Я сидела напротив Николаса в этом проклятом ресторане, вглядываясь в его резкие черты лица, и пыталась понять, как мы докатились до этого – как из пылкой любви родилась эта жгучая ненависть, приправленная болезненным влечением? Когда-то я души не чаяла в этом человеке, была готова отдать за него всё. А теперь каждое его слово и прикосновение вызывало одновременно отвращение и постыдное желание.
Господи, как же низко я пала!
Даже сейчас, когда его длинные пальцы скользили по моему чувствительному бугорку, сквозь тонкую ткань шелковых трусиков, я с трудом сдержала стон наслаждения.
– Сиди спокойно, Лёля. – прошипел он, и его низкий голос с едва уловимым привкусом угрозы и обещания проник под кожу, распространяясь ядом по венам, заставляя сердце биться чаще. – Неужели ты хочешь, чтобы весь ресторан стал свидетелем наших маленьких игр?
Я начала отстраняться, но его власть надо мной оказалась сильнее. Попытка вырваться из его плена закончилась наказывающим щелчком по клитору. Меня пронзила острая вспышка боли, переплетаясь с волной неожиданного возбуждения. Мои пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони, оставляя кровавые полумесяцы. Как бы мне ни хотелось сейчас вцепиться в его самодовольную, красивую физиономию, вонзить вилку в его руку, я сидела неподвижно. С прямой спиной, надменным изгибом губ и безразличным взглядом, за которыми скрывалась настоящая буря эмоций – унижение, страх, гнев, и… да, чёрт возьми, желание.
Николас и раньше был слишком непредсказуем, но теперь, после стольких лет разлуки, я совершенно не знала, чего от него ожидать. Этот дорогой ресторан, богатые люди – для него ничто. Пешки в его жестокой игре, которую он вёл по собственным правилам, не считаясь ни с какими приличиями или последствиям. Я знала, что стоит мне лишь начать дерзить и открыто бросить ему вызов, он, не моргнув глазом, устроил бы публичную экзекуцию. Без колебаний поднял бы меня на этот полированный до блеска стол, как трофей, как свою собственность, и продолжил пытку под аккомпанемент приглушённой музыки и фальшивых улыбок изумлённых зрителей. А потом… эти люди заплатили бы за то, что стали свидетелями моей покорности, за то, что видели, как моё тело дрожит от его прикосновений.
Наши отношения всегда были подобны игре с огнём, наполнены страстью, доходящей до грани безумия. Я до сих пор помню жар его прикосновений. Его жадные, голодные поцелуи, оставлявшие на моём теле метки, которые не в силах были стереть ни время, ни другие мужчины. И сейчас, спустя семнадцать проклятых лет, как я рассталась с ним, разорвав эту порочную, опасную связь, моё тело вновь предательски откликалось на его ласки, прямо как раньше.
Я ненавидела себя за эту слабость, за неконтролируемую реакцию, за то, что моё тело помнит его до сих пор. И его за то, что он всё ещё вызывал во мне эти сильные, противоречивые, невыносимые эмоции, которые расщепляли меня на части.
В голове развернулась полномасштабная война, ярость боролась со страхом, гордость – с желанием. Я представляла во всех подробностях, как впиваюсь ногтями в его надменное, высокомерное лицо, оставляя на безупречной коже длинные, кровоточащие борозды. Как кричу ему всё, что думаю о нём, о его жестокости, о его эгоизме, о его разрушительной власти. Но за этой яростью распускалась горькая, болезненная истина – моё сердце трепетало не только от ненависти. Оно тосковало по нему, по той близости, которую мы когда-то делили, жаждало его прикосновений, его внимания, и даже его искажённой, извращённой любви.
И он знал это. Чёртов садист читал меня, как открытую книгу, наслаждаясь моим мучением.
