Оказавшись перед воротами небольшого особняка, Олег некоторое время помедлил, примерился и – разом перемахнул чугунную ограду и направился к дому.
В тот же момент вспыхнули галогенные лампы, заливая пространство неживым люминесцентным светом.
Когда Олег подошел к двери, у порога уже стоял высокий и широкоплечий мужчина и улыбался визитеру.
– Медведь‑то ты медведь, а скачешь, как леопард.
Они пожали руки и прошли в дом.
– Леша, это и есть старая дачка? – спросил Олег.
– А то.
– Что в гараже?
– «Мерседес».
– Служебный?
– Свой.
– Растут люди. А ты раздобрел, Леший.
– Скорее раздался. Зато ты тощ, как дворовый кот.
– Порода такая. Ем мало, сплю еще меньше. Это в мою честь иллюминация?
– Сработали сенсорные датчики. Ты зачем через забор прыгал?
– Усомнился. Место вроде то, береза – тоже. А домик – другой. Решил убедиться.
– Убедился?
– Да.
Они прошли на второй этаж, устроились на просторном балконе. Стол был уже накрыт: коньяк, водка, холодные закуски.
– Когда тебя нет – охрана? – спросил Гринев.
– Нет.
– Значит, не пристрелили бы.
– Привычки детские забывать пора.
– Думаешь?
– Обидно словить пулю в Подмосковье в мирное время.
– А оно мирное?
– Брось, Олег. Ты же финансист, а не философ.
– Финансы без философии не финансы, а просто деньги.
– Сильно сказано. Но глупо. Всем милее то, что в кошельке. Тебе нет?
– Смысл ищу.
– Жизни?
– Не меньше.
– Не поздно?
– Это – как умирать или жениться: никогда не поздно.
– Лучше второе.
– Кто бы спорил.
– Ну что? За встречу? Они разлили, выпили.
– Что не похвастался, Леший? – спросил Гринев, поведя рукой.
– Я скромный.
– Воздух здесь – хоть пей.
– Да. Когда‑то это было глушью, а теперь... Дорогу подвели, был бы на машине, заметил. Ты по делу?
– Нет. Просто.
– Я, вообще‑то, так и решил. А потом подумал – мало ли... Все‑таки давно не виделись.
– Очень давно. Ты поднялся.
– Одни люди падают, другие поднимаются. По второй? Они выпили. Повспоминали общих знакомых. Выпили по третьей. Поболтали о политике. Снова налили... И снова...
– Как‑то странно себя чувствую, – признался Лешаков.
– С чего? Хороший дом, теплая ночь.
– Отвык общаться просто так. Совсем отвык. Умом понимаю: мы же знаем друг друга сто лет, и вообще... Пью и – не пьянею. Сверлом мысль: «Что ему от меня нужно?»
– Мне? Я же сказал: ничего.
– Я не о тебе, Олег. Я о привычке. И о времени. Оно меняет нас. И когда‑нибудь изменит совсем. Общество свободных индивидуумов. Наверное, ты прав.
– В чем?
– В войне. Как сформулировал некогда Томас Гоббс: «Война всех против всех». А свобода – не что иное, как свобода подмять остальных.
– Может быть.
– Война... Она всегда за выживание. Если покатишься вниз, можешь не остановиться.
– Кто знает, Леший, где верх, где низ? Может, в этом и есть вся прелесть?
– В падении?
– Я же медведь. Работаю на падение для будущего подъема. Да и, как сформулировала одна милая девушка... по ощущениям полет от падения неотличим.
Лешаков посмотрел на Олега пристально и очень внимательно.
– Я не пьян, – улыбнулся тот. – Но и не трезв.
– Вид у тебя шальной. Словно ты собираешься прыгнуть с вышки в бассейн без воды.
– Почти что.
– А воду нальют, когда научишься прыгать?
– Надеюсь, раньше. – Олег помолчал, произнес раздумчиво:
– Иногда это приходится делать. Прыгать или...
– Или?
– Имитировать прыжок.
Лешаков погрустнел:
– Вот это и плохо.
– Что именно?
– Мы не виделись черт‑те сколько времени... Сидим, умничаем, а каждый думает о своем. И ладно бы дети, жена, семья. Нет. Бизнес.
Олег встал, прошелся по балкону‑террасе, вдохнул настоянный сосновый аромат:
– Почти рай.
