Все люди разные. Каждый по-своему реагирует на обиды: одни легко забывают и идут дальше, вторые молча переживают, мечтая о скорейшем примирении, третьи прорабатывают коварные планы мести.
Я же относилась к четвертому типу и требовала извинений за причиненный моральный ущерб.
Дмитрий Смирнов не просто был груб, он оскорбил меня, а запрет заниматься расследованием разозлил и пуще раззадорил. Я была уверена, что мне под силу докопаться до правды, нужно только выяснить, что уже известно фээсбэшнику.
Целый день я как на иголках ожидала встречу с Индюком, а его пара, как назло, стояла последней.
В аудиторию я заходила с высоко поднятой головой, намереваясь игнорировать Смирнова, но мужчина бросил на меня беглый взгляд и отвернулся.
Теперь не я, а он играл в обиженного. Что ж, пусть будет так! Но лжепрофессору никуда от меня не деться. С этой мыслью я устроилась за партой и приготовилась слушать до невозможности скучную лекцию, но теперь Смирнов удивил.
Воспользовавшись моим советом, Дима преподносил тему занятия настолько доступным языком, что слушать его было одно удовольствие. Смирнов объяснял все так, как понял сам, приводил примеры из реальной жизни и даже шутил.
Однокурсники слушали преподавателя с интересом, да и я залюбовалась им.
В какой-то момент Смирнов поймал мой взгляд, и я намеревалась одобряюще кивнуть, но он демонстративно отвернулся к окну.
После лекции студенты стали собираться, я последовала их примеру, но меня окликнул научный руководитель:
– Ланская, задержитесь на минуту.
– Что вам нужно, Арсений Витальевич? – спросила я, направившись к нему.
– Ваш диплом, – ответил он. – Где новые наработки?
В этот момент захотелось ударить придурка, но я сдержалась и подождала, пока последний студент выйдет из аудитории.
Оставшись со Смирновым наедине, я швырнула сумку на парту, не обращая внимания на то, с каким грохотом она упала, и нависла над Диминой кафедрой.
– Диплом?! – сердито переспросила я. – Вот как, значит?
– Работа не должна простаивать, – спокойно ответил Индюк.
– Дай подумать, где мой диплом… Может, он существует только в моей голове, ведь у меня нет ни минуты, чтобы его писать! – выпалила я.
– Многие успевают учиться и трудиться, – продолжил Дмитрий, пренебрегая моим запалом. – Ты мне помогаешь, но этот факт не исключает того, что тебе надо заниматься дипломом.
– Любопытно. И когда мне это делать, если я все дни трачу на репетиторство?
– У тебя появится больше времени: ты уже не станешь забивать свою умную головку тем, до чего не доросла, – изрек Индюк.
– Вот в чем дело! Ты снова за старое. Конечно, загрузи меня по полной программе, чтобы я не могла думать ни о чем другом.
– На сегодня ты свободна от подготовки лекций, – рассвирепел Смирнов, после чего ехидно усмехнулся: – Тебе еще готовить ужин у отца.
– Какой же ты… – Я с трудом сдержалась и не сорвалась на ругательства. – Зря я изменила свое мнение о тебе. Прониклась симпатией, решила, что подружимся.
– А мы еще можем, если ты будешь писать хорошие планы моих занятий, но симпатия – явно лишнее. – Он равнодушно пожал плечами и указал на дверь.
Одним махом Смирнов перечеркнул мой положительный настрой и втоптал в грязь все светлые порывы.
Сейчас он стал мне омерзителен. Я закинула на плечо сумку и как ужаленная выбежала из аудитории.
Ужин в обществе Смирнова был для меня тяжелым испытанием. Я мечтала оттянуть вечер, но минуты, издеваясь надо мной, пролетали молниеносным потоком, приближая неизбежное.
Не успела я и глазом моргнуть, а в дверь уже позвонили и папа попросил открыть.
Дима в облике университетского преподавателя Арсения Витальевича стоял на крыльце с бутылкой вина, которую и вручил мне, когда я пригласила его в дом.
Мужчина действительно напоминал молодого профессора: классические брюки, темно-синий свитер и твидовое пальто. Этот образ Дмитрию чертовски шел, и я, как влюбленная кошка, была готова простить все, если он, конечно, проявит дружелюбие.
– Арсений, добрый вечер! – поприветствовал его отец и пожал гостю руку. – Давайте пропустим по маленькой в гостиной, пока Лерочка заканчивает с готовкой.
– С удовольствием, Андрей Николаевич, – очаровательно улыбнулся Арсений и сел с отцом на диван, бросив на меня недовольный взгляд.
Чем сейчас не угодила псевдопрофессору, или же в нем пробудилась старая обида, – я не знала.
Я скрылась на кухне, чтобы не мешать мужчинам. Кроме того, мне стоило проверить готовность жаркого. Так или иначе, а мясо действительно получилось на славу. Но очень хотелось пересолить или переперчить одну порцию… Меня остановило только то, что Индюк может отыграться на отце или моих друзьях.
В итоге смирилась с тем, что снова предстоит кормить фээсбэшника.
