Шли недели. Я укрепил своё положение в клане, заслужил уважение воинов, провёл "чистку" от самых жестоких орков. Но главная цель оставалась недостижимой – изменить сам уклад жизни Кровавого Топора, отвратить их от бесконечной войны и насилия. Я понимал, что без поддержки вождя это невозможно. И решился на отчаянный шаг – поговорить с Грумбашем напрямую.
Этот разговор я откладывал как можно дольше. Я знал, что отец не станет меня слушать, что он видит в войне единственный смысл существования орков. Но я также знал, что должен попытаться. Должен дать ему шанс понять, что есть другой путь.
Я долго готовился к этому разговору, продумывая каждое слово, каждый аргумент. Я решил не открывать отцу свою истинную сущность и не рассказывать о магии. Это было бы слишком рискованно. Вместо этого я решил обратиться к его здравому смыслу, к его инстинкту самосохранения.
Я нашёл Грумбаша в его хижине. Он сидел у очага и точил свой огромный топор. Увидев меня, он недовольно хмыкнул и продолжил свое занятие.
"Отец," – начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо и уверенно. – "Я хочу поговорить с тобой о будущем нашего клана."
Грумбаш поднял на меня свои налитые кровью глаза. "Будущее клана – в войне," – прорычал он. – "В чем еще?"
"Не только в войне," – возразил я. – "Мы можем стать сильнее, не только уничтожая врагов, но и находя союзников. Мы можем торговать, строить, развиваться."
"Торговать?" – Грумбаш презрительно хмыкнул. – "Ты предлагаешь нам стать торгашами, как эти слабаки людишки? Орк рождён для битвы, а не для того, чтобы считать монеты."
"Но война истощает нас," – продолжал я. – "Мы теряем лучших воинов, мы растрачиваем свои силы на бесконечные набеги. Есть другой путь. Путь мира и сотрудничества."
"Мир?" – взревел Грумбаш, вскакивая на ноги. – "Ты говоришь о мире с теми, кто убивал наших братьев и сестёр? С эльфами, которые считают нас грязью под своими ногами?"
"Не все люди и эльфы наши враги," – сказал я. – "Среди них есть те, кто также устал от войны, кто хочет жить в мире. Мы можем найти общий язык, если захотим."
"Ты слишком много думаешь, Грогатар," – прорычал Грумбаш, сжимая рукоять топора. – "Орк должен действовать, а не размышлять. Твои слова – это слова труса, а не воина."
"Я не трус," – твердо ответил я. – "Я просто вижу то, чего не видишь ты. Мы можем быть сильными и без войны. Мы можем жить лучше, чем сейчас."
"Хватит!" – взревел Грумбаш. – "Я не стану слушать эти бредни. Ты мой сын, но ты заражён слабостью. Ты не достоин быть наследником вождя."
Он повернулся ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен. "Убирайся," – прорычал он. – "И чтобы я больше не слышал от тебя этих речей. Иначе пожалеешь, что родился на свет."
Я постоял ещё немного, глядя на широкую спину отца, а затем повернулся и вышел из хижины. Разговор не просто провалился, он усугубил наше противостояние. Грумбаш видел во мне не сына, а предателя, который посмел усомниться в вековых традициях орков.
Той же ночью Грумбаш созвал совет клана. Он объявил всем о моих "трусливых" речах, о моем "предательстве" и о том, что я больше не являюсь его наследником. К моему удивлению, не все поддержали его. Некоторые орки, уставшие от бесконечной войны, с интересом отнеслись к моим словам. Но их было меньшинство. И они боялись открыто выступить против вождя.
В итоге Грумбаш изгнал меня из клана, но оставил мне жизнь. "Ты моя кровь," – сказал он на прощание. – "Поэтому я не стану тебя убивать. Но ты больше не принадлежишь Кровавому Топору. Уходи и никогда не возвращайся."
Я покинул лагерь той же ночью, взяв с собой лишь самое необходимое. Изгнание было тяжёлым ударом, но я не отчаивался. Ведь теперь я был свободен. Свободен идти своим путём и бороться за то, во что верю. И я знал, что не одинок. Со мной были Зуг, Раша и те немногие, кто поверил в меня. А значит, борьба только начиналась.