Когда его палец проник в меня, я не смогла сдержать тихий стон. Прикусила губу, пытаясь заглушить звук, но было поздно. Другие гости ресторана тут же обернулись в нашу сторону. Любопытство в их глазах быстро сменилось шоком, когда они поняли, что происходит под столом. Николаса, казалось, это ничуть не смущало, он лишь едва заметно ухмыльнулся, обнажив ряд белоснежных зубов.
– Тише, Лёля. Я сегодня не в настроении для публичных представлений.
– Прекрати… пожалуйста. – прошептала я, чувствуя, как горит лицо от стыда и унижения. Но он лишь усмехнулся, его глаза потемнели от желания, и добавил ещё один палец, медленно двигая ими, растягивая, дразня, доводя меня до исступления. Его движения были небрежны, ленивы, как будто он делал это мимоходом, не прилагая никаких усилий. Но каждое прикосновение отдавалось в моём теле сладкой, жгучей судорогой, заставляя меня выгибаться навстречу его руке.
Он небрежно взял со стола свой мобильный, и, не отрывая от меня потемневших, почти чёрных глаз, произнёс с убийственным спокойствием, от которого у меня по спине пробежал холодок:
– Елена, если ты ещё не поняла, я хочу, чтобы ты кончила на мои пальцы. Надеюсь, мне не придётся повторять это ещё раз.
Я зажмурилась, изо всех сил пытаясь сдержать рвущиеся с губ отчаянные всхлипы. Стыд и унижение жгли меня изнутри. Я чувствовала, как напряглись соски, как пульсирует кровь между ног, и от этого становилось только хуже. И Ник, как всегда, видел, как моё тело реагирует на него, вопреки здравому смыслу и ненависти.
– Ты чудовище! – процедила я сквозь стиснутые зубы, с трудом сдерживая дрожь в голосе. Мои пальцы судорожно сжимали край стола, пытаясь найти хоть какую-то опору в этом безумии. – Как ты можешь так поступать со мной, как будто я одна из твоих… шлюх? Вот что на самом деле значит быть любимой Николасом Картером?
Он громко, издевательски расхохотался, запрокинув голову, и от этого леденящего душу звука по моей спине пробежали мурашки.
– «Любимой»? – переспросил он, насмешливо выгнув бровь. – Если ты забыла, то я с радостью напомню. Ты сама ушла от меня, Елена. Бросила меня, струсив перед моей тьмой. Так какого чёрта ты от меня хочешь?
Его лицо исказилось от ярости, желваки заходили ходуном. Ник был воплощением первобытной силы, дикой, необузданной, которую я когда-то так жаждала укротить, но в итоге сама оказалась раздавлена ею.
– Я что, должен был расстелить красную дорожку перед тобой? – прорычал он, с силой сжав челюсти. Я видела, как напряглись мышцы на его скулах, и невольно сглотнула. – Твой брат меня наебал, я мог убить его и стереть в порошок всю вашу проклятую семейку! Но из уважения к тебе, к тому, что было между нами, я дал вам шанс! Вместо того чтобы искать эти чёртовы деньги, которые вы бы никогда не нашли, не вляпавшись в ещё большие неприятности, я позволил тебе спасти его шкуру! Всего лишь быть рядом со мной тридцать дней и слушаться! Тридцать дней, Елена! И ты смеешь меня упрекать?
Его слова били меня наотмашь, заставляя содрогаться от ужаса и отвращения. Горький ком подкатил к горлу. Правда, которую я так отчаянно пыталась игнорировать, сжимала грудь, не давая вздохнуть. Я знала, что он прав, и от этого становилось ещё больнее. Ненависть, которую я так старательно взращивала в себе все эти годы, начала трескаться, обнажая под собой глубоко запрятанные страх, боль и… оскорблённую гордость. Да, я бросила его. И теперь расплачивалась за свою трусость и за глупость брата.
Собрав остатки мужества, я подняла на него умоляющий взгляд, чувствуя, как по щекам текут горячие слёзы.
– Я… просто не могла…остаться с тобой, Ник. Ты бы никогда не ушёл из этого мира… насилия и крови. А для меня это было слишком. Твоя жестокость убивала меня, медленно, но, верно, разъедала изнутри, как кислота.
