Дом, где случилось двойное убийство, помещался в глубине запущенного сада – таинственного и полутемного даже в разгар дня. Тропинка из каменных угловатых плит, что вела к домику, застенчиво пряталась в зарослях папоротников. Сам особняк – с причудливой, изогнутой на старинный манер крышей, густо поросшей зеленым мхом, с двойными закругленными сверху окнами, казался скорее домиком гномов из сказки, чем местом, где случился банальный криминал.
– Я тут ничего не трогала, – лепетала приходящая уборщица, – как увидала, так сразу к вам…
– Да уж. Тут и без вас все потрогали, – вздохнула я, созерцая разгром внутри домика.
– Интересно, что они тут искали, – озадачился Миррек.
Потерпевших было двое: старичок-одуванчик, и мужчина помоложе. Старичок был мертв, хотя непонятно, отчего? Тяжелых ран на теле не было, только кровоподтек на виске, и впору было предположить, что он скончался от инфаркта, вызванного сильным испугом… а вот тот, что помоложе, судя по всему, оказал нападавшим отчаянное сопротивление, ибо и тело, и в клочья изодранная одежда – носили следы бешеной драки. При этом лежал он головой в щели между массивной кроватью и… узловатым широченным стволом дерева, которое росло прямо в комнате, сквозь пол, и, прорастая стволом сквозь крышу, устремлялось ветвями в небеса. Но ствол был здесь! Внизу, у самых корней, в стволе было огромное дупло, в котором помещалось уютное креслице с подушками, и даже с фонариком внутри – а на самом стволе крепилась книжная полка из корявых, но славно отполированных досок, уставленная старинными фолиантами, с тиснеными золотом корешкам (я еще раз отметила сказочность обстановки особнячка). Несколько томов свалились с полки и, как упали на голову бедняги, так и лежали…
Я осторожно убрала книжку с головы несчастного, потом вторую, и наконец, мне открылось лицо покойника – мужчины лет тридцати, который был весьма недурен, да что там недурен! Он был бы просто красавцем, если бы его не портили большой синяк под глазом и запекшаяся на подбородке кровь из разбитого носа. Волосы – пышные, цвета лесного ореха, также были в крови…
Это меня огорчило. Красивых мужчин и так почти нет в природе. А тут одного из последних красавцев прикончили – какое расточительство!
А хорош! Черты лица – словно изваяны из мрамора старинным скульптором. Брови – шелковые, черные вразлет, а изгиб-то какой красивый! И твердые, изящно очерченные губы… ах.
Как давно его убили? Я откинула рукой с лица пряди длинных волос – закинула назад, чтобы не мешали рассмотреть покойника получше. И тут меня ждало первое потрясение.
Ухо!!! Ухо, как у эльфа!
Откинутая прядь волос обнажила его ухо, верхняя сторона которого была заостренной и вытянутой кверху . Это что, у нас тут эльфа прикончили? А вампиров, некромантов и прочих кикимор тут часом за занавеской не прячется?!
Я уже машинально оглянулась в поисках опасной нечисти. Но тут меня настигло второе потрясение: «покойник» вдруг приоткрыл глаза и тихо застонал.
– Врача! – крикнула я. – Он жив.
– Точно?! – радостно воскликнул Миррек и принялся тыкать пальцем в телефон, вызывая скорую.
Несостоявшийся покойник, меж тем, силился что-то вымолвить разбитыми губами. Он морщился от боли, но явно хотел что-то сказать! Склонившись к нему, в надежде услышать что-то важное о преступлении, я шепнула:
– Говорите, я слушаю! Ну же…
И наконец, я расслышала то, что он пытался до меня донести. Он прохрипел из последних сил:
– А ты горячая кошечка…
И закрыл глаза.