– Мне тоже нравится. Вот только... Мы сидим здесь, видим кусочек леса и – друг друга... И приходит мысль такая, что дух захватывает... А есть ли остальной мир? Или он – мираж?
– Ты в поселке давно не был, Леша?
– С детства.
– Жаль.
– Почему?
– Завод там был.
– Сейчас разве нет?
– Пустые цеха. Ребра ангаров. Свалка. Лешаков пожал плечами.
– Сейчас невыгодно производить. Сейчас выгодно торговать. Никому нет дела до цеховых развалин.
– Тебе тоже?
– Мне тоже.
– Плохо.
– Чтобы эту рухлядь поднять, нужно вложить... даже не знаю сколько. Пусть экономисты считают.
– Продавать проще?
– Проще.
– Понятно. Товары и услуги. Ты, кажется, на инженера учился?
– Мы все учились понемногу... Ты же знаешь, Медведь, у меня охранное предприятие. Фирма.
– Которая веников не вяжет... А кого вяжет?
– Кого нужно, того и повяжем.
– Погоди, ты же был связист...
– Я и теперь он. Связи... куда без них? Что ты засмурнел, Медведь? Не Россию продаю. Ее без меня продали.
– Понятно. Услуги и... что еще?
– Олег, этот разговор «о птичках»... – Я не о птичках. Я о заводе. О людях. Об их детях.
– Ты все‑таки пьян.
– Чуть‑чуть.
– Я их на завод палкой не гнал.
– Просто им не повезло?
– Можно и так сказать.
– Нам с тобой повезло больше. Москва, родители по советским временам зажиточные и значимые...
– Да? А армия?
– Не знаю, как ты, а я дурак был. Хотел стать настоящим мужчиной.
– А я провалил первый экзамен. Вчистую. Я тебе рассказывал.
– Помню. Любовь. Безответная.
– Любовь всегда безответная, Гринев. Мы любим не женщину, а свое представление о ней. А с годами понимаешь... От баб – одни потери. После Эвелины ты, надеюсь, это осознал.
– Не вполне.
– Значит, все впереди, Медведь. Хотя мальчишкой ты давно не выглядишь.
– Всякому овощу – свое время.
– Если дадут созреть. Нет, ты не сбивай меня, Медведь. Вот ты говорил: родители, влияние... Как ты попал в Туркестан?
– Нарушал дисциплину. Характер такой.
– А я не нарушал. Но тоже попал. Разнарядка. План. Когда предки узнали – начали рвать и метать. А также звонить и перезванивать. Но – поздно. Я был уже далеко.
– И к чему ты это? «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз...» Система.
– Ты помнишь, что было потом?
– Подрались в части с туземцами.
– Это не драка была, Медведь. Быть московским пацаном и тогда и теперь... Нас очень не любят везде, Медведь.
– Были бы вместо нас рязанские или калужские – им бы тоже досталось. А вообще... Нам тогда просто повезло.
– Ты это называешь «повезло»?
– Да. Мы же отбились.
– А военная прокуратура, дело, угроза дисбата – это что? Тоже «повезло»?
– Конечно повезло. Мы же в него не попали.
– Зато попали в Афган. Под занавес.
– Очень повезло.
– Да?
– Мы – живы.
– Живы. – Леша задумался, вспоминая. Повторил:
– Живы.
Разлил. Они выпили молча.
– Вообще‑то, жаль, что давно не виделись, – сказал Лешаков. – Очень жаль.
Может, все как‑нибудь и по‑другому вышло...
– Что – все?
– Не знаю. Жизнь.
– Это – вряд ли.
– И все же вид у тебя совсем шалый. Ты что‑то задумал?
– Не я один. – Олег помолчал, произнес медленно:
– Таких поселков и городков, как этот, в России тысячи. По большому счету ты прав: здесь Москва рядом, люди худо‑бедно, но устроились. Я хочу, чтобы люди жили достойно. Везде.
– Зачем тебе это?
– Хочу быть богатым.
– «Жить достойно». Звучит как лозунг. Уж если я чего и понял, так только то, что жить богато или счастливо заставить нельзя.
– Со счастьем – это кому как повезет.
– Но нам‑то повезет?
– Нам повезет. Потому что мы этого хотим.
– Ладно, Олег. Давай по крайней накатим и – спать. Подъем завтра ранний.
Ляжешь в большой комнате, на кушетке.
Леший разлил:
– За что пьем? За падение?
– За полет.
Через пятнадцать минут Олег уже крепко спал. Ему снилось небо.