Жизель пишет мне на следующий вечер и спрашивает, смогу ли я прийти завтра на наше первое индивидуальное занятие. До чего странно видеть ее имя на экране моего телефона. Может, странно видеть имя «Джиджи» – я несколько лет мысленно называл ее Жизель. Наверное, мой телефонный справочник должен этому соответствовать, так что я нахожу ее номер и меняю имя, посмеиваясь про себя: знай она об этом, ее бы это жутко взбесило.
Я: Мне удобно завтра. Но придется договориться с Дженсеном или Эдли, чтобы каток был свободен.
Жизель: Вообще-то у меня есть свое местечко, где можно потренироваться. Ты не против туда пойти? Но туда можно только вечером, после восьми.
Я: Понял. Я должен оставаться твоим грязным секретиком.
Жизель: В твоих устах это звучит двусмысленно.
Я: Зато правда.
Она снова принимается печатать. Уверен, собирается объяснить, почему ее не должны видеть в компании врага. Я, не дожидаясь ответа, отправляю следующее сообщение.
Я: Ничего, если Беккетт тоже придет? У меня на уме есть парочка упражнений, но нам понадобится третий, лучше защитник.
Точки исчезают, потом появляются снова.
Жизель: Ладно. Если ты считаешь, что это поможет.
Я: Не волнуйся, я позабочусь, чтобы он не выдал наш грязный секретик. Мы же не хотим запятнать твою репутацию хорошей девочки.
Жизель: Завтра напишу подробнее.
Очаровательно поболтали, как всегда!
Ухмыляясь, хватаю из холодильника пиво. Откручиваю крышечку и присоединяюсь к ребятам в гостиной. На дворе вечер пятницы, но никто никуда не пошел. Шейн развалился на диване, и на коленях у него сидит темноволосая чирлидерша. Встретил он ее только сегодня утром, во дворе, где она с подругами загорала топлес, а теперь она исследует языком его рот с такой тщательностью, будто намерена найти там золотую жилу. Когда я вхожу в комнату, они меня даже не замечают.
Беккетт сидит в кресле и играет в видеоигру. Заметив, куда я смотрю, он подмигивает:
– Я все прошусь к ним третьим, но…
Фыркаю, устраиваясь на другом конце нашего разборного дивана, – как можно дальше от целующейся парочки. Краем глаза наблюдаю, как Беккетт стреляет зомби на экране. Когда орда живых мертвецов припирает его к забору из проволочной сетки, он терпит поражение и теряет уровень, после чего откладывает пульт и берется за телефон. Что-то проверяет.
– Списков все еще нет, – замечает он.
Я киваю. Занятия в тренировочном лагере закончились сегодня утром, но финальный состав так и не сообщили. Дженсен сказал, они опубликуют два списка – список полного состава и список из девятнадцати человек стартового состава, которых он планирует тренировать для нашей первой игры.
Я откровенно волнуюсь за некоторых своих товарищей по «Иствуду». Кое-кто из парней явно не пройдет отбор, и смириться с этим будет непросто.
– Я-то думал, они сделают рассылку на электронную почту в конце дня, – продолжает Беккетт. – Знаешь, в разумное рабочее время.
В ответ я отхлебываю пива.
– Может, этот хрен любит драму.
Бек фыркает.
– О да. Чад Дженсен, королева драмы.
С другого конца дивана раздается тихий стон. Оказывается, Шейн уже запустил руку чирлидерше под рубашку.
– Эй! – окликает их Беккетт. – Найдите другое место.
Шейн отлипает от девицы. Взгляд у него немного помутнел, но в глазах определенно мелькает ирония.
– И это говорит главный эксгибиционист из всех моих знакомых, – подначивает он Бека.
– Ладно, согласен.
– Кроме того, тебе нравится представление.
– Конечно, мне нравится представление! – ворчит Беккетт. – Кара, что ты вообще делаешь с этим придурком? Я же явно лучше него.
