слышишь? Ни в коем случае нельзя.
Кивнув головой, Валя обхватила Митю за шею и заревела. Маша стояла и смотрела на печальную сцену, чувствуя себя неловко. С одной стороны, недопустимо так грубо поступать с ребёнком, а с другой – будет знать, как портить чужое добро. Да и отчим молодец. На его месте мать распустила бы руки и отшлёпала обеих, как и делала раньше, не разбираясь кто прав, кто виноват. Хотя, Маша всем нутром ощущала, Валя – любимая дочь от любимого мужа, досталось бы только старшей дочери, скорее всего. Почувствовав облегчение, Мария собрала одежду. Присев на кровать, начала разглядывать степень убытков.
– С этим уже ничего не сделать, – тяжело вздохнула, откинув белое платье с широкими карманами. – Только на тряпки пустить.
– Маш, – Митя встал и присел рядом, усадив Валюшку на колени. – Купим новые. Только запомни, ни одна одёжка не заменит родного человека. Важнее всего – человек.
– Я это знаю, – разглядывая следующее разрезанное платье, ответила Маша. – У меня столько никогда не было. Мне воспитатель отрезы подарила, которые она хранила много лет. Я эти наряды сама сшила.
– Вот тут ты умница. Большая умница. Шить научилась – в жизни всё пригодится, – похвалил девушку отчим. – А новые платья будут. У меня заначка есть…
Митя подхватил дочь под мышки и поставил на пол. Хромая, ушёл из комнаты и сразу вернулся.
– Вот, держи, – положил рядом с Машей деньги. – Пусть будут подарком на твой день рождения.
– Не надо! – вскочила девушка от неожиданности. – Забери, дядь Мить! Маме это не понравится!
– Ну вот, – выходя из комнаты, отчим состроил обиженное лицо. – А раньше папой называла…
Задвинув за собой шторы, Митя загремел крышками от кастрюль в поисках съестного.
Недолго думая, Валя спрыгнула с постели и убежала. Положив деньги на дно чемодана, Маша сложила вещи обратно, а испорченные разноцветные «тряпки» закинула на печь.
– Горе луковое, – сказала вслух, выходя в кухню.
– На, бери, – откуда ни возьмись, перед девушкой возникла Валя. С улыбчивым видом и заплаканными глазами ребёнок протягивал платье, похожее на кукольное. – Дарю.
– Что это? – ноги Маши вросли в деревянный пол. Глаза широко распахнулись. Сердце заклокотало так сильно, что Маша услышала стук в голове. – Это же твоё платье…
– Бери, мне не жалко.
Детская наивность и природная манера сиюминутно забывать о плохом растрогали Машу. Некогда переполненная ненавистью и злобой к этому беззащитному маленькому человечку Мария не смогла подавить в себе эмоции. Подхватив девочку на руки, крепко обняла её и зарыдала.
– Прости, сестрёнка. Прости меня.
Не понимая происходящего, Валюшка также обняла Машу за шею и заплакала. Сидя за столом, Митя наблюдал за сёстрами и молчал. Вот оно как, помирились. И слава богу. Тряпки – дело наживное, а родственные отношения беречь надо. Вспомнив о своей сестре, мужчина поднялся и медленно вышел во двор.
– Ну всё, хватит, – успокоившись, Маша отпустила сестру. – Очень прошу, не бери больше ножницы.
– Ага, – Валя сунула в руки Маши платье и убежала за отцом на улицу.
Положив наряд сестры на место, Мария поняла, как глупо поступила, обидев девочку.
– Нет, я свою дочь буду воспитывать по-другому. Никогда не буду наказывать.