– Господа стражи! Мы люди мирные! – бухнулся в ноги всадникам, а точнее их лошадям, мужчина возглавлявший процессию. Из этого следовало, что это были крестьяне, что на свой страх и риск отправились в столицу продать продукты и нехитрые крестьянские изделия, на вроде плетеных корзин или домотканных ковриков.
Всадники молчали. Главный из них, в добротных кожаных доспехах, решил еще немного страха напустить.
– Не ворованное? А то смотрите мне! – прикрикнул он, возвышаясь на коне над согнутой в поклоне спиной крестьянина, как морская волна в шторм над утлой рыбацкой лодкой.
– Свое, господин! Свое! Всем селом собирали обоз, денег собрать на налог барону нужно, – по-прежнему не разгибая спины оправдывался крестьянин.
– Ну ладно, будя спину гнуть. Дело есть. Графская дочка пропала. Не видал? – грозно спросил страж.
– Не видали благородных от самого села, откудова выехали – приподнявшись после разрешения стража, но все еще в поклоне, отвечал крестьянин.
– Как звать тебя крестьянин? – поинтересовался страж. Остальные члены небольшого отряда не вмешивались, лишь кони переступали в нетерпении.
– Савва, господин. Зять старосты нашего села Дорна. – немного удивленно ответил крестьянин.
– Не врешь, Савва? Смотри, ежели узнаю, что соврал, то шкуру спущу и штраф заплатишь – снова припугнул страж.
– Не встречали никого благородных, господин, клянусь! – попытался бухнуться на колени Савва, но страж остановил его рукоятью кнута. Агнесса все это время только молилась, чтоб никто не вспомнил о ней.
– А кто встречался? – поинтересовался страж, уже больше для приличия, растеряв интерес к обозу.
– Да сиротки-девчонки деревенские, вон в последней телеге, со вдовой Меланьей едут – уже успокоившись пояснил Савва.
Страж подъехал к пятой телеге. У Агнессы сердце чуть из груди от страха не выскочило. Но отвод глаз она держала крепко. Всадник заметил девчонку лет семи, что с любопытством смотрела на стражей. Агнесса лежала на боку, будто бы сморенная усталостью. Ноги она поджала и прикрыла рогожей так, чтобы, посветив файером или фонарем, не заметили ее старенькую, но не крестьянскую обувку.
– Сестра твоя чтоль? – спросил страж девочку, не желая трогать спящую худенькую девушку, в одежке которой не было ни одного намека на благородное происхождение. Не то, чтобы жалко было будить, просто опасался визга испуганной девицы.
Девочка утвердительно кивнула, рассудив, что если у нее будет старшая сестра, то в приют не заберут, которого она страшно боялась.
– Возвращаемся на развилку! – скомандовал главный из отряда страж и всадники быстро скрылись в ночи.
Пружина внутри Агнесс расслабилась. Угроза пока миновала. А там, глядишь и до столицы доберется, где в ней графскую дочь точно никто не признает, пока не достанет документы, спрятанные за пазухой.
– Ири, дочка, – раздался тихий голос вдовы, правившей телегой, – ты что ж, думаешь в приют тебя сдать хочу в городе?
Девочка смутилась, опустила голову на грудь.
– Нет, дочка, в том селе, где ты жила нет больше твоих родных, вот и взяла тебя себе. Не отдам тебя никому, ты ж родня мне по покойному моему мужу. Дальняя, но родня. С тобой мне все веселее, чем одной век доживать, – голос женщины дрогнул, она смотрела на девочку и протягивала к ней руку.
Ири бросилась к женщине и порывисто обняла ее. Комок слез в горле не давал девочке поблагодарить вдову. Агнесс немного позавидовала ребенку – та, оставшись сиротой могла получить любовь по сути от посторонней ей женщины, а вот сама Агнесс получала лишь ненависть и пренебрежение. Да и к ней крестьяне отнеслись хорошо, не стали при стражах говорить, что Агнесс не сестра Ири, и вообще могли бы вытолкать с телеги для осмотра и проверки стражами, но не стали.
Дальнейшая дорога прошла спокойно, и Агнесс даже немного задремала. Сильвер, который перед появлением стражи будто дематериализовался, снова мурлыкал под боком, успокаивающе шепнул у нее в голове – «Спи, я разбужу, если что». Но будить не потребовалось до самой солицы.
У городских ворот обоз остановили и попросили полный перечень того, что везут, чтобы назначить плату за въезд и право торговли на ярмарке.