Девица Шейна соскальзывает с его колен и садится рядом с ним на диван. Я краем глаза замечаю, как он стратегически поправляет брюки, как будто мы впервые видим подобную картину. С тех пор как Шейна бросила девушка (ах нет, простите, с тех пор как они расстались по взаимному согласию), он превратил случайные интрижки практически в новый вид спорта.
Вот и теперь он обнимает Кару и тянется за бутылкой бледного индийского эля, стоящей на журнальном столике.
– Списка так и нет? – спрашивает он, тоже проверяя телефон.
И тут у меня раздается сигнал входящего сообщения. Парни как один поворачивают головы.
– Это он? – Шейн буквально вибрирует от напряжения.
– Господи, да расслабься. Это всего лишь Оуэн.
Оуэн Маккей: Есть время поболтать?
Сначала собираюсь отправить сообщение в ответ, а потом думаю: да пошло оно все. Уж лучше просто позвонить.
– Сейчас вернусь. – Я выскальзываю из гостиной, на ходу набирая Оуэна.
Босиком иду к стеклянным раздвижным дверям в кухне. На дворе начало сентября, и солнце уже село, но на улице еще тепло. У домов на нашей улице приличные по размеру задние дворы, а веранды хоть и маленькие, но деревянные; у нас – из кедра, так что я с наслаждением сажусь на верхнюю ступеньку. Родители Шейна купили сюда комплект для дворика, но пока нам было лень его собирать, так что стол по-прежнему пылится в коробке в гараже, а стулья покрыты полиэтиленовой пленкой.
Из нескольких домов дальше по улице до меня доносятся голоса. В основном мужские, хотя изредка слышен и женский. Громкие взрывы смеха чередуются с поп-роком, какой-то песенкой, слова которой я даже разобрать не могу. Похоже, у кого-то вечеринка.
– Привет, – говорю я, как только Оуэн берет трубку.
– Привет! – откликается знакомый голос. – Как дела?
– Хорошо, брат, а у тебя?
– В последнее время дел невпроворот. Свалилась кое-какая внеурочная работа, и с июля она просто съедает все свободное время в графике.
А, командные мероприятия в межсезонье. Их жаргон мне знаком. И ведь до чего круто, если подумать: я знаком с настоящей суперзвездой, с большой шишкой в НХЛ – самим Оуэном Маккеем. Наверное, то же чувствует Джиджи.
Иногда я смотрю игры с его участием и думаю, что вообще я забыл в колледже, зачем теряю здесь время. Оуэн пошел играть за Лос-Анджелес сразу после школы, в восемнадцать. Пока был новичком, много времени на льду ему не давали, зато на второй сезон Оуэн стал звездой. И вот он играет уже четыре года, каждый сезон шикарнее предыдущего.
Именно Оуэн уговорил меня пойти в колледж. Он знал, насколько важно для меня получить образование, так что, когда я стал колебаться и подумывать, не пойти ли в профессиональный спорт сразу после старшей школы – по его стопам, он напомнил о тех целях в образовании, которые я сам же перед собой поставил.
Думаю, в итоге решение оказалось правильным. Не представляю, насколько хорошо бы я проявил себя в профессиональном хоккее в восемнадцать, по крайней мере, если судить по моему детскому поведению после матча на мировом турнире. К счастью, меня взяли в драфт, несмотря на тот случай. Права на меня принадлежат «Даллас Старз»[25], и я с нетерпением жду, когда буду играть за них после выпуска.
Оказывается, «Даллас» – еще и причина этого звонка.
– Слушай, вчера вечером я поговорил с Хулио Вегой. Он был на турнире по гольфу, где играла команда. После церемонии награждения он отвел меня в сторонку, и вот тут-то всплыло твое имя.
Я застываю.
– Что он сказал?
Оуэн молчит.
– Что? – давлю я.
– Он упомянул мировой чемпионат. Специально отметил, что начальство за тобой следит.
Я морщусь.
