Глава 22

В окошко раздался требовательный стук. Олег вскинулся, не вполне узнавая окружающее.

– Гринев? Ну ты и место себе для сна разыскал! Ты что, напился? Как ты залез в такую рухлядь? А я ищу тебя по всем телефонам!

От этой женщины, как от тайфуна, – никуда.

– Эвелина?

– Не знаю, кого ты видел во сне, но я – наяву. Уразумел? Может, распахнешь для дамы дверь?

Олег огляделся. В нескольких метрах впереди застыл ослепительно белый «пассат», за рулем его угадывалась фигура чернокудрого мужчины.

– А твой мачо не заревнует?

– Тебя это заботит?

Дверь Эвелина открыла сама, Олегу пришлось передвинуться на водительское место, иначе бывшая жена запросто плюхнулась бы ему на колени.

– Гринев, у тебя нездоровый вид. Все так и живешь? Ешь по всяким закусочным что попало, спишь с кем придется... Горбатого могила исправит.

– А по мне – я красивый.

– Твой горб – в душе. А это еще уродливее.

Олег только вздохнул: и какой леший дернул его жениться на девице с именем Эвелина? Есть в этом что‑то от барокко, а он всегда предпочитал ампир. М‑да, странные дела случаются порой с мужчинами.

– Тебе, Гринев, ничего, ничего не дорого! Ни отношения, ни участие, ни‑че‑го! Только биржа, биржа, биржа... Люди живут нормальной жизнью, а ты...

– Что для кого нормально.

– Прекрати! Для всех нормально то, что естественно.

– Скажем, содержать двух мачо и третьего – на десерт.

– Раз это тебя задевает, значит, я тебе небезразлична.

Гринев только вздохнул. Если бы она могла представить, до какой степени...

– Я, кстати, ехала к тебе на родительскую квартиру. На твоей холостяцкой я уже была. Поскольку тебя нигде нет, решила, что ты затворничаешь. Гринев, а знаешь... Может, ты по жизни – монах? Так шел бы в монастырь и читал бы эти, как их, псалмы... – Эвелина расхохоталась. – Я представила тебя с бородой и в клобуке. Пожалуй, это было бы оч‑ч‑чень сексуально.

– Лина... Глаза Эвелины затуманились недолгой печалью.

– Гринев, признаюсь, ты был хорош как мужчина, но притом никогда не мог понять желания женщины.

– Виноват, исправлюсь.

– Прекрати кривляться! Я потратила на тебя лучшие годы жизни...

– Всего два. Обычно говорят – угробила молодость.

– «Всего два». Подумай, как я могла бы устроиться, если бы не ты!

– Разве ты не устроилась?

– На что ты намекаешь? На ту жалкую квартирку у черта на куличках, куда ты запер меня при разводе? На старую рухлядь, на которой я езжу?

Олег оглядел белоснежную красавицу впереди с курчавым мальчиком за рулем.

Мальчик по‑хозяйски выставил локоток в окно и покуривал тонкую ароматизированную сигарету. Запах ментола был слышен даже здесь.

– Не такая уж и рухлядь.

– Ты не представляешь, сколько она жрет денег!

– Представляю. Страховку, если мне не изменяет память, продолжаю оплачивать тоже я.

– Ты хочешь, чтобы я платила за все?! И это при том, что я... что ты... ты просто жлоб.

– Может быть.

– Так оно и есть! Знаешь, что в тебе самое непереносимое, Гринев? Ты мог бы сидеть на мешке с ассигнациями и не потратить на себя ни цента. Знаешь, почему? Тебя это совершенно не интересует! Тебя не интересуют деньги, тебя не интересуют удовольствия, тебя ничего не интересует, кроме финансов! А что такое финансы? Ничто, фикция!

– Слушай, Лина, твой мальчик трет задницей очень даже не фиктивное сиденье и курит вполне респектабельные сигареты.

– А что он должен курить? «Беломор»? – искренне удивилась Эвелина.

– Да хоть кедровые шишки! Почему?! Почему я должен сидеть и слушать всю эту ахинею, Лина?! Ты хочешь жить, как ты хочешь?! Так живи! Флаг в руки, барабан на шею, пилотку на голову!

– Легко сказать – как хочешь! Ты решил от меня избавиться и засунул в ту жалкую конторку пахать за жалкие гроши!

– Сидеть куклой перед компьютером – ты называешь «пахать»? А штуку зелени в месяц за это сидение – грошами?

– Я все‑таки закончила колледж культуры и могла бы...