Пока я сервировала стол, мужчины выпивали в гостиной, а затем перешли в столовую и удивленно замерли на пороге.
Папа мной гордился и довольно кивнул, приглашая научрука к столу, а тот все еще стоял как вкопанный.
– Я же говорил, что Лерочка прекрасно готовит, – сказал папа, похлопывая по плечу Диму, чем вывел того из оцепенения. – Садитесь сюда.
Смирнову пришлось занять место напротив меня, отец же устроился во главе стола.
Папа важно попросил меня поухаживать за гостем, но я понимала – он ведет себя так исключительно потому, что хочет похвастаться мной перед новым уважаемым профессором. Знал бы отец, что за гиена вторглась в жилище…
Чертовски привлекательная, но все-таки гиена.
Мы непринужденно беседовали: даже мне удалось расслабиться и потерять бдительность. Никаких странных вопросов Смирнов не задавал, да и вообще выглядел так, словно собирался отужинать с приятелем. Отец с гордостью поведал о своих выпускниках, добившихся успехов в карьере, а Дима-Арсений внимательно слушал.
– Значит, Евгений Макеев был вашим студентом? – как бы невзначай спросил липовый научрук.
– Да, – ответил отец. – Жаль, что все так трагически закончилось.
– Кто такой Евгений Макеев? – встряла я, чувствуя подвох со стороны фээсбэшника.
– Выпускник Оболенки, дочка. Я преподавал у него на курсе, – попробовав вино, объяснил папа. – Он был знакомым Арсения Витальевича. Они встречались в Италии, когда твой руководитель оканчивал аспирантуру.
– Был?.. – переспросила я и опять поймала на себе хмурый взгляд Смирнова, чем подтвердила свою догадку.
– Он погиб около года назад, – вздохнул отец. – Женя работал в Министерстве иностранных дел. Когда отправлялся на очередное дипломатическое задание, пилот самолета не справился с управлением, произошла авиакатастрофа.
Я посмотрела на Смирнова, но тот пристально изучал папу, словно пытался прочесть его мысли. И я не на шутку заволновалась.
Кто бы ни был этот Макеев, неспроста Индюк завел о нем разговор.
Только в чем Индюк может подозревать отца? Не будет ведь он обвинять моего папу в том несчастном случае! Или будет?
В общем, самое лучшее, что я могу делать, – резко сменить тему.
– Женя был замечательным студентом. Он же писал диплом под вашим руководством, Андрей Николаевич? Вы, наверное, были с ним близко знакомы?
– У папы столько студентов! – опередила я отца. – Вряд ли он часто встречался с Макеевым. Я вот даже не помню Евгения, а о выдающихся выпускниках отец всегда упоминает. Еще вина, Арсений Витальевич?
– Женя был неплохим человеком, – начал отец. – Но мы в самом деле мало общались…
– Как мясо? – перебила я и поймала гневный взгляд фээсбэшника, раскусившего меня.
– Восхитительно, дочка, – расплылся в улыбке папа, взял мою руку и поцеловал в раскрытую ладошку.
– Да, Валерия, вы, похоже, очень постарались. Все безумно вкусно, – окатив меня волной холода, отчеканил Дима.
– Спасибо.
Смирнов быстро взял на себя роль галантного гостя, ухаживающего за мной и отцом. Он накладывал нам закуски и подливал каберне в бокалы: хоть алкоголь в Оболенке и запрещен для студентов, папа иногда разрешал мне продегустировать стакан хорошего вина.
Кстати, я заметила, что Индюк пил совсем немного, кажется, осушил лишь пару бокалов, да и мне он старался подливать меньше, мотивируя тем, что девичий организм к спиртному не привык. Зато отцу доставалось все остальное.
Сволочь Дима решил подпоить папу, однако я не планировала майору потакать.
В очередной раз, когда Дима взял бутылку и принялся доливать в папин бокал остатки каберне, я со всей силы ударила мужчину под столом.
Смирнов хотел что-то сказать, но я посмотрела на него с такой ненавистью, что он промолчал.
– Вино закончилось, – оживился отец. – Лерочка, принеси еще бутылочку.
– Да, папа. – Я послушно встала из-за стола. – Арсений Витальевич, поможете открыть?
– Конечно, Валерия, – поддержал мой фарс псевдопрофессор.
Я провела его на кухню, закрыла дверь и накинулась на Смирнова:
– Какого черта ты творишь?!
– То же самое я у тебя спросить хочу, – прошипел он в ответ.
– Что за дознание? Отец не преступник, чтобы так с ним разговаривать! И кто такой в действительности Евгений Макеев?
– Тебе же сказали, мой знакомый.
– Ага, с которым ты познакомился на учебе в Италии, где никогда не был! – усмехнулась я.
Дима схватил меня за руки и притянул к себе так, что я практически врезалась в его стальную грудь. Дыхание перехватило, а живот будто скрутило в трубочку, и, черт возьми, было приятно. Через тонкий лен платья я почувствовала, что не только мое сердце бешено бьется.
– Лер, не лезь, – прошептал Дмитрий, но в его голосе не было злости или привычного раздражения. Все больше походило на просьбу. – Мне нужна информация.