Вот же черт. Отвратительные новости. Хулио Вега – новый генеральный менеджер «Далласа». Недавно у них произошли кое-какие изменения, и пару недель назад мы с ним разговаривали по телефону. Мне показалось, все прошло хорошо, но, видимо, моя выходка на молодежном чемпионате будет преследовать меня до конца жизни.
Я вздыхаю.
– Мне это дерьмо вечно будут припоминать, старик. А хуже всего то, что я никогда не выхожу из себя. Ты-то знаешь.
– Поверь мне, знаю, – усмехается Оуэн. – Ты, как айсберг, до последнего хранишь хладнокровие. Кляйн, должно быть, здо́рово черту перешел, раз ты так разбушевался…
Майкл Кляйн – сокомандник, которому я сломал челюсть на молодежном чемпионате. Ему потом делали шинирование.
Вот только я никому не сказал, что он ляпнул в раздевалке, и не собираюсь.
– Знаю, знаю, – продолжает Оуэн, не дождавшись от меня ответа. – Все это в прошлом, а потому не подлежит обсуждению.
Оуэн вечно подкалывает меня за фразу «все это в прошлом» – я обычно именно так отвечаю, когда из меня пытаются выудить то, о чем я говорить не хочу. Женщин это особенно бесит. А еще тех, кто не успел в жизни хлебнуть горя: они просто не в состоянии понять, почему некоторые двери я предпочитаю захлопнуть и запереть навсегда.
Конкретно за этой дверью нет ничего, кроме мрака и боли. Кто захочет снова добровольно лезть в такую грязь? Да и зачем – снова перемалывать опилки? Уж лучше пусть эта дверь в прошлое остается закрытой.
– В общем, хотел тебя предупредить, – говорит Оуэн. – Я же обещал, что буду смотреть в оба.
– Спасибо, я правда очень это ценю, – вздыхаю я и перевожу тему. – Ты, наверное, ждешь новый сезон?
– И не говори. Не могу дождаться возвращения на лед. А ты как? В Брайаре все нормально?
– Ни хрена. Тренировочный лагерь – просто отстой. Сплошная пассивная агрессия, а иногда – и просто агрессия. Ни разу не пассивная. На этой неделе на тренировку явился Гаррет Грэхем, и, разумеется, в тот единственный день, когда я опоздал.
– Опоздал? – удивленно переспрашивает Оуэн. – На тебя непохоже.
– Джип сдох. Коробка передач меня все-таки подвела, так что теперь он стоит в гараже в Гастингсе, потому что денег у меня нет. Приходится просить Шейна поработать шофером.
– Я переведу тебе деньги.
– Не надо, – начинаю возражать я.
– Брат, я же показывал тебе свой контракт. Я могу себе это позволить. Кроме того, я инвестирую в будущее талантливого игрока. Не могу же я позволить своему протеже опаздывать на тренировку.
Спорить с ним бесполезно: Оуэн еще упрямее меня.
– Ты не обязан, правда, но я тебе очень благодарен. Я все верну.
– Мне это не нужно.
Дверь позади меня отъезжает в сторону.
– Чувак, – зовет Шейн, – давай-ка внутрь. Быстро.
– Мне надо идти, – говорю я Оуэну. – Что-то случилось.
– Ладно, будем на связи.
– Ага, до скорого.
Я захожу в дом и понимаю, что, пока я висел на телефоне, нам на почту пришло письмо от Дженсена.
В гостиной к этому моменту стало многолюдно: явился Ник Латтимор с девушкой, Дарби и братья Хоули. Раньше я думал, что Рэнд повсюду таскает с собой младшего брата, а потом сообразил, что на самом деле это Мейсон повсюду увязывается за ним, чтобы присматривать за старшим братцем.
Судя по триумфально сверкающим глазам Рэнда, новости хорошие.
Шейн начинает зачитывать имена, и, услышав, что оба моих лучших друга вошли в список, я облегченно вздыхаю. Черт, ну конечно, они вошли. Дженсен показал бы себя идиотом, реши он оставить в стороне такого надежного защитника, как Беккетт, и такого мощного правого нападающего, как Шейн. Рэнд, Мейсон и Ник тоже попали в команду, а мы с Колсоном получили звание официальных капитанов – даже не временных.