– Блистать на сцене. Я помню: ты знаешь ноты.

– Ты злой, бессердечный эгоист. – Эвелина краешком платочка, осторожно, чтобы не задеть макияж, промокнула сухие глазки. – Ты хоть понимаешь, почему я тогда ушла? Твой распрекрасный Валерий Игоревич приставал ко мне самым недвусмысленным образом! Ты нарочно меня туда устроил, подстелил под приятеля!

Только я не из таких!

– Лина... – Олег поморщился так, будто съел лимон – Ты уж на Валерика не наговаривай! Господин Стеклов – убежденный и законченный гей. И твоя ультракороткая юбка пугала его больше, чем Колчака бронепоезд «Вся власть Советам».

– Вот именно! Думаешь, приятно было работать среди гомиков?

– Что тебе нужно? – выдохнул Олег, чувствуя, как голову заполняет тяжелая волна.

– Общения. Только общения. Но ты никогда не понимал женщин. А незаурядные женщины – вообще не для тебя. Тебе милее потаскухи.

– Что тебе от меня нужно сейчас? – раздельно, по складам, выделяя каждое слово, повторил Олег.

– Ты знаешь, я снова временно не работаю, но вынуждена париться в Москве, как какая‑то лимитчица.

– Зачем же париться? Съезди к родителям, под Пензу... Дорога туда, обратно, и там... – Олег поднял глаза к потолку:

– На все про все – семь тысяч.

– Долларов! – быстро подсказала Эвелина.

– Рубле‑е‑ей, – развел руками Олег.

– Ты... ты... ты еще издеваешься?! – На этот раз слезы на ее глазах были непритворными. – У меня... у меня даже денег на бензин нет!

– Понимаю. Нищета.

– Скотина!

– Эвелина, ты зарвалась. Встречаться с Золотницким и не иметь денег на бензин?

– Золотницкий – свинья и скряга. Я его бросила, работу летом в Москве – не найти.

– Еще ее не найти зимой, весной и особенно осенью. У тебя от головы что‑нибудь есть?

– Ты все пьешь эти таблетки? Когда‑нибудь ты. загонишь ими себя в могилу.

– Эвелина открыла сумочку. – Вот. Хороший американский аспирин. Прими сразу две, и тебе станет легче.

– Угу, – кивнул Олег, забросил таблетки в рот и проглотил.

Эвелина вздохнула:

– Порой ты похож на животное. Но я тебя все равно жалею.

– Да? – Олег вынул из внутреннего кармана портмоне, вытряхнул из него долларов четыреста на колени Эвелине, выдохнул:

– Все, что есть.

– Вот только подачек мне не нужно. – Эвелина быстро собрала деньги и спрятала в сумочку. – Уж сколько ты там со своим Черновым загребаешь на доверчивых лохах – я догадываюсь. Но, заметь, никогда не требовала от тебя ничего лишнего.

– Я помню.

– А знаешь что? Говорят, если мужчина к твоим годам не обрел твердое положение, то он неудачник.

– Так говорят?

– Это общеизвестно. Что тебе остается? Только сожалеть о прошлом. Ты сожалеешь?

– Да, – сокрушенно и искренне кивнул Олег. – Сожалею.

Лицо Эвелины расцвело счастливой улыбкой.

– Такую, как я, тебе не найти. Ты хоть понимаешь это?

– Таких больше нет.

– Ты искренен? – подозрительно глянула Эвелина, сморщив лобик.

– Абсолютно.

– Ну ладно. Пока. – Она приложилась напомаженными губками к его щеке, оглядела себя в зеркальце, вышла довольная и буквально поплыла к машине, перемещаясь в пространстве неземным видением, облаком, миражом. Олег какое‑то время очумело смотрел ей вслед, потом закрыл лицо руками, плечи его затряслись.

Эвелина обернулась, наклонилась к курчавому молодому человеку за рулем «пассата»:

– Бывший муж. Никак не может меня забыть. Ты видишь? Он рыдает!

На самодовольном лице юноши расцвела белозубая улыбка абсолютного, вселенского превосходства.

Эвелина обошла автомобиль, удобно устроилась на сиденье, произнесла величаво:

– Поехали.

Бросила взгляд в зеркальце заднего вида, поджала великолепно очерченные губы, повторила удовлетворенно:

– Рыдает.

«Пассат» плавно тронул и через минуту скрылся из вида. Олег убрал ладони от лица и мешком завалился на соседнее сиденье. Он хохотал.

Загрузка...