Квартира Леонидова

Леонидов укладывал поленья.

В прихожей они уже лежали ровно и надежно, а в комнате еще царила разруха.

Леонидов взял несколько газет, сунул в печку-буржуйку, положил туда дрова и зажег спичку.

Печка занялась сразу, и даже загудела.

Леонидов закурил.

В дверь постучали.

– Ну, кого еще несет? – Леонидов, переступая через поленья, пошел открывать дверь.

На пороге стоял молодой человек в серой пушистой кепке и добротном пальто.

– Здравствуйте, Олег Алексеевич.

– Господи, Гоша, я вас не видел целую вечность.

– Служба.

– Три года прошло, как вы в угрозыске работаете, а стали настоящим сыщиком. Заходите. Вы по казенной надобности или в гости?

– В гости. Не прогоните?

– Что вы, прошу. Ваша контора через два дома от меня, а видимся редко.

Георгий Тыльнер вошел в комнату.

– Олег Алексеевич, у вас здесь стихийное бедствие.

Тыльнер снял пальто и начал собирать дрова.

– Гоша, я сейчас, будем пить кофе. Хотите кофе?

– Нынче кофе странный.

– Нынче жизнь странная, а кофе у меня есть натуральный.

– Сухаревка неистребима.

– Зачем же Сухаревка. Мой приятель – заместитель Луначарского. Вхож в Кремль. Он и купил мне в тамошнем кооперативе «Коммунар» пакет кофе.

– Огромные деньги?

– Гоша, я заплатил за это копейки. В «Коммунаре» есть все. Телятина, фрукты, шоколад «Эйнем», который, кстати, обожает Ленин, конфеты, масло. Все. Как бывало в «Елисеевском». Неужели не слышал об этом гастрономическом рае?

– Слышал, конечно.

Леонидов поставил кофейник на буржуйку.

Когда вода закипела, он щедро насыпал из стакана кофе.

– Господи, – тихо сказал Тыльнер, – запах из прошлого, доброго, милого прошлого.

– Ностальгируете, Гоша? Прошу к столу.

– Минутку.

Тыльнер вынул из кармана пальто сверток.

– Нынче в гости с пустыми руками не ходят.

Он подошел к столу, развернул бумагу.

– Вот это да! – удивился Леонидов, – белая булка и ветчина. Никак уголовный сыск пускают в гастрономический рай?

– Нет, мой дорогой, у нас свои возможности.

– Мне бы так хоть денек пожить.

– Не прибедняйтесь.

– Не буду.

Олег поставил на стол красивые чашки, две рюмки, нарезал булку и ветчину, поставил бутылку настоящего коньяка.

– Шустовский, – ахнул Тыльнер, – откуда?

– У нас тоже свои возможности. Ну, начнем, благословясь.

Леонидов разлил коньяк по красивым хрустальным рюмкам.

– Господи, вздохнул Тыльнер, – все, как раньше.

– Милый Жорж, – рассмеялся Леонидов, – для руководящего сотрудника московской розыскной милиции заявление неуместное.

– Может быть. Но очень часто, особенно по утрам, я вспоминаю нашу столовую, запах кофе, свежие булочки, еще теплые, три сорта варенья и брусок масла.

Вспоминаю, когда пью чай с коричневым сахаром или сахарином и ем несвежий хлеб.

– Зато сейчас мы едим замечательную белую булку.

– Олег Алексеевич, вы не знали Виктора Казаринова?

– Конечно. Весьма яркая личность. Украшение столичной и московской богемы. Писал весьма неплохие рассказы, потом стал отличным кинописателем. Широкий, щедрый, бонвиван, с ним крутились самые разные люди. От театральных статистов до Митьки Рубинштейна и самого Распутина.

– Он дружил с Рубинштейном? – удивился Тыльнер.

– И не только с ним. И князь Андроников и Манасевич-Мануйлов и Симанович. Не знаю, насколько они были дружны, но кутили вместе. А зачем вам?

Тыльнер достал из кармана фотографию, положил на стол.

Леонидов присвистнул.

– Убили Витю. Жаль, веселый был парень и хороший товарищ. Как это случилось?

– Мы брали Бориса Новицкого, того самого знаменитого налетчика по кличке Поэт…

– Так я его знаю. Он постоянный гость кафе «Домино».

– Произошла перестрелка, а в квартире был Казаринов. Случайная пуля.

– Жаль.

– У него мы нашли два письма. Одно… – Тыльнер протянул конверт.

– Я могу прочесть? – поинтересовался Леонидов.

– Я прошу вас это сделать. Письмо очень любопытное. Особенно упоминание о каком-то Сашеньке. Одна голова хорошо…

– Ну, что ж. «Дорогой друг – начал читать Леонидов, – выдалась счастливая оказия и я шлю вам письмо с милым Витенькой Казариновым. Я знаю, что вы его любите, а главное, верите ему. Сейчас Советы выпускают за границу людей, вроде вас. Я встречал в Стокгольме и Париже несколько артистов и писателей, покинувших Совдепию. Их рассказы ошеломили меня. Я никогда не был русским патриотом, не финансировал белых, тем более красных. Моя страна – мои капиталы, я подлинный патриот денег. Подавайте прошение. Вам помогут, есть коммерсант, который дружит с большевиками, вывозит из Красной России художественные ценности. Он заинтересован в моих капиталах и готов оказать мне это небольшое одолжение. Не забудьте Сашеньку, это очень важно и для вас, и для меня.