Лицо Николаса исказила гримаса боли, как будто я ударила его в самое сердце. Но в следующее мгновение эта уязвимость исчезла, сменившись непроницаемой маской. Он снова стал тем Николасом Картером, которого знал весь Лас-Вегас – холодным, жестоким, неприступным.
– Ты сделала свой выбор… – мрачно произнёс Ник, его голос был лишён эмоций. – Решила, что я испорчен и не заслуживаю быть с тобой. Что ж… посмотри, где ты теперь.
Картер наклонился так близко, что я чувствовала его обжигающее дыхание на своей коже и запах дорогого одеколона. Его язык мучительно медленно провёл по моей ключице, оставляя влажный, горячий след, поднимаясь к чувствительной мочке уха.
– Твоя киска такая мокрая и жаждущая, так сильно сжимает меня. Ты уже хочешь кончить, не так ли, Лёля?
Он произнёс это детское прозвище с такой издевательской нежностью, что у меня перехватило дыхание.
– Уверен, с моим членом внутри тебя, было бы куда лучше, Лёля.
Боже, какой же он дьявол! Николас прекрасно знает, как его грязные слова действовали на меня в прошлом, заставляя желать его ещё сильнее.
– Ник… – взмолилась я, с трудом сдерживая стоны. – Прошу, не делай этого. Я… не могу… Не так…
Он медленно вытащил пальцы и, поднеся их к губам, облизал с таким видом, словно дегустировал коллекционное вино. Его тёмные глаза буквально пожирали меня.
– Твоё тело жаждет моих прикосновений, как бы ты ни сопротивлялась. – промурлыкал Ник, его губы изогнулись в довольной ухмылке. – Так что расслабься и получай удовольствие.
С хищной улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего, Николас потянулся к брюкам. Я отвернулась, стараясь не смотреть на него, сжимая руки в кулаки. Хотелось, чтобы этот спектакль поскорее закончился. Но когда что-то гладкое и холодное коснулось моего влажного входа, сердце пропустило удар. Ник медленно ввёл в меня что-то продолговатое, вибрирующее. Спустя несколько мгновений, я поняла, что это виброяйцо.
– Зачем оно? – тихо спросила я, стараясь не привлекать к нам внимание ещё больше.
Николас достал свой телефон и с довольной ухмылкой демонстративно поднёс его ближе ко мне. Я затаила дыхание, наблюдая, как его пальцы уверенно коснулись экрана. Мускулы на его руке напряглись под тканью дорогой рубашки, когда он открыл приложение для управления секс-игрушкой.
– Помнишь, как тебе нравилось, когда я доводил тебя до грани, не позволяя кончить? – спросил он, в его взгляде сверкало торжество.
Когда мои глаза расширились в ужасе от понимания его замысла, Ник продолжил:
– Ты будешь сидеть здесь с игрушкой внутри тебя, изнывая от желания, и молиться, чтобы я поскорее закончил обед.
Я сжала бёдра, чувствуя, как нарастающая вибрация проникает всё глубже, до самых нервных окончаний. Жар разлился по низу живота, пульсируя между ног. Картер довольно усмехнулся и, коснувшись экрана, плавно увеличил интенсивность.
– Ник, прошу, не надо. – снова взмолилась я, в отчаянии схватившись за его руку. Пальцы судорожно сжали ткань его дорогой рубашки. Сердце билось где-то в горле, отбивая бешеный ритм, а в черепушке царил полный хаос. – Не делай этого… Я не… я не выдержу…
Но он лишь покачал головой, его взгляд потемнел, став почти чёрным.
– Ты сама виновата, Елена. – отчеканил Картер, медленно высвобождая руку из моей хватки. – Нужно было следить за языком. А теперь ты будешь расплачиваться за свою дерзость.