– Старик, мы победили! – сообщает Рэнд.
Я хмурюсь:
– Что значит победили?
– Я про стартовый состав. В списке наших одиннадцать, а их – девять.
Шейн, склонив голову, все еще просматривает список.
– В стартовом составе – да. Но в итоге в команду вошло около шестидесяти процентов нынешних игроков «Брайара» и сорок процентов «Иствуда».
– Чувак, да какая разница, кто там полирует скамейку запасных? – возражает Рэнд. – На льду будет главенствовать «Иствуд», остальное значения не имеет. Верно, Райдер?
Я пожимаю плечами, изучая список на экране телефона. Дженсен во всем поступил правильно. Куда ни посмотри – повсюду отличный, надежный выбор. И уже то, что в стартовом составе наших ребят больше, доказывает, что любимчиков у него нет.
– Уверяю вас, кое-кого очень даже волнует, кто полирует скамейку запасных, – кривится девица Шейна, Кара, тоже примкнув к беседе. – Они сейчас, наверное, просто в бешенстве. Да еще и момент ужасный – список прислали прямо посреди прощальной вечеринки Миллера. Жесть.
– Миллера? – непонимающе откликается Рэнд.
– Миллер Шулик. Ну, который переводится. – Она почти смеется. – Знаешь, они ведь живут домов через пять от вас.
– Да вы, на хрен, шутите. Вы с ними соседи? – Вид у Рэнда такой, будто он только что выяснил, что на нашей улице случилась вспышка герпеса.
– Я понятия не имел, – признается Шейн.
– Кейс, Миллер и Джордан живут в доме на углу, в конце улицы, – объявляет Кара. – Точнее, Миллер уже не живет. В воскресенье он уезжает.
– А ты откуда все это знаешь? – встает в позу Рэнд.
– Я раньше встречалась с Джорданом.
– С Трагером? – шокированно уточняет он, и Кара кивает.
– С этим куском дерьма? Да что с тобой не так?
В ответ она глядит на Рэнда.
– Ого. Ну ты и сволочь.
Он ее ремарку благополучно игнорирует.
Впрочем, Кара права. Этот парень – мудак каких поискать.
Что он тут же и подтверждает.
– Думаю, надо пойти туда! – радостно предлагает Рэнд.
– Да ладно тебе, старик, – подает голос Ник. Вид у него раздраженный. – Мы не пойдем к ним домой, только чтобы позлорадствовать.
– Да, это как-то жестоко, – соглашается его девушка.
К моему удивлению, у Беккетта мнение совершенно другое.
– А может, не такая уж плохая идея.
– Серьезно? – изумленно спрашивает Шейн. – Ты правда хочешь пойти позлорадствовать?
– Нет, понятно, что я не это имел в виду, – закатывает глаза Беккетт. – Я о другом. Может, стоит пойти с предложением мира. Принести им ящик пива или еще что. Попрощаться с Миллером. Это ведь паршиво, что он переводится.
– Да ты только на вечеринку хочешь, – обвиняет его Шейн.
Наш друг улыбается.
– Не без этого, – он поглядывает на Кару. – Все говорят, вечеринки в Брайаре потрясающие, но что-то пока не видно.
– Еще даже занятия не начались, – оправдывается она. – Грик-Роу сейчас практически город-призрак. Поверь мне: как только все вернутся в кампус, ты получишь доказательства.
– Что ж, а пока предлагаю пройтись по улице и предложить оливковую ветвь в виде выпивки и травки, – подытоживает Беккетт.
Все поворачиваются ко мне. Как-то странно ощущается эта непрошеная корона, водруженная ими мне на голову.
– Я не собираюсь принимать за вас решения, придурки, – раздраженно напоминаю я, и Дарби восторженно смеется.
Рэнд уже пишет нашим сокомандникам.
– Я соберу остальных.
Конечно.
Такая, вашу мать, замечательная идея.