Крепко обнимаю. Жду в Стокгольме. Ваш Митя Рубинштейн».

Леонидов положил письмо на стол. Задумался.

– Как я догадываюсь у вас возникли два вопроса. Кто получатель этого письма? И что это за Сашенька? Так?

– Именно.

– Это делается просто. Надо отработать всех общих знакомых Казаринова и Рубинштейна в Москве.

– Это непомерный труд, – вздохнул Тыльнер.

– Отнюдь. Их не так много, тем более писателей и артистов. Надо узнать, кто получатель, а потом искать таинственного Сашеньку.

– Или таинственную Сашеньку.

– Я могу доложить Никулину, что вы согласны нам помочь?

– Никулину?

– Это мой начальник.

– Ну, вот, вся таинственность пропадает и никаких авантюрных приключений. А это очень важно в таком мероприятии.

– Ну, так что?

– Согласен. Чувствую, что будет интересно, вот только будет ли из этого статья и дадут ли ее напечатать?

– Вы из всего можете сделать интересную статью. Но вот какое дело, Олег Алексеевич, у убитого было еще одно письмо, вы уж не обессудьте, мы его прочитали. Служба.

– А почему у меня должны быть к вам претензии?

– Это письмо было адресовано вам.

– Мне? – Леонидов вскочил, – где оно?

– Прошу, – Тыльнер протянул конверт.

Леонидов взял письмо.

– Господи, это же ее почерк.

– Да, писала его Елена Вольдемаровна Иратова, вы уж извините нас…

Леонидов выпил коньяк. Подошел к окну.

Начал читать.

«Мой милый, дорогой человек. Пишу из Крыма, похожего на изношенную театральную декорацию. Я все время вспоминаю вокзал, толпу и вас, мой родной, с поднятой рукой. Жалею ли я, что убежала из холодной и голодной Москвы на Юг? Не знаю. Я много снималась. Петр Андреевич Талдыкин очень серьезно организовал здесь кинодело. Он скупил почти все электротеатры в Ялте, Севастополе, Симферополе, поэтому его кинотоварищество снимало очень много неплохих картин.

Писал сценарии Витя Казаринов, который, кстати и передаст Вам мое письмо.

Последнюю фильму «Ключи счастья» мы снимали для французской фирмы «Гомон», их представитель сделал всем французские паспорта. Мне тоже принесли французский паспорт, но я отказалась ехать. Отказался и Витя Казаринов, он засобирался в Москву. Странно, идет война, а поезда ходят и можно добраться до любого города.

Я проводила наших, и я хожу к морю, оно неспокойное, как наша жизнь.


Елена стоит у моря.

Волны набегают на берег и с шумом уходят, оставляя пену.

– Сегодня уезжает Виктор, я отдаю ему письмо, а через десять дней еду сама. Можно я обременю Вас просьбой? Если да, то сходите к Таирову и спросите, возьмет ли он меня обратно.

Мне не верится, что скоро увижу вас. И жду этого, как гимназистка. Обнимаю вас. Ваша Елена.

Леонидов опустил письмо.

И Тыльнер увидел совершенно другое лицо, насмешливо-ироническое выражение сменилось на печальное и нежное.

– Спасибо вам, Жорж, большое спасибо.

Да за что меня благодарить, если бы в тот день мы не ввалились на хату Новицкого, Казаринов сам бы разыскал вас, и наверняка передал бы что-то важное для вас, на словах.

Леонидов сел к столу.

– Это письмо я могу оставить, или оно пришито к делу?

– Оставьте, никакого дела нет. Есть несчастный случай. А вы не знаете, откуда Новицкий знал Казаринова?

– Он и меня знал. Мы вместе когда-то учились в Катковском лицее. Только выгнали нас в разное время.

– А вас за что?

– Лицеистам было запрещено сотрудничать в печати, а я написал статью о порядках в лицее, об идиотах профессорах, о том, что в коридорах пованивает казармой, да много всего.

– Вы подписались своим именем?

– Конечно, нет, придумал псевдоним, очень актуальный и свежий – «Очевидец».

– И как же вас нашли?

– Московского охранного отделения ротмистр Прилуков этим занимался. Жандармы работать умели. Меня вычислили и выгнали с волчьим билетом. А Новицкого и Казаринова попросили из лицея, наверно, через год. Поэтому мы и знаем друг друга, вернее знали.

Леонидов разлил коньяк.

– Давайте выпьем за упокой души Вити Казаринова. За Новицкого пить не будем, поганый был человек.

Они выпили, помолчали.

– А вы знаете, – Тыльнер закурил, – в Москве объявился Юрий Саблин.

– Быть не может! У него же какие-то серьезные проблемы с самим Троцким.

– Тем не менее, живет в «Метрополе», в номере 405, носит форму командарма.

– Чудны твои дела, Господи. Он же под расстрелом был.

– Это их игры, которые именуются политикой. Значит, Саблин для чего-то понадобился Троцкому.

– Знаете, Жорж, пошли они со своими игрушками сами знаете куда. Но я репортер, а приезд Саблина событие любопытное. Я кое-что знаю, чего не ведает ни один журналист о первом правительстве Украины. Если Саблин, который участвовал в этом балагане, подтвердит это, у меня будет очередная сенсация. А пока давайте-ка, согрею еще кофе и выпьем по рюмке этого чудесного напитка.

Загрузка...