Я зажмурилась, пытаясь сдержать рвущиеся с губ стоны. Внутри всё пылало, жгло огнём, требуя разрядки. Но я знала, что Ник не позволит мне кончить, пока сам этого не захочет. Он всегда любил доводить меня до исступления, наслаждаясь моими мольбами, слезами и полной покорностью. Это была его извращённая, жестокая игра, и я, к своему стыду, была в ней всего лишь пешкой.
– Пожалуйста, Ник… – прошептала я, чувствуя, как слёзы обжигают щёки, оставляя на коже горячие дорожки. – Это слишком… неправильно. Ты не такой…
Он молча наблюдал за мной, его взгляд прожигал меня насквозь, словно исследуя каждую деталь моего страдания. Неожиданно, наклонившись ближе, он прошептал мне на ухо:
– Я не вижу чёрного и белого, правильного и неправильного. Есть только то, что я хочу. И ты выдержишь всё, что я тебе дам. Как бы ни сопротивлялась, в глубине души, под толстым слоем обиды и боли, ты всё ещё любишь меня, Елена. Опасного, властного, жёсткого и непредсказуемого.
Его слова раздавались в моём сознании болезненным эхом, разбиваясь о стены тщательно выстроенной защиты. Глядя в его бездонные глаза, я понимала, что он, чёрт возьми, прав. Сколько бы я ни пыталась убежать, отгородиться стеной равнодушия, его тьма всё равно манила меня, как мотылька на пламя, гипнотизируя, завораживая и одновременно пугая.
– Елена, запомни. – его голос был спокоен, но в нём звучала сталь, которая заставила меня трепетать от страха и возбуждения одновременно. – В течение тридцати дней, на которые мы заключили контракт, ты принадлежишь мне. Полностью. Твоё тело, мысли, желания, оргазмы… Всё моё.
Он провёл пальцем по моей щеке, мягко и почти нежно, что резко контрастировало с жёсткостью его слов.
– И только я решаю, когда и как ты будешь кончать.
Я судорожно сглотнула, чувствуя, как внутри всё сжимается от его слов, стягиваясь в тугой, болезненный узел. Ник так мастерски дёргал за ниточки моей души, как будто я всего лишь марионетка в его руках.
– Но… – начала было я, ища хоть какой-то выход, хоть малейшую щель в этой паутине, которой он меня опутал. Однако Ник приложил палец к моим губам, заставляя замолчать.
– Даже не пытайся обмануть меня и поиграть соло. Иначе тебя будет ждать наказание, гораздо хуже, чем просто не позволить тебе кончить.
В этот момент вибрация внутри меня усилилась, посылая волны сладкой истомы по телу. Я закусила губу, изо всех сил стараясь не издать ни звука, но это было невероятно сложно.
– И что будет, если я выполню твоё пожелание? – прохрипела я, с трудом переводя дыхание.
Его губы коснулись моей кожи на шее, оставив короткий поцелуй, и я почувствовала, как он слегка прикусил её, как будто хотел пометить.
– Если будешь послушной девочкой… завтра я отвезу тебя к Алистеру.
Моё сердце замерло. Я резко повернулась к нему, не веря своим ушам.
– Серьёзно? – в голосе послышалась пронзительная нотка отчаяния. – Ты позволишь мне увидеться с братом, если я не вытащу эту чёртову игрушку без твоего разрешения?
Его губы изогнулись в жестокой усмешке.
– Именно так, Лёля. Но ты должна доказать, что достойна этой встречи, что ты послушная девочка.
Я сжала зубы, борясь с подступающими слезами. Ник использовал любовь к брату как рычаг давления, безжалостно манипулируя моими чувствами. И хотя где-то в потаённых уголках сознания я понимала, что он находит в этой ситуации какое-то извращённое удовольствие, меня терзали вопросы.
Что заставляет его так поступать? Месть за то, что я его бросила? Очередная игра в кошки-мышки, целью которой было окончательно сломать меня, подчинить своей воле?
– Что происходит в твоей голове, Картер? – тихо спросила я, даже не надеясь на ответ. – Во что ты играешь?