– Какая? – тихо поинтересовалась я, не сводя глаз с его губ, изогнутых в кривой ухмылке, но таких манящих.
– Опять за свое? Не касается это тебя, поняла? – Он отпустил мои запястья, но горячие ладони переместились на талию: Смирнов еще сильнее прижал меня, словно обнимал.
– Ты в чем-то подозреваешь папу? – Голос дрогнул, и Дима нахмурился.
Неужели испугался, что я расплачусь?
– Лер, я ни в чем не обвиняю Андрея Николаевича, но не могу вычеркнуть человека из списка подозреваемых, если имеется хоть какая-то связь с делом, которое я расследую.
– Но папа… – начала я и замолчала: Дима приложил палец к моим губам.
– Твой отец – хороший человек, это видно сразу. Но он знает то, что может мне помочь. Пойми, ситуация крайне серьезная.
– Как я могу что-то понять, если ты ничего не рассказываешь?
– Ради твоего блага и безопасности, Лер. – Дима поцеловал меня в уголок губ и сразу же отстранился, выпуская из своих рук.
А я продолжала стоять, не шелохнувшись, боясь разрушить атмосферу, возникшую на кухне.
– Нам нужно возвращаться. Где вино? – как ни в чем не бывало спросил Дмитрий.
На ватных ногах я добралась до шкафчика и взяла бутылку мерло. Надо вести себя спокойно, как и Дима, однако ничего не получилось. Руки дрожали, а щеки горели так, что на них можно было жарить яичницу.
– Не спаивай папу, пожалуйста. – Я протянула Дмитрию бутылку и штопор, боясь посмотреть мужчине в глаза.
– Я не спаиваю Андрея Николаевича, просто хочу, чтобы он чувствовал себя свободнее. Да ему и не мешает немного расслабиться, – усмехнулся Смирнов, расправляясь с пробкой. – Проблем не будет. Не переживай.
Все и впрямь прошло замечательно. Дмитрий уже не наседал на отца с расспросами, хотя тот изрядно захмелел. Мы шутили и болтали на отвлеченные темы. Извечная папина серьезность испарилась, и я всей душой ощутила его любовь и гордость за меня. За долгие годы, что я жила в Оболенке, впервые почувствовала себя настолько беспечно, легко и свободно.
Дима ушел около одиннадцати. Предложил меня проводить, но я отказалась, сославшись на то, что нужно помочь папе, а потом прибраться. Если честно, было страшно оставаться наедине со Смирновым.
Слишком сильно меня тянуло к мужчине, а вино чересчур раскрепостило. Когда за гостем закрылась дверь, я помогла отцу подняться в комнату, и он моментально уснул.
Я бы тоже не отказалась забраться в кроватку, но не привыкла оставлять в доме беспорядок.
С уборкой я покончила далеко за полночь и уже собиралась возвращаться в корпус, но сообразила, что у меня появилась прекрасная возможность изучить папин дом. Да, я сказала Смирнову, что отец ни в чем не замешан, однако в это слабо верилось.
Решив сперва проверить кабинет, я направилась туда и просмотрела каждый уголок, но ничего подозрительного не обнаружила. Гостиная, столовая и кухня также не принесли открытий. Мне нужно было радоваться, но тревожное чувство никуда не делось.
Я устало опустилась на диван и задумалась. Что же я могла упустить?
И меня осенило: как раз напротив дивана находился камин, а разве есть лучшее место, где можно что-либо сокрыть?
Я подошла к камину, по-новому взглянула на кладку, выискивая наличие потенциальных тайников, и мое внимание привлек один, более темный, чем остальные, кирпичик. Как в детективных романах, я принялась нажимать, тянуть и даже тереть несчастный кусок глины. Все было впустую, пока случайно не надавила на край.
Кирпич сработал как кнопка, и деревянные панели, которыми была отделана гостиная, разъехались в стороны, открывая темный проход. Заглянув в него, я заметила лестницу, а на верхней ступеньке – фонарь. Не раздумывая, я стала спускаться.
Я прошла примерно уровень этажа и очутилась в комнатке с массивной железной дверью.
Поежившись от холода, я решила не отступать и дернула ручку, но дверь оказалась запертой. Где-то глубоко в душе трусливая маленькая девочка возликовала, что не надо идти дальше. Сегодня достаточно осмотреть только комнатку.
Размер достигал максимум пары квадратных метров, на стене висело зеркало в массивной раме, а рядом с лестницей стоял дубовый шкаф. Следовало туда заглянуть, но я испугалась: вдруг на меня повалятся пауки или кинутся летучие мыши? Взяв себя в руки, я глубоко вздохнула и распахнула створку. На вешалке висело что-то черное, и первая мысль, которая у меня возникла, была не очень хорошей.
Я расправила складки ткани и различила внутри плаща белую маску. От испуга я выронила фонарик, но, к счастью, не разбила. Подняла его и снова посмотрела на плащ и маску.
Несомненно одно: это одежда человека, бродившего ночью в Оболенке.
Значит, им был мой отец.