Как и ожидалось, Ник ничего не сказал, только снова потянулся к своему телефону. Я раздражённо фыркнула и отвернулась. Он начал переключать режимы игрушки, меняя ритм и силу вибрации, и внутри меня всё сжималось от нарастающего возбуждения. Но я упрямо стискивала зубы, отказываясь дать ему хоть каплю удовольствия от моей реакции. Я не собиралась сдаваться так легко, даже если каждая клеточка тела умоляла о разрядке.
Пусть катится к чёрту, этот садист!
Ник, казалось, почувствовал моё сопротивление, и его губы изогнулись в ехидной усмешке.
– Ты ведь знаешь, что рано или поздно сломаешься, Лёля. – прошептал он, его пальцы нежно, почти ласково коснулись моего подбородка, приподнимая голову, чтобы заглянуть мне в глаза. – Ты всегда была такой упрямой… но, в конце концов, каждый раз отдавалась мне полностью, без остатка. Так будет и на этот раз.
Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.
Боже, как я ненавижу его за то, что он так хорошо меня знает, за то, что всё ещё имеет надо мной такую проклятую власть!
Но где-то в глубине души, под слоем гнева и отчаяния, зашевелился страшный червь сомнения.
А вдруг он прав, и я действительно сломаюсь… снова?
Николас продолжал обедать как ни в чём не бывало. Он ел неторопливо, с наслаждением, смакуя каждый кусочек, в то время как у меня кусок не лез в горло. Я едва могла сосредоточиться, всё внимание было приковано к тому, что происходило с моим телом. С каждой секундой контролировать себя становилось всё труднее. Когда он, не отрывая от меня взгляда, увеличил скорость вибрации, мне пришлось закусить губу до крови, чтобы сдержать рвущийся наружу стон.
– Елена, с тобой в порядке? – спросил Николас, и на его лице появилась тень самодовольной улыбки. – Ты выглядишь немного… напряжённой.
Ответить было чертовски сложно. Волны желания накатывали одна за другой, грозя захлестнуть меня с головой. Я была на самом краю, и стоило мне открыть рот, как наружу вырвались бы стоны. Но я не могла позволить ему победить.
Собрав остатки самообладания, я лишь коротко кивнула и потянулась к бокалу с вином.
– Как долго мы ещё тут задержимся? – спросила я спустя несколько мгновений, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Может поедем уже?
В тот же миг игрушка перестала вибрировать. Из груди вырвался тяжёлый вздох – смесь облегчения и разочарования. Я снова поднесла бокал к губам, надеясь, что терпкая прохлада вина хоть немного успокоит разбушевавшиеся нервы. Но Николас, казалось, только этого и ждал. Он включил игрушку сразу на самый мощный режим. От неожиданности моя рука дрогнула, бокал выскользнул из пальцев, и вино расплескалось по белоснежной скатерти, оставив бордовые пятна. Несколько капель попали на моё декольте и подол платья.
Николас рассмеялся, откинувшись на спинку стула. От этого низкого, грудного звука, такого знакомого и одновременно пугающе чужого, по моей коже пробежали мурашки.
– Что ж. – произнёс он, наблюдая за мной из-под полуприкрытых век. – Теперь нам действительно стоит поторопиться.
Ник небрежно подозвал официанта, чтобы расплатиться, а я сидела, не в силах пошевелиться, и с тоской смотрела на растёкшееся по скатерти вино. Внутри меня бушевала буря: гнев, унижение и… желание, которое я так отчаянно пыталась подавить.
Николас Картер, этот чёртов мафиози с опасной улыбкой и глазами, полными тьмы, снова зажёг во мне огонь. Одним прикосновением, словом, взглядом. И я не была уверена, что на этот раз мне хватит сил сопротивляться. Что я не стану мотыльком, летящим на пламя, способное сжечь меня дотла.
«Смогу ли я собрать себя снова на этот раз, когда он наиграется?» – промелькнула тревожная мысль, когда мы выходили из ресторана, а его большая рука легла на мою поясницу в собственническом жесте.